Нетленки. Правдивые истории о рукописях 3

Вячеслав Анчугин
Однажды Сергей Лукьяненко решил написать продолжение серии «Дозоры». Долго разрабатывал идею о том, как Московский Дозор что-то там не поделил с Киевским, темные опять кричали: «Если прольется хоть капля нашей крови, мы разорвем Договор!». Светлые в ответ кричали: «Вы все равно его не соблюдаете!» В бой вступили светлые, темные, оборотни, ведьмы и прочие чистые и нечистые силы. И все это под прикрытием специальной военной операции, проводимой на территории одной из стран Восточной Европы. Пока писал первую главу, действительно началась спецоперация. Причем события в реальном мире стали обгонять литературный вымысел. Перекрестился Лукьяненко, и сжег незаконченную рукопись. Абы чтобы чего на него не подумали. И на всякий случай сжег начатую рукопись про то, как Землю захватили пришельцы после получения неожиданных странных сигналов со спутников «Вояджер», отправленных давным-давно в открытый Космос. Так, на всякий случай.

Однажды Александр Радищев задумал написать продолжение своей знаменитой книги «Путешествие из Петербурга в Москву». Причем как бы вернуться из Москвы в Петербург. Да еще и через 230 лет. Приехал, как и полагается, на Петербургский вокзал, который стал почему-то Ленинградским. «Странно, - подумал Радищев, - еду в Петербург, а вокзал почему-то Ленинградский. Нет ли в этом кризиса общественного устройства в России?» Купил билет на первый поезд. На нем было написано «Сапсан». «Да, - подумал Радищев, - Россией так и не изжиты корни хазаров-кочевников. Дать главному поезду страны имя птицы, всегда настигающей свою жертву». Первый класс оказался приличным: кожаные кресла, кофий, выбор блюд, свежая пресса. Обхождение вежливое. Отдохнув с часок после суеты посадки, Радищев не торопясь выложил на столик пачку бумаги, письменный прибор, надел на ручку новое платиновое перо. Рассеяно смотрел в окно, на жалкие деревеньки вдоль дороги и думал о России, ждал первой остановки, что выйти и посмотреть, как теперь живет страна. Незаметно задремал. Вдруг будят его: «Александр Николаевич, будьте любезны, Петербург, прибыли». Посмотрел Радищев на свою рукопись, где было каллиграфически начертано только название, и подумал: «Ну вот, блин». По приезду сжег страницу с названием, а еще пачку чистой бумаги. А всем говорил потом, что второй том никому нельзя было показывать. Поезд новый, а Россия не изменилась.

Однажды Веничка Ерофеев набрался сил и решил написать второй том своей знаменитой книги «Москва – Петушки». В принципе, он до Петушков в прошлый раз так и не доехал. Не помнит, чем все закончилось. А в книге пришлось присочинить. Редактор настоял. Сел на Курском в электричку и через два часа вышел на перрон Петушков. Трезвый. «Не понял, - подумал Венедикт, - как же так?» В поезде никто не пил, и Ерофееву не предлагал. На трезвую голову революцию в Петушках делать глупо, поэтому перешел на противоположную платформу и поехал обратно в Москву. Пока ехал, в блокноте появились первые две страницы новой повести. Правда, ни одного литературного слова в них не было. Нет, было одно: «Тронулись». Остальные напечатать никто бы не взялся. Даже в наши дни. «Двух страниц мало, - подумал Ерофеев, - нужно все делать самому». Пошел в винный магазин. Всех названий не вспомнил, кое-что пришлось заменить на подобное. Долго считал и столбиком и в линию количество спиртного, делил на километры, умножал на цены, вычитал бой тары, делал скидку на возможных собутыльников. Короче, занимался высшей математикой. Посмотрел на конечную цифру и понял, что никакой гонорар это не покроет. Вышел на улицу, поджег блокнот и бросил в урну. И покрыл по матушке жизнь, которая не дает реализоваться русскому литературному гению.