Из жизни крыс

Александр Сергеенко 2
               
       « Крыса- род грызунов семейства мышиных, включающий не менее 62 видов. Это уникальные млекопитающие, жизнь которых тесно связана  с жизнью людей. Сейчас на Земле обитает около 12 млрд особей- почти по 2 на человека. Например, в Риме их проживает около 15 миллионов, в то время как население Рима составляет около 4 млн.»
       В переносном значении это- человек, вызывающий неприязнь. Ворует у своих, «сливает» информацию конкурентам, работает на «два фронта». В эпоху развития кораблестроения и кругосветных путешествий стало известно, что первыми покидают судно, давшее течь, именно крысы. Поэтому так презрительно стали называть предателей, которые долгое время не показывали своей подлой натуры, разделяя общую трапезу, вкушая хлеб и соль и находясь под одной крышей.»               
               

                Сказка для детей взрослого возраста.
   
       - Самое главное в вашей жизни, к чему вы должны стремиться всегда и везде- это ваши личные интересы. Главнее этого не может быть ничего. На свете существует много теорий, красиво рассказывающих о жертвенности ради других, о том, как это хорошо- делиться с кем-то тем, что есть у тебя, отдавать последнее и т.д.- теории эти насквозь ложные и для вас неприемлемые.  Они придуманы именно теми, у кого нет ничего своего, поэтому они и призывают  всех остальных делится своим, нажитым непосильным трудом. Представьте, что вам предлагают отдать одну из своих лапок кому-то из тех, кто попал в капкан и лишился своей лапы!  Мало того, что он из-за своего происхождения и, как следствие,  малой образованности, информированности и непринадлежности к элитному кругу ходил по тем путям, на которых эти двуногие расставляют свои ужасные железки, в одну из которых он и попался и лишился важной части тела, но если вы даже гипотетически сможете отдать ему свою лапу, то у него их будет 4, а вас ведь станет 3! – Главный Вождь закончил столь длинную фразу, воткнув восклицательный знак в конце ее, как копье в цель. Он любил проводить подобные встречи со своим племенем, особенно ему нравилось вещать на подобные темы нам, молодежи, за которой, как тоже любил он повторять, было будущее.
Очередная встреча по воспитанию патриотизма проходила в дальнем углу трюма под третьей палубой огромного сухогруза. Через несколько дней мы должны были отправиться в дальний путь, в страну, где растут бананы и много диких обезьян. Для меня это была первая поездка на столь далекое расстояние, и когда нам объявили об этом маршруте и приказали готовиться, я не знал, что и как надо готовить и спросил об этом у родителей. Мама отправила меня к отцу, а тот сказал после длительной паузы, взятой им на обдумывание, следующее:
- Что тебе надо брать с собой, сынок, я могу предположить и составлю список всего, что там может понадобиться, а ты должен быть готов ко всему…- последняя фраза прозвучала для меня загадочно и привела к рассеянному состоянию, в котором я пребывал до сих пор. И вот теперь до меня стал доходить смысл речи нашего Главного Вождя. Видимо, это и была подготовка «ко всему», начатая издалека.
Наша семья, между нами говоря, не очень любила выказывать ярый патриотизм и пре-данность. Никто из нас не был активистом, не пытался делать карьеру, поддакивая Главному Вождю и прочим лидерам по поводу и без повода. Мы вели себя умеренно, стараясь не вылазить за общепринятые рамки лояльности. Один из моих дедушек, попробовавший высказать вслух свое понимание о тухлости солонины, которой их кормили в одном из предыдущих походов, не совпавшее с мнением некоторых членов Совета, и к которому начали присоединяться еще некоторые члены команды, навсегда остался жить на одном из островов, встретившихся по пути следования. Говорили, что там он обрел счастье и покой и не хочет к нам возвращаться. Я втайне от родителей начал поиски острова, на котором он остался. Я хочу подобрать подходящий маршрут и пусть и нелегально, но попасть на этот остров и разыскать его. Уж очень я был к нему привязан в детстве. Никто не мог  так как он рассказывать разные истории из жизни и загадочно их обрывать, чтобы я мог додумывать их и развивать этим свой мозг.
   Главный Вождь и Вожди поменьше очень любят вещать нам о том, что мы свободное племя и она, свобода, есть одно из великих наших достижений. Но я стал замечать, что достается свободы не всем поровну. Это как с сыром, для добывания которого из этих ужасных железок, расставляемых двуногими по всему кораблю, у нас есть свой спецназ: его хватает на всех в общем, если разделить его поровну, но если кто-то позволит отрезать себе кусочек побольше, то остальным достанутся кусочки поменьше, хотя его и хватит на всех. Благодаря пытливости своего ума и склонности к анализу, которому меня успел научить пропавший на острове дедушка, я сделал вывод, что Вожди, отличавшиеся поначалу скромностью и непритязательностью, стали отрезать лично себе все больше и больше свободы от общего куска, придумывая для этого все новые веские причины. А некоторые из них, устав выдумывать эти причины, просто начали забирать себе лишнее под лозунгом «Так надо!»
               Главный Вождь продышался, выпил воды и продолжил мотивировать нас:
- Так вот,- он поймал глазами нужную строчку на шпаргалке.- Говоря о том, что вы должны заботиться о себе, я имею в виду все наше племя. Приоритеты и интересы именно племени должны стоять у вас на первом месте. И если племя будет жить хорошо, то всем от этого будет только польза!- он вытер салфеткой взмокший лоб, а я подумал, как это утверждение вяжется со словами Симки из соседнего гнезда, друга моего детства, который сказал как-то, что Вожди стали ассоциировать пользу для племени с пользой лично для себя. И что-то мне не стало легче жить от того, что у Вождя нашего направления появился новый камзол, расшитый золотыми нитями с жемчугом. Выходит, польза подчиняется тем же законам, что и сыр? Или я чего-то не понимаю? Симка- Симка,  и ты тоже пропал где-то в Кейптауне. Нам объявили, что ты сошел на берег и решил там остаться. Интересно, почему ты даже мне не сказал об этом?
- А если вы в процессе служения своему племени будете испытывать затруднения, то знайте: они временные! Скоро придет момент, когда вы с улыбкой будете вспоминать, как нелегко жилось некоторым!- с энтузиазмом продолжал Главный Вождь. А мне опять некстати вспомнилось выражение невыносимого страдания на мордочке соседки тети Маши, муж которой осмелился прямо в лицо Вождю сказать, что тот зазнался и зажрался. Через какое-то время ему предложили новую перспективную работу где-то в Азии, во Вьетнаме, куда он вскоре и отбыл. А обещанных властями переводов в валюте от него не пришло пока ни одного. И тетя Маша с тех пор перестала улыбаться. Ей не до улыбок, детей бы прокормить. Она виртуозно научилась  добывать сыр из этих железок, причем делает это ОДНА, умудряясь как-то и придерживать ту ее часть, которая запросто может не только перерубить лапку, но и сломать хребет, и хвостом стаскивать сыр с металлической иголки, на которую он надевается. Наши доблестные спецназовцы проделывают это только по три- двое держат убивающую часть железки, а третий снимает сыр. И то у них бывают потери. Тете Маше, правда, немного отрубило хвост, но он у нее был нестандартный,  длиннее обычного ( и поэтому ее и выделил из стада ее будущий муж), и на ее умении добывать сыр это никак не отразилось. Мы все держим в строжайшем секрете метод тети Маши, иначе ее могут заставить поделиться бесплатно своей технологией «на благо всех», но мы то понимаем, что «всем» потом мало что достанется, а весь сыр уйдет туда, «наверх».
                Главный Вождь говорил еще что-то про всеобщую сознательность и бдительность, и глядя на его одухотворенное лицо и видя, как он в порыве любви  к нам прижимает свои передние лапки к своей когда-то широкой, а теперь еще и жирной груди, многие из нас верили в искренность его слов и забывали про сплетни и слухи, ходившие о нем: и что он, помимо общей казны, имеет еще и свою личную, которая едва ли не больше общей, и что у него есть и свои личные закрома, которые с особой тщательностью охраняют его личные, но состоящие на довольствии почему-то у всех нас,  гвардейцы, и что он втайне собирает коллекцию золотых монет всех времен и народов, и еще более тайно какие-то прибамбасы для плотских утех.
   Сознательность и бдительность передалась мне по каким-то генам, мне удалось с помощью некоторых своих друзей, состоящих на службе на различных должностях, выяснить- причем проделал я это виртуозно, не задавая им прямых вопросов, чтобы потом их не смогли обвинить в утечке информации-, что слухи и сплетни о том, что это- слухи и сплетни пускают в общество специально обученные люди, призванные стоять на страже секретов верхушки власти, а на самом деле это не совсем правда, так как правда еще ужаснее… Но я- то выяснял это с целью совсем противоположной: я хотел убедиться в честности и искренности того, чей портрет висит у нас дома в парадном углу- я готовился пойти добровольцем в Гвардию и мне нужно было убедиться в этом  до крайности! Я готов был встать на защиту доброго имени Главного Вождя своей юной грудью, но… Было такое ощущение, что я откусил муляж сыра, поверив в то, что он- настоящий… И неприятный вкус во рту, и разочарование в сердце… Я не могу справиться с этим до сих пор. И не смотря на то, что в последнее время соответствующие  Вожди кто а капелльно, а кто и в одиночку поют об исключительных заслугах Главного Вождя и его непревзойденных  лидерских качествах, беспощадно заполняя этими песнями эфир, моя подозрительность к этой активизировавшейся возне не уменьшается. Один из многих постулатов моего пропавшего дедушки гласит:» Если тебя чересчур активно хотят в чем-то убедить – жди подвоха и будь бдителен. Он тебя так пытаются скрыть правду». А мой дедушка знал толк в жизни и пережил не одного Вождя.
Ну вот собрание с молодежью и закончилось. Вожди, прилипшие  к ним и подлизывающие у  них на вид   дружной  и любящей  друг  друга  толпой окружили  Главного Вождя. Среди них, конечно же, были и особи, считающие себя непревзойденными артистами, поэтами и писателями  нашей жизни, учеными и философами, тоже великими, и творцами дум всего остального сословия.  Слышались восхищенные  восклицания в его адрес, прерываемые аплодисментами. С недавних пор мне полюбилась  новая игра, доставшаяся мне от пропавшего в Кейптауне Симки: я представлял, кто из этих дружелюбных и преданных Вождей и прихлебателей, с обожанием ловящих взгляд Главного Вождя и готовых обписаться  от нервного напряжения в случае, если он посмотрит в их сторону, хочет и может воткнуть ему в спину свои клыки ? Хотели, я думаю, все, но могли все-таки не многие. Это же все-таки ответственность. Я ни мало не сомневаюсь, что кто-то все-таки сделает это, и сделает именно в спину. У них, на их «высоком» уровне, бьют  всегда именно в спину. Такое поведение у них считается за «доблесть».  Об этом мне тоже рассказывал дедушка. Он как-то по случаю достал древнюю книгу, про какого-то Макиавелли, и неспешно грыз ее вкусные страницы, попутно обучаясь итальянскому языку. Из нее он кое-что узнал о принципах  государственного устройства.  И кому же еще он мог рассказать об этом, как не мне? А я, наученный дедушкой, уже мог различать стальной блеск  зависти и злобы, до поры сдерживаемый и замаскированный под лесть и обожание, в глазах Вождей и приближенных к ним особей. А скрывать их надо было очень тщательно, так как у Главного Вождя нюх на подобное был просто космический! И многие Вожди испытали это на себе, упокой их души морские пучины многих морей и океанов…
    Если бы специалисты из аналитического отдела прознали бы каким-то образом про такие мои способности, меня наверняка бы попытались завербовать к себе на службу. Вот бы я мог карьеру себе сделать!!!
На взгляд организаторов мероприятия встреча с молодежью прошла на хорошем уровне. Поэтому решено было в дополнение к основной пайке подкинуть нам кое-что из закромов. Большинство, как и я, быстро сложили деликатесы- кто колбасу, кто селедку, кто пахнущий по-иностранному хамон, кто одурманивающе воняющий плесенью сыр- в свои непрозрачные сумочки и рюкзачки, иначе встречающие на выходе перекупщики, разглядев дефицит, не отстанут со своими предложениями перекупить его, и быстро разошлись по домам. Остались только те, кто, одурманенные тем, что Главный Вождь, как им показалось, обращался именно к ним, неспешно и гордясь собой и вдруг возникшей собственной значимостью, ходили по трюму и раз за разом обсасывали это событие в своей жизни, не имея сил остановиться. Бедные мои соплеменники, наверняка вам суждено погибнуть за имя, все еще остающееся для вас светлым, и упокоиться либо в морской пучине, либо в общей могиле безименными…
   Родители и мои младшие обрадовались моему приходу, засуетились, встречая меня, а самая маленькая сестричка, не зная еще, что такое тактичность, пропищала из своей лежанки, где усиленно делала вид, что засыпает:
- Ты мне принес конфетку?
Я с удовольствием протянул ей наполовину откусанный кусочек карамели с абрикосовым джемом, который мне удалось выменять на любимое мной соленое печенье. Я то проживу и без него, а она у меня маленькая, ей надо. Мама только вздохнула, с пониманием и благодарностью посмотрев на меня, и не стала говорить сестре, что от сладкого портятся зубы. А для  мамы я припас особый подарок: ленточку  с цветком, запах которого, нежный, легкий, от которого хотелось танцевать, почти моментально наполнил наш закуток. Я, как только услышал этот запах и, идя по нему, увидел цветок, его издающий, сразу сказал так, как я умею, если для меня это что-то важное: это мое! И никто, даже отпетые хулиганы, не стали со мной спорить: с таким выражением мордочки и таким тоном просто так не говорят. Вся наша семья, непроизвольно вытянув мордочки, стала дышать этой прелестью, стараясь подольше задерживать в себе этот чарующий запах. Глаза у мамы заблестели, она посмотрела на меня долгим взглядом, и я понял, как сильно я ее люблю. Никаких слов благодарности мне от нее было не нужно.
- Я буду надевать ее по праздникам,- сказала она, начав было складывать ленточку, чтобы упрятать ее в сундук, но потом передумала и повесила ее в центре нашего закутка. – Пусть пока повисит здесь и порадует всех нас своим запахом. Засыпали мы в благоухающей комнате.
 А отцу я принес истинно мужской подарок: два  камешка, твердых настолько, что ни мне, ни другим желающим не удалось откусить от них даже крошечку, и трут. Вот тут-то и сказалось мое преимущество домашнего образования: никто, кроме меня, не знал, для чего это может послужить, и набор этот хотели даже выбросить за ненадобностью, но я- то помнил дедушкину сказку про храброго оловянного солдатика и знал, что это такое и как им надо пользоваться. Отец сдержанно, как это и положено мужчине, поблагодарил меня. Он давно пытался изобрести что-то, могущее извергать огонь, и был тоже доволен подарком.
Наконец все мои домашние, взволнованные вечерними сюрпризами, затихли по своим местам, упав в короткий сон. Ко мне, шурша соломой, пробрался младший брат, смышленый малый, желая поделиться разрывавшей его сенсационной информацией. Все новое, что он мне рассказывал, было для него именно таким- сенсационным. Но то, что я услышал, поразило меня до невозможности:  он утверждал, что подслушал разговор Вождей, которые говорили, что корабль наш тонет и собирались его покинуть не сегодня-завтра.
- Они так и сказали: корабль наш уже давно тонет, и надо бежать с него, пока есть куда и есть с чем,- жарко шептал он мне в ухо, возбужденно елозя по соломе. – Это что значит, что мы потонем?- испуганно прижался он ко мне.- А еще они говорили о том, что операция эта должна пройти тайно, знать об этом  побеге должна только какая-то «элита», а остальные пусть здесь барахтаются. И еще о том, что все это надо проделать как можно быстрее, и звать с собой надо лучших их лучших, а то на всех не хватит лодок.
- Не бойся, братишка, раньше времени,- стараясь быть спокойным ответил я.- Утром мы пробежимся вдоль бортов, посмотрим, есть ли где пробоина или где вода набирается в трюм, послушаем, что народ судачит об этом. А пока спи, утро вечера мудренее.
Я знал наизусть многие поговорки двуногих и иногда ими пользовался. А почему бы и нет, если они подходят и к нашей жизни и могут когда успокоить, когда ободрить, а когда и мобилизовать на что-то? А в последнее время я начал задумываться о том, могут ли двуногие взять в свою жизнь что-то из нашего арсенала?  М.б, и им что-то из нашей жизни сможет помочь? Ведь мы все-таки очень древнее племя, накопившее огромный опыт выживания.
Утром мы пробежались вдоль бортов, течи не обнаружили, но я взял со всех слово, что об этом никто, кроме нас, знать не должен. А со слухом, который уже гулял по судну, бороться было  бесполезно. Пусть и дальше гуляет. А мы посмотрим, чем это все закончится.
  Весь день в трюмах шла напряженная ежедневная работа. Сновали туда-сюда важные гвардейцы, выполняя свои важные государственные функции, мелкими группами, старясь делать это как можно незаметнее, бродили по закоулкам и темным углам агенты спецслужб, ударно трудились на добыче сыра спецназовцы, неспешно дефилировали по палубам жены Вождей и приближенных чиновников, пытаясь показать своим видом, что все нормально и никто никуда не собирается сбегать. В апартаментах Главного Вождя за день прошло два плановых и одно внеплановое совещание. Приглашались туда, естественно, не все, и даже не немногие, а очень ограниченный круг  лиц, заинтересованных настолько, что охранял их двойной кордон полицейских. Мы, стараясь не привлекать внимания, внимательно следили за развитием событий.
К вечеру та часть трюма, где располагалась казна и общие закрома, была оцеплена и вход туда запретили под видом карантина. Часть нашего племени попробовала было повозмущаться, но их быстро утихомирили. Мы ходили по семьям и успокаивали  соплеменников, говоря, что никакой течи на судне нет и мы не тонем. Мы уже не боялись того, что информация об отсутствии течи может попасть туда, к нашим правителям, даже если это и произойдет- они в нее даже не по-верят, так велик был их настрой покинуть судно, да и работа по подготовке к вывозу заработанного непосильным трудом проделана была огромная и сворачивать ее они не стали бы.
             Ближе к ночи по судну был объявлен комендантский час и всем запретили без специального пропуска передвигаться по судну. Власти сослались на то, что к нам проникли неизвестные лазутчики и возможны диверсии. А так как пропуск можно было оформить только завтра с утра, то все племя вынуждено было сидеть по норам. По четкости действий, их своевременности и созданной этим видимости необходимости подобных действий и даже якобы заботе о соплеменниках можно было без труда угадать уверенную руку и практический ум дяди Жоры, давнего знакомого моего отца, с которым они когда-то в молодости почти дружили, и, учась в военной школе, даже жили в одной норке. Но моя мама выбрала отца, и их начинающаяся дружба закончилась, как и карьера моего отца, а карьера дяди Жоры пошла в гору. И вот теперь он четко и планомерно проводил в жизнь линию, одобренную на секретных совещаниях днем.
                Надо сказать, к подобному развитию событий мы были готовы, и опять благодаря моему хорошему домашнему образованию. Отец  мой в военной школе был одним из лучших и именно про последовательность и порядок таких действий он мне и рассказывал. Это ведь все остальные, и дядя Жора в том числе, считают его простым механиком по открыванию сейфов и замков, ну и пусть считают. А мы предприняли свои шаги…
           И вот наконец наступила глубокая ночь. На отгороженном от всего остального племени участке корабля послышались шорохи,  скрип канатов, визг лебедок, всплески воды. Это они спускали шлюпки. Надо сказать, что им удалось незаметно обтянуть оцепленное пространство плотным брезентом, сквозь который свет от прожекторов не пробивался. Но нам это и не нужно было, все, что мы хотели видеть, мы наблюдали через видеокамеры, которые нам удалось незаметно установить. Все-таки век новых технологий на дворе. Мы наблюдали со все возрастающим омерзительным чувством, как наши соплеменники, еще вчера клявшиеся нам в вечной любви, с видимым удовольствием говорившие с экранов телевизоров, страниц  газет и журналов о том, как они заботятся о нас и работают для этого, не покладая лапок, как у них болит сердце от того, что где-то у кого-то в семьях происходят несчастья, начали драться за лодки, которых на всех не хватало, как они визжали, брызгая слюной, толкаясь, как начали кусаться, пытаясь отбить для себя и своей семьи вожделенный борт, как махали друг перед  другом какими-то документами, пытаясь доказать свое преимущественное право на отплытие. У всех было много разной клади, чемоданы, сумки, ящики, рюкзаки, сундуки и т.п. виды тары, в которых они пытались вывезти с корабля весь смысл своей нелегкой государственной службы, конечно же, честной. Мы наблюдали это на нескольких больших экранах, которые быстро и бесшумно установила в разных углах нашей отгороженной зоны наша непоседливая, иногда хулиганистая и непослушная молодежь. Зрелище было такое, словно тебя измазали в дерьме. Как долго мы знали их и как ничтожно мало знали о них!
                Главный Вождь и особо к нему приближенные вместе с шоблой, называемой артистами и писателями, уплыли еще раньше, не ставя об этом в известность менее важную часть элиты нашего племени. Препятствий никаких мы им не чинили. Можно себе представить, как все они были удивлены, не сумев открыть замки  своих сверхнавороченных  сейфов, что бы забрать оттуда все, нажитое непосильным трудом. М.б, как-то объяснила это и слегка их  успокоила вовремя вброшенная информация про проникновение на наше судно лазутчиков, которые, наверное, и смогли заблокировать сейфы. И нашей главной элите пришлось с малой толикой  честно заработанного сбегать с судна, ведь процесс уже был запущен и не мог быть остановлен. Скрежет их клыков и возмущенный писк мы слышали еще довольно долго. Семь футов вам под килем, дорогой наш балласт! Надеемся, что больше не увидимся!
           А элита помельче уже топила друг друга в море, благо, глубины для этого у берега, где было пришвартовано наше судно, хватало. И вот, наконец, они расплылись все. Последние из элиты, навьюченные барахлом,  просто перебежали по установленным мосткам на берег и пропали в густом предутреннем тумане. Шум и писк на их половине судна прекратился. Наш борт тайно покинула, унося свои богатства, хоть далеко и не все, часть нашего племени, почему-то посчитавшая себя лучшей. А мы остались. Мы, простые жители нашего судна, для которых оно было, есть и, надеюсь, останется нашей Родиной навсегда. Мало кто из нас скажет об этом для телевизора, но чувствуем мы все именно так.
     Мы организованно навели порядок на палубе, сняли и упрятали в дальний угол трюма плотный брезент. Со смехом унесли в трюм и мостки, соединяющие борт корабля с берегом. На всякий случай, вдруг кто-нибудь из этих, сбежавших, поняв и почувствовав на своей шкурке, что там, куда они понеслись, сломя голову, в надежде, что их там встретят с распростертыми объятиями, они ВСЕГДА будут изгоями и особами второго сорта, ведь у них там хватает и своей ЭЛИТЫ, такой же беспринципной, лживой  и жадной, решит вдруг вернуться назад к своей кормушке, выразив желание прилюдно раскаяться и поклясться на Конституции в своей честности. Нам не хочется запускать этот грибок опять в наше племя, пусть он отравляет жизнь среди себе подобных.
           А потом мы отмечали свой праздник освобождения. Каждый принес из своей норки что-то на стол, он просто ломился от разносолов.  Счастливые улыбки не сходили с наших мордочек. Моя мама пришла  с изящно повязанной вокруг шеи ленточкой с божественно пахнущим цветком. Все дамы подходили к ней, наслаждались дивным запахом и восхищенно качали головами. Она что-то рассказывала им, поглядывая на меня и просто лоснясь от удовольствия и такого внимания. Я даже покраснел с непривычки, когда дамы, проходя мимо меня, с уважением смотрели мне в глаза и говорили : «Молодец, хорошего сына воспитали твои родители».  Мы здорово повеселились в то утро, на моей памяти это был первый такой значительный  всеобщий праздник, где все вели себя радостно и искренне не по обязанности или принуждению, как когда-то на годовщинах Главного вождя или Вождей поменьше.
       Потом мы оставили караульных следить за порядком а сами отправились спать. Впереди было много дел, нам с отцом надо было разблокировать все хитроумные сейфы и организовать пересчет и правильное хранение и использование оставшихся нам наших же богатств, нужно было подготовить повестку общего собрания и определиться с новой организационно-правовой формой нашего государства, подобрать достойных особей для работы на должностях, необходимых для его четкого функционирования. Я устал за последние дни и быстро уснул. Но я все же успел перед сном испытать чувство удовлетворения от того, что тщательно, до мелочей продуманная сверхсекретная операция по выдворению с территории нашего судна в конец обнаглевшей «элиты» прошла пусть и не без трудностей, но вполне успешно и без жертв со стороны нашего племени. И не было никакой течи в борту, судно наше готово к дальнему переходу и может хоть завтра отправляться в путь. Вот только не дает мне покоя одно несоответствие: хотелось бы, что бы нас, оставшихся, стали называть как-то по-другому, что бы мы отличались от тех, сбежавших,  не только поведением и образом мыслей, но и по названию нашей популяции. А находится с ними под крышей одного названия- крысы, как-то не хочется. Ведь мы же с ними такие разные. Вы со мной согласны?
11.04.22г.     04.15