ГОША СПЕКТОР: «…А СУЩНОСТЬ ПОЭТА ДЕРЖАВНА»
http://stihi.ru/avtor/gosha_spektor
Непросто подступаться к рецензии стихов автора, чьего творчества не знаешь досконально. Не знаешь, с чего начинал, как развивался, что искал. Тем не менее есть стихи – а они способны сказать куда больше биографии! Передо мной достаточно цельная подборка из зрелых стихов Гоши Спектора: вот такой несколько необычный псевдоним избрал себе автор, возможно, желая подчеркнуть доверительность и естественную интонацию предстоящего разговора – разговора с читателем.
Прочитав стихи, я бы определила их как собственный путь боли поэта (у меня у самой есть такое определение глубинной структуры, или побудительной мотивации творчества – «метафора беды») – а мы все так или иначе этот путь проходим, перенося его на бумагу, ибо без поэтических свидетельств, без переплавки чувства в слово само чувство как будто отмирает, и опыт сердца и души словно уходит в небытие. Поэзия – это ведь в определённом смысле и фиксация тоже (мыслей ли, событий, парадигм), это порожки, этапы, зазубринки, зарубки, засечки на шкале времени, которые автор делает то мимолётно, то с усердием, а порой и против собственной воли, как бы помимо волевого решения… Путь боли – это тот обжиг, который проходит душа в земной жизни, и поэзия Гоши Спектора мне видится именно таким болевым сгустком – причём не только частного опыта, но и опыта в исторических, временны;х, социальных контекстах.
Для меня голые сухие формулы, лишённые иррациональной составляющей, – ничто, точные формулировки без волшебства, без особой магии – тоже не работают, не становятся поэзией. Всегда ищу те стыки, где поэт как раз поверяет алгебру гармонией (в противоположность пушкинскому «поверить алгеброй гармонию»), то, что находится как бы за гранью мастерства, смыслового и технического – даже и безукоризненного. Ищу то, что над, чтобы уловить истинный голос поэта, его сущностный нерв, его интуитивные соприкосновения с пространством.
И меня сразу остановило вот это фронтальное столкновение творчества и быта, двух непримиримых врагов, в стихотворении-посвящении поэтессе «На уровне быта» – остановило и подкупило:
…………………….
В углу прорастает лианами буйная зелень,
Струится по стенам прообраз грядущей строки.
На уровне быта одно лишь присутствие лени
Всегда перевесит свои и чужие грехи.
На уровне быта забыто наличие страха.
Наивная речь обретает стальные края.
На уровне быта перо и простая бумага
Не выглядят больше как главный аспект бытия.
Достаточно твёрдая точка зрения автора выражена с помощью доверительной, почти задушевной интонации обращения, очевидно, к более младшему собрату по перу, что делает все авторские посылы особенно близкими читателю, достоверными и в то же время не прямолинейными, не догматичными. Автор здесь делится своим опытом и пониманием места поэта среди людей, места творца среди обывателей, при этом попутно выдавая афористичные наблюдения и выводы – такие как «Тебе ли не знать то, что склонность людей к эпатажу / Зависит от уровня опустошенья внутри!», или «Ведь ты поэтесса, а избранным свойственно верить / И после себя за наличие веры корить», или «Ведь ты поэтесса, а сущность поэта державна. /Так вот – соответствуй и зла на других не держи». Удачная игра слов только украшает и углубляет поэтический рисунок. И вот эта убеждённость, что «сущность поэта державна» – то есть поэт имеет определённую власть над душами людей, – сродни мандельштамовскому утверждению о том, что «поэзия – это сознание своей правоты». Без абсолютной, всеохватной веры в своё предназначение и силу поэт в принципе невозможен. И мне кажется это важнейшим показателем поэтической зрелости самого Спектора. Я бы только в предложении «И после себя за наличие веры корить» вставила тире перед «себя»: «И после – себя за наличие веры корить», – иначе можно прочитать как «после себя».
На мой взгляд, по сплаву мысли и внутренней органики это одно из лучших стихотворений подборки. Впрочем, автору и в целом присуще пластично сформированное и плотное поэтическое письмо. Вот, например, стихотворение «Он быстро учился…»:
……………
Он верил, что святость – есть свойство отдельной души,
Живущей в отдельной, а не в коммунальной квартире.
Что в мире всё просто, что всё относительно в мире,
А значит, не надо пытаться куда-то спешить…
Или – стихотворение «Приморский бульвар»:
…………………………………
И шёпот вдогонку: «Стихи от стихии.
Ты помнишь, Мария? Ты слышишь, Мария?»
Она оглянулась. Лишь пёс шелудивый
У грязной шашлычной. И волны игриво
Стучат в парапет, словно молот Гефеста.
Сегодня совпали и время и место
Рождения демона русского сплина.
«Но я не Мария – Марина, Марина…»
Эта плотность письма передаётся и нераздельностью семантических сцепок, и неслучайностью образных рядов. И возникает та самая магия, которая всегда больше в поэзии, чем просто смысл или звук.
А ещё стихи Спектора накрывают с головой, воздействуют на читательское восприятие своей масштабностью. Нет, не напускной позой, не нарочитым пафосным укрупнением мелкого, не выведением из мухи слона – но именно авторским масштабным мышлением, для которого нет мелочей и вся вселенная – дом родной, все жизненные перипетии – тема, всё мировое – общественное ли, философское – личное. Способность поэта смотреть на мир через себя, а себя воспринимать частью общего целого, ощущать величайшую ответственность перед человечеством того, кто генерирует идеи и продуцирует слово, – может быть, наиглавнейшее условие для рождения вот таких строк («Вопросы к вечности»):
Дышать труднее, а не легче,
Приняв на плечи этот век.
И снова некто осмелевший
Один пытается за всех.
И здесь же автора словно пронзает догадка, что слово первично, что замысел творца от пера и бумаги создаёт реальность – а не наоборот:
А может быть, расклад совсем не тот –
потрёпанный дневник, упавший с полки,
уже разбил реальность на осколки
судеб, ещё не связанных…
Возможно, реальность и ирреальность вообще не соприкасаются, и попытки поэта взаимодействовать со временем и бытием – его мистическое заблуждение, иллюзия сочинителя, потому что в ответ на вопросы поэта «вечность промолчит» и
…эхо, заблудившись в ковылях
при повороте на Таманский шлях,
замкнёт пространство мировой юдоли.
Жизнь в этом ключевом, как мне кажется, практически программном стихотворении – вообще мираж, и время крайне субъективно, и кто кому кажется, поди разберись:
Но век проходит. Совокупность бед –
не больше, чем иллюзия движенья.
Сложнейшая концепция бытия по-спекторовски даёт возможность выстраивать стихи на широкой волне, развивая их в большом смысловом и метафорическом диапазоне. Данный ход придаёт этим стихам весьма ощутимый размах. Вообще жёсткие рамки чужды мировоззренческой системе этого автора – он не делит мир на белое и чёрное, а тем более не отдаёт неукоснительного предпочтения чему-то одному. Его мир далеко не линеен – скорее уж объёмен, если не полифоничен. Очень показательно в этом смысле замечательное стихотворение «Поколение уходит…», где даже загробная жизнь видится автору синтезом рая и ада, а не чем-то одним на выбор:
Только в той скороговорке лишь сплошная ерунда.
Поколение уходит. Отправляется туда,
Где в густом переплетенье райских троп и адских врат
Будет каждое мгновенье длиться сотни лет подряд.
Я бы только, пожалуй, подумала, как заменить словосочетание «лишь сплошная ерунда» – уж либо «лишь ерунда», либо «сплошная ерунда». Можно сделать, например, «ну сплошная», поддержав общую ироническую интонацию стихов: «Только в той скороговорке – ну сплошная ерунда!»
И очень уместно далее – повторение, усиливающее мысль в конце:
И, завидуя немного всем, кто сам успел уйти,
Между дьяволом и богом находить свои пути.
Бог и дьявол как некий абсолют, как две части единого целого, как две стороны одной медали – не в этом ли кроется главная причина представления о дуальности мира, его бесконечного, перетекающего одно в другое единства противоположностей? Похожий взгляд – в стихотворении «Дышать труднее, а не легче…», где действительность состоит из вчера и завтра, из добра и зла, из «да» и «нет»:
И в ожидании итога
Житейских драм и вечных тем
Он образ дьявола и бога
Объединит в один тотем.
Это – о творчестве, которое, как и сама жизнь, не разделяет дьявольское и божественное начала, но всецело вмещает в себя и то, и другое. Кстати, одна из сложнейших тем – тема распиливания себя на составные, осмысления своего творческого «Я», попытки проникнуть в тайны тайн вдохновения и процесса писания стихов. Это – как и любовная лирика – будто лакмусовая бумажка для всякого поэта, по которой видна высота и глубина, маневренность и смелость поэтической мысли. И эта тема у Спектора решается с завидной самобытностью и даже поэтической дерзостью.
А ещё есть голос. В принципе, голос каждого настоящего поэта абсолютно неподражаем. На мой взгляд, поэту – если он поэт! – совершенно невозможно повторить никого из предшественников – ни темами, ни внутренними мелодиями, ни тем паче интонацией. Поскольку личность и судьба куда больше накладывают отпечаток на творчество, нежели метрика, образы или рифмы. Даже при всём желании не получится быть эпигоном, если имеется собственный взгляд на жизнь и сама эта жизнь, конечно – ведь личность и судьба ещё более неповторимы, чем отпечатки пальцев. Но это при условии, что перед нами – действительно состоявшийся поэт. Слово, пропущенное через индивидуальность автора, характер его и лексические особенности, строй мышления и темперамент, жизненный опыт и различные навыки, способности, умения, непременно окрасится этой авторской индивидуальностью и преобразуется в нечто совершенно новое. И когда этот голос поэта звучит явственно, остальное уже – просто приложение, просто характеристики вида или цвета, не более.
Читая стихи Гоши Спектора, практически с первых же строк определяешь: безусловно, здесь есть свой голос, свои интонации, свой почерк, свой путь. И становится интересно вникнуть и разобраться, угадать его внутренние течения и скрытые болевые точки, его главные темы и направления поисков.
Осознание фатальной неотвратимости своей миссии, невозможности отступиться, отречься от поэтической стези – лейтмотив многих стихов данной подборки (полагаю, что и всего творчества поэта в целом), некий центральный гвоздь, который держит всю мировоззренческую конструкцию. Даже в таком стихотворении, где эта мысль подана через отрицание:
……………….
Не хочешь – не пиши.
Всё сказано и спето.
Клочки твоей души
Рассеяны по свету. (Стих-е «Не хочешь – не пиши…»)
;…;
Притягивает внимание стихотворение-автопортрет «Мудрец, истец и он же – обвинитель», где автор показывает себя (впрочем, не только себя, а и поэта вообще) личностью, начинённой контрастными, порой взаимоисключающими чертами характера. Сложная и противоречивая натура передана (всё та же концепция дуальности!) с большой долей самоиронии, немного даже в гротескной манере:
Мудрец, истец и он же – обвинитель,
Хулитель, передёргиватель карт,
Презренный трус, отчаянный воитель
И бард.
;…;
Тень на плетень, переплетенье тени,
Любитель рифмы и фривольных дам.
Небрежный оттиск сути поколенья –
И хам.
Эта гротескная манера передачи настроения, характера или слога героев в целом типична для стиля Спектора – и прекрасно уживается с трагедийными нотами и эпическими ответвлениями. Контрастность – плотная основа этих стихов, и, кажется, этот приём как нельзя лучше передаёт и любые задумки автора, и парадоксальность времени, в котором существует его герой. Часто в общую поэтическую ткань включаются и элементы фантасмагории, что придаёт тематическим ракурсам резкости и внезапности – как, предположим, в стихотворении «Мой папа любил авокадо»:
………………
И время тянулось неспешно,
И время тянулось лениво.
Пылило по улице лето,
Хронометр тикал в руке –
Он был золотым, довоенным,
С массивным стеклом и цепочкой,
И жёлтые звенья, как память,
Цеплялись похожестью дней.
Затем мельхиоровой ложкой
(Одной на двоих управлялись)
Они, как совковой лопатой,
Вгрызались в зелёную твердь.
А после блаженно курили,
Лениво болтая о чём-то,
И слушали, как Ободзинский
По радио просит: «Поверь!»
Мой папа любил авокадо,
И дедушка тоже не против…
Какая смешная картинка…
Что нынче случилось со мной?
Мой папа любил авокадо,
Когда бы нас раньше не бросил.
И дедушка тоже любил бы,
Когда б не погиб под Москвой.
В подборке Гоши Спектора много печали – и явственной, и затаённой. Глубокая печаль эта, кажется, охватила всё наше поколение 70–80-х прошлого столетия – время лозунгов ушло, а время осмысления и отрезвления пришлось как раз на наши неокрепшие юные души. И это двойственная печаль: с одной стороны – по несбыточному, невозможному в принципе (например, «Сжимает день объятия обещанной страны» – в стих-и «Ни пороха, ни вороха, ни сил, ни тишины...»), а с другой – по тому прошлому, что создало столько кривизны в отношениях, столько рассогласованности в ожиданиях и надеждах людей. Очень точно выражена эта мысль в стихотворении «Красавица, фурсетка, этуаль…»:
Красавица, фурсетка, этуаль,
Февраль ещё расплатится с тобою
За это небо бледно-голубое,
За лёгких строк прозрачную печаль.
;…;
Тебе пока ещё никто не нужен
В том мире пустоты и простоты,
Где можно на секунду замереть,
На цыпочки вспорхнув, как на пуанты,
И ощутить присутствие таланта
Как маленькую медленную смерть.
И, завершив изящный поворот,
Скользнуть лучом по выцветшим обоям...
Февраль ещё расплатится с тобою
Грядущей безысходностью суббот.
И снова – безысходность, снова несбыточное… В стихах Гоши Спектора это несбыточное составляет некий фон – не отчаянное чувство, но неизбывно-постоянное:
…………………………………..
Не спорь со мной. Всё будет так, как есть,
Мы здесь, сейчас, и выбор минимален.
Невольно повторяя «Даждь нам днесь»,
Глядишь во двор из затемнённой спальни,
Как Саваоф из сумрачных небес.
И подступает подленькая злость
И отвращенье к собственному дому,
Но личный страх перерастает в дрёму.
Пока не пелось – до тех пор жилось.
Не спорь со мной. Всё будет по-другому...
Но только «по-другому» не пришлось... (Стих-е «Не спорь со мной…»)
Здесь, кстати, опять проскальзывает суждение, что человеку творческому сложнее переносить все нестыковки и парадоксы бытия («Пока не пелось – до тех пор жилось»), поскольку он более чутко проникает в смыслы и ритмы эпохи, а значит, ему значительно больнее, чем тем, кто вовлечён только в бытовые, мещанские проблемы, проблемы так называемого середняка. В стихотворении «Красавица, фурсетка, этуаль…» формулировка чуть иная – но не менее выразительная и драматичная: «И ощутить присутствие таланта /Как маленькую медленную смерть». «Кому больше дано, с того много взыщется», по Евангелие, а ещё уместно вспомнить и царя Соломона, сказавшего: «В многом знании – много печали…» Мне кажется, это один из краеугольных камней внутренних смыслов и переживаний лирического героя Гоши Спектора, а также именно в осознании этой тяжести дара, не смягчающей, но лишь обостряющей восприятие жизненных коллизий, – ключ к пониманию основных мотивов поэзии этого автора.
Осмысление истории России (и не только!), сложные рефлексии в связи с географической переменой судьбы – переездом в другую страну, поиски себя, внутриличностный конфликт героя – из этих эмоциональных кирпичиков строятся некоторые стихи подборки, заставляя меня как читателя сопереживать и сверять собственные ощущения с полученными, отражаться в некоторых образах и спорить с другими – в общем, взаимодействовать со стихами и лирическим героем, выводя собственные параллели и пересечения со временем. Совершенное по идее и воплощению, по глубине мысли и безупречности архитектуры стихотворение «Песок под ногами Харона упруг…» – одно из самых показательных в этом плане:
Песок под ногами Харона упруг.
И круг завершён. Начинается круг
Оттуда, откуда ты Стикс пересёк,
И волны ласкают зыбучий песок.
В другой ипостаси, забыв о былом,
Придётся опять обустраивать дом,
И снова учиться любить и прощать,
Но серый песок всколыхнётся опять,
Стирая навек предыдущую суть.
;…;
…………………
Но вновь оказавшись в потоке времён,
Ты вдруг понимаешь: угрюмый Харон
Не больше чем образ иной пустоты,
И то, что Харон – это ты, это ты...
Для меня это живые стихи, вызывающие мои живые эмоции, и в этом – их неоспоримое достоинство и значительность.
И ещё один очень важный мотив творчества Спектора – напоминание о ценности человеческой жизни, сожаление о тех прекрасных человеческих судьбах, что прошли незамеченными, оказались неинтересны своему времени и окружению. Вглядывание в человека, пристальное внимание к его мыслям, привычкам и желаниям, к его маленьким и большим надеждам, афористичность и крылатость многих строк выводят эти стихи на общечеловеческий уровень, делают их и запоминающимися, и современными каждому.
Именно так, например, звучит стихотворение «Он быстро учился…» – написанное от третьего лица без прямого указания героя, оно словно обращено ко всем, кто делает выбор в сторону духовного и, возможно, «немодного» нынче:
……………………………………………….
Он мог целый день размышлять над отдельной строкой,
Не пил, но курил и мечтал обязательно бросить.
Зимою ждал лета, а летом предчувствовал осень
И раннюю проседь подкрашивал изредка хной.
Иной бы запил, ну а этот встречался с Гюго,
Беседовал с Гамлетом, спорил в ночи с Ювеналом...
В тот сумрачный полдень, когда его просто не стало,
Мир двинулся вспять, но, увы, не заметил того.
Самый неожиданный и хлёсткий вывод даётся в последней строке. Мир многое теряет с уходом истинных героев – людей добродетельных и несуетно-созерцательно настроенных, – но не замечает потери, продолжая свою безумную гонку за призрачными ценностями, свой бег в никуда… И чем обыденнее это произносится, тем страшнее произнесённое. Лексическая наполненность наряду с простотой высказывания даёт возможность этим стихам достучаться и до эстета, и до рядового ценителя поэзии. А это редкое свойство.
Похожее настроение и в стихотворении «Уходят…» – только ракурс другой и взят уже не отдельный человек, а целое поколение:
Уходят.
Тихонько.
Ни денег, ни славы.
Шуршанием листьев лишь шёпот вдогонку…
И снова – безмерная горечь по поводу тихого ухода «ненужных» людей, непризнанных и непонятых, а то и не замеченных эпохой. И в этой горечи – проекция и на себя, плач и по своему поколению:
Молиться – напрасно.
Сердиться не стоит
На дряхлый укор водянистого взгляда.
Когда-то и нас этот мир упокоит
Под мокрой ветлой или ржавой оградой.
И снова – беспощадно точная концовка:
……………….
Уходят родные
по крови,
по вере…
Ещё не болит,
Но уже не поётся…
По Спектору, когда «не поётся» – это мучительней всего, гораздо мучительней, чем просто «болит». Немота души – то самое безжалостное, что может сотворить с человеком бездушная машина жизни…
Богатство аллюзий, намёков, исторических и литературных параллелей указывают и на определённую манеру письма автора, и на экспериментаторские поиски, которых не минует ни один серьёзный поэт. Особенно показательны здесь фрагменты из двух циклов – «Булгаковского цикла» и цикла «Параллельность». В этих сложных мозаичных холстах мне увиделся авторский потенциал для написания поэмы – возможно, в каком-то не реалистическом, а фантазийном жанре с использованием тех же аллюзий и ассоциативных ходов. Во всяком случае, в этом направлении мне видится путь развития спекторовской лирики и расширение художественного полотна стиха, где как раз могут полнее выразиться и реализоваться авторское тяготение к масштабности и эпическое мышление.
Свойство большой литературы – поворачиваться к читателю разными гранями в зависимости от читательского возраста, жизненного и духовного опыта, а также исторического момента, сопутствующего чтению. Такова и поэзия Гоши Спектора – и с одного прочтения невозможно отследить все её художественные и смысловые напластования, охватить все сюжетные линии, все пересечения с внешним миром – и миром читателя. И потому моя статья лишь приоткрывает незримый полог неведомого над этими стихами, приглашая читателя альманаха познакомиться – и, вникнув, принять и полюбить, чтобы в дальнейшем уже не выпускать этого поэта из поля зрения, включив его в свою читательскую орбиту. И я буду очень рада, если для кого-то эти стихи станут таким же ярким и по-хорошему неожиданным открытием, как и для меня.
Статья полностью вместе с подборкой стихов Гоши Спектора – в вышедшем в свет литературно-художественном альманахе ГРАЖДАНИНЪ №6:
https://ru.calameo.com/read/005053971fb5268ed28a2