О, молчаливые дети, выстраданные из грёз бескрайней
Равниной; восходя к незавершённости, наше время истекает
Кровью, на минных полях выцветает наше отчаяние.
Когда выдвигаемся мы в священный поход, кто ты,
Следящий за нами из истлевшего облака?
И кто теперь мы — отмеченные Венерой, идущие, как во сне,
В её холодные объятия? Что как не сталь — наша поступь?
В золотистых полях, где некогда серп серебристый резвился,
Где косы в руках косарей свистели негромко, теперь
Содрогаются хрупкие кости под грохотом крупного града.
Но осколки разорвавшегося сердца больше не трогают нас.
Ведь мы, синеглазые зверьки осеннего леса, уходим в ночь,
Чтобы вылакать её дотла. Пока молоды, вечность штурмуем
Мечтами своими, но в последний момент — смиренные —
Бросаемся ниц перед ней. Вечерами всматриваемся
В смерть, примеряем на себя её таинственный образ.
В мягком окопе ночуем, накрывшись, чтобы не проснуться,
Полупрозрачным саваном звёздного неба, а в воздухе,
Над нашими головами, повисает братская могила. В полудрёме
Заново обретаем собственные лица, но взгляды уже другие.
В соприкосновении с грядущим рождается непримиримость.
Преображённые, мы выходим из-под земли, и нет больше того,
Кто мог бы воспрепятствовать нашему вознесению.
Это не больно, когда наши выбеленные лбы
Терзаемы колючей проволокой; её ядовитые шипы —
Всего лишь судьба, тогда как в тигле нашей души
Страдание переплавилось в непринуждённость.
И бездна терпения нашего разрешилась агатовым солнцем,
Под жгучими лучами которого есть нам первородный мир.
Благослови же нас на мужество, Ночь, и тайной тропой
Проведи своих заплутавших детей через смерть.