ПРЕДИСЛОВИЕ
Для каждой малость мыслящей особы,
Сколь ей ни покорилось бы вершин,
Всегда стоял вопрос сакральный, чтобы
Прийти к разгадке таинства души.
С рождения до смерти неминучей
Не видит душу око, зуб неймёт,
Но есть она, как солнце есть за тучей.
И как обычный человек поймёт
Предмет души? На сколь она живуча?
А если тело жизнью не горит,
Мертвеет ли она во мраке ночи?
Иль всё же тусклый огонёк внутри
В порыве чутком разгореться хочет?
Душа, как тайна, выше всех творений.
И, как бы кто мозги не напрягал,
Какой ни будь мудрец, философ, гений,
Он это никогда не постигал.
1.
Оставив ночь на попеченье
Безликих ангелов своих,
Всевышний выдумал творенье,
Что от живых от остальных
Обособлялось неким даром:
Святой бессмертною душой.
В сравненьи с жизнью небольшой,
Она не гибнет под ударом,
Зато ранима без конца.
Лекарством ей дано лишь Время.
Она, по замыслу Творца,
Рождённой будучи в Эдеме,
В людские бренные сердца
Вошла с божественным дыханьем,
Переносясь в существованье
Своём к потомкам праотца.
А тело сгинет понемногу,
Свой путь короткий заверша,
Прах ляжет к праху, а душа
Летит в свой дом, обратно к Богу.
Идее праведной верна,
Или в смятеньи пребывая,
Но всё одно - летит она,
В обитель путь не забывая,
Взяла откуда свой полёт,
В гнездо любви, в исток зачатья.
И примет Бог её в объятья,
Как примет мать дитя своё.
Сын Божий, что отцу лишь верный,
За грех вселенский, на кресте,
Направив души к доброте,
Почил, спасая их от скверны.
А те, кто телеса лелеют,
Без мер добро сгребая впрок,
Да ждёт их горестный итог, -
Они без продолженья тлеют.
Рабы Мамоны, их сыны,
Душой святою обделенны,
Не зная Родины, страны,
Всегда пребудут в мире тленны.
Коль через грех твой путь победен,
Награбив хоть на тыщу лет,
Всё ж, сколь ни грабь, ты будешь беден,
Душе на небе места нет.
Не примет Бог её, покуда
Круги чистилищ не пройдёт,
Не настрадается. И чудо
Вовеки не произойдёт.
А тело, как ни отвергало
Свою ничтожность пред душой,
Всё ж аргументов будет мало
Пред этой тайною большой.
Всяк у последнего порога,
У своего или родных,
У изголовия больных,
Не видя доброго итога,
Не обретя надежд иных,
Невольно вспоминает Бога,
Чудес желая неземных.
И нет в истории иного.
Всегда, любому и везде
Придёт прозрение в нужде.
И те, кто Бога отвергают,
Его к кончине постигают.
И не судите строго всуе,
Кого нужда пока минует:
Ещё ты, значит, не дожил,
Иль Бог тебя огородил.
2.
В той давней мгле тысячелетий,
Рабов где усмиряли плети,
За горизонт необозрим
Простёр границы Древний Рим.
От кельтиберов(1) до Леванта(2),
Вдоль средиземных берегов
Народы под пятой гиганта
Томились несколько веков.
И оставляли на странице
Событий тех ушедших лет
Цари-строители-убийцы
Глубокий и кровавый след.
Не ощущая в себе Бога,
И не считая грех за грех,
Творили злодеяний много,
И накопилось зло у всех.
Зло было встарь, и будет вечно.
Кто скажет: "Это не про нас",
Тот ошибается, конечно.
Не дремлет дьявол, ждёт свой час.
3.
Так, из-за вести мессианской,
Спасаясь бегством от битья,
Шла из долины Иорданской
В Египет бедная семья.
Осёл, в повозку запряжённый,
Устало вёз нехитрый скарб.
С ним плотник, к ночи сил лишённый,
Жена, и в люльке Божий Дар -
Младенец с чудным ясным взглядом
Необъяснимой глубины...
Бывают дочери, сыны,
Чей взор от Бога, как награда,
Но этот... Что-то было в нём
Невероятное, благое, -
Своим божественным огнём
Любую душу успокоит.
А впереди на их пути
Лежала жаркая пустыня.
С закатом можно лишь идти,
Когда дорога чуть остынет.
Через пустыню труден путь,
На небе месяц серебрится.
Повозка встала отдохнуть
И на ночлег расположиться.
4.
За горизонтом царских глаз,
Поодаль от людских селений,
Где вопиющего был глас
Не слышен сотне поколений,
Где власть имел один закон:
Закон копья, ножа и силы,
Стоял разбойничий притон,
Сгонявший путников в могилы.
Бандиты спали у костра,
И, как всегда, в дозоре двое
Их охраняют до утра,
Пока во тьме шакалы воют.
Дозорный первый сердцем хладен,
Потомок бешеной крови,
Был к бедным жертвам беспощаден,
На жалость сколько ни дави.
Жесток и зол, чьё имя Гестос,
Лишь понимал язык монет.
Любви в его бездушном сердце
В помине не было и нет.
Второй же - Дисмас. По натуре
Неоднозначен. Были в нём
Добро и зло в бандитской шкуре,
Противоречья жгли огнём.
С младенчества два отголоска
Терзали лезвием двойным:
Гуманность с молоком грудным,
И чернота души отцовской.
Тягчайший из грехов презрев,
Свой хлеб разбоем добывая,
Щадил он неповинных жертв,
В пустыню тайно отпуская.
5.
Завыли волки на луну,
Крик спровоцировав ослиный.
И два разбойника, смекнув,
К добыче кинулись сулимой.
Подкрались тихо с двух сторон
К семейству сонному с мечами.
Сражаться плотник не силён,
И был смирен пред палачами.
Вдруг Дисмас люльку увидал,
Младенца в ней с небесным взглядом...
Рука воинственный металл
Не удержала, меч пал рядом.
Остановилось всё внутри,
По телу благостная нега
Прошла, и душу озарил
Луч доброты, проникший с неба.
Он отступил, закрыв собой
Пред злобным Гестасом семейство,
Уединился с ним с мольбой
Не совершать сего злодейства.
Переведя осла с добром
В количество монет с продажи,
Он другу сорок серебром
Взамен даёт, что больше даже.
А Гестос недоумевал:
Зачем напарнику всё это?
Затем повозку обыскал,
Подумал чуть, и взял монеты,
О чём молчанья дал обет.
Дитя же скажет: "Эти двое
Смерть примут через тридцать лет
Через распятие со мною.
Передо мной же в Дом Отца
Зайдёт лишь Дисмас в покаянье.
Тот, кто уверует в Творца,
Тому простятся злодеянья."
6.
Но после встречи роковой,
Поступок этот благородный
В судьбине Дисмаса кривой
Не стал звездою путеводной.
И три десятка долгих лет
Он грабил с другом караваны,
За что пришлось держать ответ
В краях Земли Обетованной.
Во время казни понял он:
Младенец истину глаголил,
И от Мессии с двух сторон
Бандиты корчатся от боли.
Безумный Гестас голосил,
В припадке бешенства злословил:
"Ты - Божий сын?! Себя спаси,
А заодно и нас с собою!"
А Дисмас отвечал: "Уймись,
И хоть сейчас побойся Бога!
Нам по заслугам воздались
Мученья на кресте к итогу.
А Он был свят, учил любви,
За что Ему такая участь?
За что Он с нами, весь в крови
Встречает смерть, безмерно мучась?"
"Мы брали с путников добро,
Того добра не счесть по миру.
А он умы забрал хитро,
К иному обратив кумиру.
Его слова и чудеса
Царю опасны стали люто.
Он открывал слепым глаза,
А, значит, сеял в людях смуту.
Ужели думаешь, что те,
Кто улыбаются поодаль,
Придут когда-то к доброте?
Да не бывать такому сроду!
Да, грабил я и убивал,
Но лицемерие не сеял,
И нож в одеждах не скрывал
Подобно мерзким фарисеям.
На них противно мне смотреть,
Пусть окружают лучше черти.
И Он, знать, слеп, раз принял смерть
За тех, кто рады его смерти!"
"Безумен всё же, Гестос, ты,
Хоть в чём-то прав. В тебе нет веры,
Как нет любви и доброты,
И жадности внутри без меры."
И взгляд подняв перед Христом,
Из сил последних молвил глухо:
"Когда приидешь в Отчий Дом,
Ты помяни меня и друга!"
"О, Дисмас, выслушай меня,
Тебе я истину открою,
Что не пройдёт ещё и дня,
Ты в рай войдёшь передо мною."
7.
И сталось так, как Он сказал:
Был Гестас бесом в ад снесённый,
А Дисмас к Господу попал,
И стал он первым из спасённых.
Вкушая райского плода,
В Господнем царстве пребывая,
Он принцип Божьего суда
Не понимал, к Христу взывая:
"Скажи, учитель, здесь в раю
Безгрешны все. Что ни покойник,
То жизнь вёл праведно свою.
Средь них один лишь я - разбойник.
Моя судьба была лиха:
Вор, душегуб, грабитель вздорный,
Не мало сотворил греха
Я на своём веку позорном.
Не смыть всей крови с рук моих,
Но почему в раю я тоже?
И, хоть покаялся, но всё же,
Чем заслужил наград благих?"
Христос ответил, не тая:
"Удел твой - чистое везенье:
К тебе стекала кровь моя,
Вот было в чём твоё спасенье.
К тому же, я скажу тебе, -
Так было Господу угодно,
Чтоб у подобных в голове
Не угасала безысходно
Надежда изменить свой путь,
Свою греховную дорогу,
И, с верой в светлое, свернуть,
И послужить во благо Богу.
Любая падшая душа,
Что преклонится в покаянье,
Пребудет в рай через страданье,
Деянья добрые верша.
А в ком же нет любви и веры,
Те, гнева Бога не боясь,
Оставят след безликий, серый,
Забвенье полное и грязь."
1 - группа племён в центральной и северной Испании и в Португалии
2 - общее название территорий стран восточной части Средиземного моря