Ну, вот и дождались мы с вами, братцы…
Не так, пожалуй – братья во Христе:
Себе позволил Филя потоптаться
Бесёнком на поверженном кресте!
Там, где «звездит» губастый парикмахер,
Где против нас стеной стоит МинКульт.
Там быдло не пошлёт кумира на хер,
Там собчаки и бузовы поют.
Кто представлял Макара к госнаградам?
Кто всякой дряни дал «зелёный свет»,
Той, что сегодня зрители не рады?
Да, есть вопросы. И ответы есть!
Но мы вернёмся к «своему барану»,
Который под «фанеру» рубит нал.
Самовлюблённость поздно или рано
Должна была родить такой финал.
Я помню, как ещё в восьмидесятых
Он пел «Алёшу» (правда, не в Кремле)
О памятнике русскому солдату
В Болгарии на пловдивской земле.
Казался скромным паренёк из Варны,
Но быстро стал играть иную роль:
Пошли награды, премии и званья,
И вот уже, смотрите, он – «король».
Он был ещё никто, чтоб петь в Афгане,
И «мужем Аллы», чтобы петь в Чечне.
Пел про любовь, про розочки в стакане…
И больше ни единой о войне!
Да чёрт бы с ним! Ну, пел бы он для женщин:
Не он один на том поймал кураж,
Но искренности становилось меньше,
И Филя перешёл на эпатаж.
Не важно в чём: в прикиде или жестах,
И в мимике, что не под стать годам,
В своих словах, которые не к месту.
Как говорится, всё для милых дам!
Вот так и свадьба стала эпатажем
И для него, и Аллы вместе с ним.
А два венчанья насмешили даже:
Второе «осенял» Ершалаим.
Мне, честно говоря, плевать на Аллу:
Был голос, но прокурен навсегда.
Она под стать Филиппа воспитала –
Мужчинку, что теряет берега.
Но тут любую пошлость перекрыло
Глумленье над распятием Христа.
Мой друг Пегас и тот лягнул бы в рыло,
Да только нету рыла у глиста.