Родился Алексей Леонидович Решетов, российский лирический поэт и писатель, как теперь говорят, в знаковом 1937-м, случилось это событие 3-го апреля, в Хабаровске, в семье журналистов.
Отец, Решетов Леонид Сергеевич, был талантливым журналистом в газете «Тихоокеанская звезда». Мать Нина Вадимовна также была журналисткой, родилась на острове Русский, район города Владивостока.
Отец - был из крестьян Богородского уезда Московской губернии, а у матери предки были Георгий Нежарадзе, предводитель дворянства в Кутаиси, и Нина Церетели, грузинская княгиня, владелица марганцевых рудников.
Кроме русских и грузинских, текла в венах Алексея и польская кровь, по бабушке, Ольги Александровны Павчинской.
В октябре 1937 года, когда маленькому Леше было полгода, на семью свалилась страшная беда, главу семьи арестовали.
Ещё недавно отец отметился очерком в газете «Тихоокеанской звезда» о Маршале Советского Союза - 1935 год, Василии Константиновиче Блюхере (01.1890.-09.11.1938.) и его окрестили со страниц «Правды» «дальневосточным Радеком» и этим собственно подвели черту под его жизнью.
Радек Карл (31. 10. 1885. – 19. 05. 1938.), советский политический деятель, литературный критик, журналист.
Окончил дни, Карл Радек, в Верхнеуральском изоляторе для политзаключённых.
После ареста отца, журналиста, Леонида Решетова о нём не было никаких вестей, а неизвестность, как водится, питала надежду.
И лишь получив копию судебного приговора, Нина Вадимовна узнаёт, что муж её, Решетов Леонид Сергеевич 1910 года рождения, решением выездной коллегии Верховного суда СССР от 13 апреля 1938 года был приговорён к высшей мере за участие в антисоветской правотроцкистской организации и в тот же день расстрелян, в возрасте 27 лет.
Но эта поздняя правда настигнет семью лишь в 1990-м, полвека спустя.
На долю маленького полугодовалого Алексея и его двухлетнего старшего брата Бетала, следом, после ареста отца, выпадет ещё одно испытание – арестовывают мать.
Перед отправкой в Казахстан, Нине Вадимовне удалось выбросить из вагона письмо , это заметили охранники и даже поезд остановили, но письма не нашли и оно каким-то чудом дошло до бабушки, Ольге Александровне Павчинской, и она вызволила внуков из детского приюта.
А Нину Вадимовну отвезли в Караганду, а потом по этапу – в лагеря на Каму.
Женщины-заключённые работали на лесосплаве. Нина Вадимовна вспоминала позднее: «С севера сплавляли лес по Каме. Брёвна вмерзали в лёд. Мы их вырубали изо льда…».
В 1945 году бабушка привезла внуков в посёлок строителей близ Соликамска, где Нину Вадимовну оставили на поселение, на строительство Соликамского бумажного комбината.
Алексей, совершенно не помнивший маму, ведь когда разлучили, ему было полгода, удивился какая она молодая и красивая.
Через два года строителей Соликамстроя, а вместе с ними и семью Решетовых перебросили в соседние Березняки.
Другой бы ожесточился, затаил обиду – и на страну, и на окружающих его людей с более благополучной судьбой.
А что же Алексей?
А он в городе Березняки, Пермский край, окончив школу и горно-химический техникум. В техникуме, Алексей Леонидович, начал писать стихи, с 1953 года.
«Мы ещё не сломались,
Не волнуйся, будь спок.
Приносил меня аист,
Уносил «воронок».
В бесконечных кошмарах
Срок считая, как стаж,
Мы лежали на нарах
Возле грязных параш.
Мы потом выходили
На свободу, но там
Мало что находили
Незнакомое нам»
С тех пор, с 1956 по 1982 , на 26 лет он горный электромеханик на Березняковском калийном комбинате.
Самое подходящее место для свиданий с Музой, что и говорить…
«…Виктору Астафьеву»
Не плачьте обо мне
я был счастливый малый.
Я тридцать лет копал
подземную руду.
Обвалами друзей моих
поубивало,
а я ещё живу, ещё чего-то жду.
Не плачьте обо мне,
меня любили девы.
Являясь по ночам, чаруя и пьяня,
не за мои рубли,
не за мои напевы
и не одна из них не предала меня.
Не плачьте обо мне.
я сын «врагов народа»,
в тридцать седьмом
поставленных к стене.
В стране, где столько лет
отсутствует свобода
я всё ещё живу
не плачьте обо мне.
Первая книга стихов «Нежность» вышла у Алексея Решетова в 1961 году в Пермском издательстве. И была замечена критиками.
В 1960-1970 годы вышли ещё сборники: «Белый лист», «Рябиновый сад», «Лирика» и другие.
В 1965 году, после публикации повести «Зернышки спелых яблок», Алексей Решетов был принят в Союз писателей СССР.
К этому времени Алексей Леонидович был уже широко известным поэтом на Урале.
Один из виднейших русских критиков Вадим Кожинов, включил его в антологию «Страницы современной лирики», в числе 12-ти поэтов, среди которых представлены Н. Рубцов, В. Соколов, Г, Горбовский, А. Передреев, О, Чухонцев, Ю. Кузнецов и другие.
Сборник был официально адресован старшеклассникам и выдержал два издания в 1980 и 1983 годах в издательстве «Детская литература».
В 1987 году, когда Алексею Решетову, одному из лучших российских поэтов, отмечали 50-летний юбилей, ему было присвоено звание Почётного гражданина города Березняки.
За литературную деятельность Алексей Решетов ыл награждён в 1987 году Почётной грамотой Президиума Верховного Совета РСФСР, а в 1994 году ему было присвоено звание «Заслуженный работник культуры».
Алексей Леонидович был награждён нагрудным знаком «Шахтёрской славы» третьей степени.
В советские времена «Шахтёрская слава» - ценилась на уровне трудового ордена.
Алексей Решетов один из самых значительных русских поэтов ХХ века, никогда не зарабатывал на жизнь литературой.
Только может быть, в ту недолгую пору, когда с 1982 года работал в Перми литературным консультантом при местном отделении Союза писателей.
«Мы бомжи от поэзии…», написал как-то Алексей Леонидович.
Их было не так уж мало – русских поэтов безусловного дарования, которых советская литература с радостью приняла бы «от станка» на своё довольствие, но они бежали от заманчивой участи.
Оставались в механиках, сторожах, бухгалтерах, итээровских служащих.
«Мы бомжи от поэзии, мы шваль.
Мы нищие с протянутой рукою.
Мы клоуны. Но Господу нас жаль.
И Он дарит нас вечною строкою»
Алексей Решетов, получивший первое призвание как тонкий своеобразный лирик ещё в начале шестидесятых,
не покинул Урал, не отправился искать счастья на чужой стороне.
Хотя, конечно, звали в дорогу. Была возможность прилепиться к одному поэтическому поколению, к другому.
Но все агитпоезда Алексей Леонидович проводил, наверное, тем сумрачно-смущённым взглядом, каким он смотрит на фотографии, что помещена над моим повествовании о нём.
При жизни Алексей Решетов получил лишь одну премию – имени Аркадия Гайдара, от пермской газеты «Звезда». Сто двадцать рублей. За границей не был.
Одним из тех, кто поддерживал Алексея Решетова, в трудное время, был писатель-фронтовик Виктор Астафьев.
О себе Алексей Решетов рассказывать не любил, ужасно смущался и уводил разговор к Пушкину или к своим товарищам-шахтёрам.
Один из них спас когда-то Алексея Решетова из-под завала, сказав:
«Ну, теперь ты будешь жить вечно…»
Что ещё можно сказать о биографии Алексея Решетова?
Надежды на высшее образование пришлось оставить, вместе с планами поступления в Литературный институт.
В 1960 году, покончил с собой старший брат поэта Бетал, трагически, без видимой причины выпал из окна общежития, Московского государственного университета, где учился на геодезиста, накануне защиты диплома, и рождения дочери Оли.
Старший брат Бетал, учился отлично в школе, но ему не дали золотую медаль, а только серебряную, из - за отца, который проходил как «враг народа» в автобиографии школьника.
До этого все силы Алексея Решетова уходили на помощь старшему брату, пока он учился, а теперь на попечение двадцатитрёхлетнего Алексея оказались три женщины – бабушка, мама и племянница Оля – дочь Бетала.
Кормилец в семье остался он один.
Племянницу Олю, Алексей дал себе зарок, воспитывать до получения её высшего образования, боясь, чтобы к ней не перешло стремление к суициду, как у брата.
Детей у Алексея Решетова не было, семью создал поздно, воспитывал племянницу Ольгу. Заключил брак со своей ровесницей Тамарой Павловной Катаевой в 1994 году, когда поэту было уже 57 лет.
В 1995 году Алексей Леонидович переехал в Екатеринобург, к жене, где и жил до своей кончины.
Алексей Решетов умер 29 сентября 2002 года, в возрасте 65 лет, едва приступив к работе над собранием сочинений. Синий трёхтомник вышел в Екатеринбурге два года спустя.
Похоронен Алексей Решетов в городе Березняки.
В 2005 году Алексей Леонидович Решетов стал лауреатом Всероссийской литературной премии имени Д. Н, Мамина-Сибиряка.
Премия была присуждена посмертно, через три года, за собрание сочинений в трёх томах.
В собрании есть такие строки:
«Собрать бы последние силы,
Склониться над белым листом
И так написать о России,
Как пишут о самом святом.
Она тебе зла не попомнит.
Попросишь прощенье – простит,
Настанет твой час – похоронит.
Приидёт пора – воскресит»
Тогда, после кончины Алексея Леонидовича Решетова, казалось неизбежным, что его читатели вскоре рассеются в кутерьме рыночных будней, а память о поэте ограничится вздохами немногих поэтических ценителей.
Но произошло нечто удивительное. Молчаливые читатели Алексея Решетова оказались людьми решительных поступков, а не благих намерений.
Друзья и земляки Алексея Решетова дело памяти не отложили до лучших времён, не доверили следующим поколениям.
Шахтёрская складчина решила дело безо всяких президентских указов об увековечении.
За собранные средства, в Березняках установили мемориальную доску на рудоуправлении, где с 1956 по 1982 год, Алексей Решетов работал горным электромехаником.
Начиная с 1999 года, в городе Березняки, проходит фестиваль «Решетовские чтения», имеющий всероссийское значение.
Одна из площадей в 2002 году получила название Решетова – почётного гражданина города Березняки.
Вскоре, в 2005 году, в центре города Березняки, появился и замечательный памятник одному из лучших российских поэтов, Алексею Леонидовичу Решетову.
Бронзовый памятник поэту выполнен в полный рост, автор березниковский скульптор Юрий Устинов.
Малая березниковская энциклопедия называет Алексея Решетова лучшим лирическим поэтом Урала, конца ХХ века.
Из поэтического наследия Алексея Решетова.
«Поторопитесь, стоим только миг…»
Станция Жизнь.
Первозданный рассвет.
Звон колокольный.
На яблоньках – цвет,
но утомлённо
бубнит проводник:
- Поторопитесь, стоим только миг.
***
Мы Библию редко читаем,
Нам всем подавай детектив.
О чём же тогда мы мечтаем,
Какого мы царства хотим?
Раздумывать долго не надо –
Погрязшие в блуде и зле,
Хотим мы кромешного ада,
Хоть он уже есть на земле.
«Стихи о военном детстве»
1
Я из чёрного теста,
из пепла войны,
и стихи мои, как погорельцы, грустны.
Лишь закрою глаза,
и опять я – малец,
в неокрепшее темечко
метит свинец.
И несёт почтальон
на потёртом ремне
безотцовщину чёрную
брату и мне.
2
Никогда не забуду
как во время войны
из картошки из мёрзлой
мать пекла деруны.
Деруны на олифе
и сластят, и горчат,
но и этому рады
я и старший мой брат.
Мы сидим в одеялах,
За окошком мороз.
Письмоносец соседке
«смертью храбрых…» - принёс.
И она прибежала к нам –
белее стены.
Мать её утешает…
И горят деруны.
3
Война прошла, прошла война,
но барабанным перепонкам
казалась странной тишина,
обманчивой, чрезмерно полной.
На кровью политых полях
уже пшеницу убирали,
но всё ещё в госпиталях
солдаты наши умирали.
***
Отец мой стал полярною землёй,
одной из многих,
золотой крупинкой.
А я хотел бы,
в мир уйти иной,
вернуться к вам зелёною осинкой.
Пусть в гости к ней приходят грибники,
и целый день
звенит в листве пичуга.
А эти вот надёжные суки –
для тех, кто предал
правду или друга.
***
Я был пацаном голопятым,
но память навек сберегла,
какая, у нас в сорок пятом
Большая Победа была.
Какие стояли денёчки,
когда без вина веселя,
пластинкой о синем платочке
вращалась родная земля.
***
Мы в детстве были много откровенней:
-Что у тебя на завтрак?
- Ничего.
- А у меня хлеб с маслом и вареньем.
Возьми немного хлеба моего…
Года прошли, и мы иными стали,
Теперь никто не спросит никого:
- Что у тебя на сердце? Уж не тьма ли?
Возьми немного света моего…
«Брат»
Мой брат, твой адрес – кладбище, бурьян,
Земля сырая, мир потусторонний.
Когда тебе из наших дальних стран
снесут письмо усталые вороны?
Когда расскажут липы на ветру,
что ни одна звезда не почернела,
и тёплый хлеб нас будит поутру,
и нет у жизни края и предела?
Мой милый брат, ты – дома, я - в гостях,
мне здесь, в гостях, то весело, то грустно,
когда же я тебе о новостях
поведаю не письменно, а устно?
«Поэты»
Л.И.Давидычеву.
Поэты погибают не от пуль,
поэтов сокрушают не наветы:
Сам по себе мучителен их путь,
самих себя не берегут поэты.
Расширены глаза, как у детей.
Попробуй жить
И не растратить крови,
Переживая тысячи смертей
И чьих-то несложившихся любовей!
Да, чистой кровью пишутся стихи,
Да, вечно словотворчество людское
И с красной начинается строка.
И красной завершается строкою.
***
Я, как волк, появился в апреле
в этом яростном мире большом.
Мне авдотка* играл на свирели.
я лежал на земле нагишом.
Объясните-ка мне, буквоеды:
Мы не волки – а плечи сильны,
мы не волки – а головы седы,
мы не волки – а песни грустны.
И когда я ночные потёмки
пью вприкуску с гусиным пером,
я – то ведаю, чьи мы потомки,
разрази Чарльза Дарвина гром!
*авдотка – птица, не стайная, предпочитает одиночество. Характерной особенностью являются её глаза – большие, окружённые черным контуром и ярко жёлтые внутри.
***
Проснулся я от солнечных лучей.
Цвела трава. В России было лето.
Как хорошо, что этот мир – ничей:
ходи, дыши, и нет тебе запрета.
Как хорошо, что кто-то нам сберёг
земной простор – леса, озёра, тучи! –
Любимая не пустит на порог,
неплохо и на камушке горючем.
Спешу к земле, как матери родной,
от всех своих досад и треволнений,
и возле первой нивушки ржаной
надолго опускаюсь на колени.
«Дворик после войны»
Мирный дворик.
Горький запах щепок.
Голуби воркуют без конца.
В ожерелье сереньких прищепок
женщина спускается с крыльца.
Пронеслось на крыльях веретёшко –
то есть непоседа-стрекоза.
Золотая заспанная кошка
трёт зеленоватые глаза.
У калитки – вся в цвету – калина,
а под ней – не молод, и не стар –
сапогом, прошедшим до Берлина,
дядька раздувает самовар.
***
Как жили женщины в бараке
у нас в посёлке горняков,
как смело вмешивались в драки
парней и взрослых мужиков.
Как тонко чистили картошку,
с трудом добыв у куркулей,
как ворожили на крестовых
и на червовых королей.
Как грудь над люлькой обнажали
и тихо пели: ай, ду-ду…
как утром шпильки ртом держали –
всё это было на виду.
Да и фанера переборок
и коврик с парой лебедей
от их ночных скороговорок
не обособили людей.
И нас мальчишек, волны грусти
неизъяснимой брали в плен.
И свет таинственных предчувствий
всё шёл и шёл от смежных стен…
Мы убегали под берёзы –
живой и мёртвою водой
там представлялись их угрозы,
их женский шёпот молодой…
***
Кофточка застенчивого цвета,
под косынкой золотая рожь.
Женщина, тиха, как бабье лето,
протянула запотевший ковш.
Ничего она мне не сказала,
просто поспешила напоить.
Петь устала, говорить устала,
Только нежной не устала быть.
«Комната смеха»
Потеха, ей-богу, потеха,
держите, а то упаду!
Прекрасная комната смеха
открыта у нас в горсаду.
За самую низкую плату –
двенадцать волшебных зеркал.
Товарищ, а где тут поплакать?
Я друга вчера потерял,
Да, видно, уж выплакал очи,
как в холоде-голоде рос, -
и вот бы зайти на часочек
в прекрасную комнату слёз.
***
Нет детей у меня. Лишь стихи
Окружают меня, словно дети,
но они и бледны, и тихи,
не живут они долго на свете.
Дорогой, потерпи до утра,
золотой, подожди до рассвета,
завтра утром придут доктора,
мы на дачу уедем на лето.
… И опять – словно снег – черновик,
и перо – словно посох скрипучий,
и рука – как безумный старик,
и свеча – как звезда из-за тучи.
***
Когда уйду по оклику Всевластной
и други всхлипнут, головы склоня,
Земля не станет менее прекрасной,
но всё же обеднеет на меня.
***
Скажите, правители наши,
пройдёт ли в России разлад?
Одни из нас сеют и пашут,
другие на нарах сидят.
А третьи под дудочку пляшут
и пишут, о чём им велят.
«Рябиновый сад»
Лежу на больничной постели,
мне снится рябиновый сад.
Листочки уже облетели,
а красные гроздья – висят.
И мать говорит мне:
« Мой мальчик,
запомни, когда я уйду,
что жизнь наша горче и ярче,
чем ягоды в этом саду».