Прибывание дня, нарастание света...
Есть улыбка, что чёрного сглаза сильней.
В повороте к теплу не оставит планета
эту зябкую тяжесть родимых полей.
Ничему не дана бесконечность падений.
За какой-то чертой уготован и взлёт.
Апельсиновый март в синеватые тени
вот опять из горсти желтизны подметнёт.
Этой мнительной думе больного простора
разве можно прозрачней ещё намекнуть
на бывалость всего, неизбежность повтора
и что всё утрясётся у нас как-нибудь?
Не грусти, моя даль, твой запас тароватей
всякой бойкой казны, ибо ты - без конца!
Не тебе в ожиданиях века не хватит.
Ты скорей своего упокоишь жильца.
Кто прибавит ему по твоим же длиннотам
пребыванье в живых, кто темнОты скостит?
И не чаще других по лесам и болотам
к нам весна выбредает, широкой в кости.
Но даруется выдюжить снова и снова
роковые разломы твои, и опять
за величье посулов, пьянящее слово
свою радость на вечность твою разменять!
* * *
Весеннее хмурое утро.
Простуженный хмель за гроши.
Последняя снежная пудра
с чухонских небес порошит.
Пройдись по пейзажу тряпицей:
за окнами люди спешат
донашивать белые лица
и в слякоть ступать наугад.
От скуки вчерашних одёжек
с обносками улиц видней,
как мир проступающий дёшев
в прибытке довешенных дней.
И скорыми грезя пирами
с листвой, где гремит соловей,
мучнистая даль выпирает
сквозь загородь чёрных ветвей.
И в бледном купается бреде
бессильных надежд благодать,
и до Воскресенья и смерти,
и правда, рукою подать.