Однажды поэтесса, бард Новелла Матвеева(07.10.1934.- 04.09.2016.), спросила журналиста Дмитрия Шеварова:
«Вы, конечно знаете Геннадия Красникова?»
- «Не знаю...» – ответил журналист.
-
Новелла Николаевна посмотрела на него с нескрываемым сожалением.
И журналист понял, что человеку, который не знает Красникова, можно только посочувствовать – он упустил в жизни что-то очень важное:
***
Вот и кончилось время – любить,
время – камни в свой срок собирать,
время – слушать и говорить,
время – плакать и обнимать.
На дворе мировая зима,
голове – мировая война,
за спиной – мировая сума,
а в суме – мировая вина.
Значит, время на круги свои
Не вернёт ни друзей, ни любви,
С наступленьем последних времён
Закрывается аттракцион!..
Ветер, ветер!.. Послушай, а вдруг?!
Ну, хотя бы ещё один круг!..
Круг обратно один отмотай –
В детство, в детство!..
В потерянный рай
2016 год.
Геннадий Николаевич Красников родился 30 августа 1951 года, в посёлке Максай Чкаловской области, ныне Оренбургская область.
Воспитывала его одна мать-Нина Андреевна, родом из деревни Красниково, Курской области.
Детство Геннадия прошло в городе Новотроицке, посёлок Максай, который впоследствии слился с городом и перестал существовать.
Складывать стихи, Геннадий начал лет с десяти.
Страсть к сочинительству, заронила мать – прекрасная рассказчица, певунья, её песни под гитару сопровождали будущего поэта с колыбели.
Жили трудно, не было даже небольшого достатка, поэтому в 14 лет Геннадий работал автоэлектриком, электриком, в автохозяйстве, учился в вечерней школе, которую окончил в 1969 году.
Одновременно с работой и учёбой в вечерней школе, занимался в литературном объединении при заводской многотиражке Металлург»» и городской газеты «Гвардеец труда».
В 1969 году, после окончания вечерней школы, Геннадий поступил в МГУ им. М.В. Ломоносова, на факультет журналистики.
Выбор литературного пути определили и ранняя любовь к чтению, сначала классиков, потом современников и яркие впечатления послевоенного детства:
В южноуральском посёлке Максай работали люди со всей страны:
«В посёлке жили – русские, татары, украинцы, казахи, белорусы, киргизы, немцы, латыши, евреи, кавказцы, молдаване, цыгане – войною сорванные с места люди, вербованный, отчаянный народ!».
В 1974 году, Геннадий Николаевич окончил факультет журналистики Московского университета с квалификацией в дипломе: «литературный работник».
Получив диплом, работал корреспондентом районной газеты в городе Озёры, Московской области.
В 1978 году, Геннадий Красников оказывается в центре литературной жизни, став ведущим редактором издательства «Молодая гвардия», где вместе с поэтом-фронтовиком Николаем Старшиновым, первым мужем поэтессы Юлии Друниной, имеющими совместную дочь-Елену, выпускал ежеквартальный альманах «Поэзия».
Наряду с поэтом-фронтовиком Николаем Старшиновым и Геннадий Красников был редактором альманаха «Поэзия».
О Николае Константинове Старшинове, необходимо сказать подробнее.
Университеты в своей жизни Николай Старшинов(06.12.1924. – 06.02.1998.) прошёл разные, но главной всё-таки была война.
В семнадцать лет, не успев даже сдать все экзамены за девятый класс, он встал в солдатский строй.
Закончил Ленинградское военно-пехотное училище, старший сержант, помощник командира пулемётного взвода.
Сохранилась фотография, где он уже в гимнастёрке с пилоткой на голове, но ещё без погон, курсант.
Худенький мальчик с открытым, ясным и каким-то беззащитным взглядом.
В августе 1943 года, под Спас-Деменском, Николай Старшинов был тяжело ранен: обе ноги оказались перебиты.
Всю ночь он полз к своим, волоча за собой винтовку и оставляя кровавый след.
Чудом удалось избежать ампутации, но раны эти мучили до конца жизни.
Конечно, война отразилась в поэзии Николая Старшинова, несколько его стихотворений стали по сути классическими и входят во все поэтические антологии, посвящённые Великой Отечественной.
В них нет особого пафоса, как не бывало его никогда и в самом авторе, но есть подлинность чувства.
В Москву Николай Старшинов вернулся в феврале 1944 года на костылях. Стал учиться в Литературном институте.
Писал, но с публикациями, а тем более с признанием, как поэта, всё складывалось непросто.
Надо отдать должное, благодаря, созданной, поэтами Николаем Старшиновым и Геннадием Красниковым в редакции издательства «Молодой гвардии» творческой атмосферы, альманах «Поэзия» явился «взлётной полосой» для многих молодых, начинающих поэтов страны, с 1976 по 1992 год, в течение 16 лет.
Об уникальном для страны, альманахе «Поэзия» необходимо сказать подробнее.
У меня в домашней библиотеке есть 19 номеров этого альманаха «Поэзия», с разноцветными тремя листочками на обложке, которые я с охотой покупал, если удавалось, с 1976 по 1990 год.
Взяв навскидку, первый попавшийся под руку альманах, могу достоверно сказать о №41 за 1985 год.
Тираж альманаха, с бумажной обложкой, -75 тысяч, страниц-176, авторов, поместивших свои стихотворения в этом номере альманаха, который выходит 4 раза в за год.
Цена, по сегодняшнему времени – смехотворная – 1руб.10 коп.
В конце альманаха, выходные данные, где говорится следующее:
«Очередной номер альманаха «Поэзия» посвящён 40-летию Победы.
В номере выступают известные советские поэты-фронтовики:
М. Львов, Ю. Друнина, Е. Винокуров, Ю. Левитанский, Б. Окуджава, Б. Слуцкий, М. Соболь, К. Ваншенкин, В. Субботин, В. Кочетков, Д. Самойлов и другие.
Читатели познакомятся также со стихами о войне поэтов послевоенного поколения:
Р. Рождественский, Е. Евтушенко, А. Вознесенский, В. Костров, Р. Казаковой, И. Шкляревского, В. Высоцкого, В. Соколова и других.
В разделе «Из зарубежной поэзии» печатаются стихи Франсуа Мориака, а также стихи английских поэтов К. Дугласа и С. Кейса, погибших во время второй мировой войны, сражаясь против фашистов.
Альманах знакомит читателей со стихами участников VIII Всесоюзного совещания молодых писателей.
Завершается номер традиционной юмористической рубрикой «Парнас, Пегас и кое-что про нас»
После того как в эпоху «перестройки» альманах был остановлен в 1992 году, Геннадий Красников работал главным редактором издательства «Звонница МГ», однако вскоре, не приняв нового, рыночного характера литературно-издательской жизни, всецело посвящает себя творчеству.
Впервые стихи Геннадия Красникова были опубликованы в газетах города Новотроицка, но первым серьёзным выступлением в печати можно считать его поэтическую публикацию в газете «Литературная Россия» в 1977 году, №27, 1-го июля, с напутственным словом поэта-фронтовика Евгения Винокурова.
Дебютная книга поэта «Птичьи светофоры» вышла в 1981 году и получила премию А. М. Горького.
Предисловие к ней написал поэт Евгений Евтушенко, вычленивший из первой, во многом наивной, лирической исповеди Геннадия Николаевича его центральную мысль. Молодой поэт высказался так:
«И пока наша совесть больна
Слава Богу – не быть ей здоровой!
Мы не судьи с тобой. Мы вина.
Это наше последнее слово»
На эти строки Евгений Евтушенко откликнулся такими строками, стихотворного предисловия, что является необычным явлением и говорит об уважению к молодому поэту:
«Вот книга первая поэта.
Она не слишком приодета.
В ней на коленях - пузыри,
И локти светят изнутри.
… И это мужество и зрелость
Перед собою и страной –
Найти внутри такую смелость
Быть не судьёю, а виной»
Главное чем привлекают стихи Геннадия Красникова – обострённое чувство ответственности, да что там – вины - за всё, что происходит в жизни.
Во второй книге «Пока вы любите… »-1985 год, интуиция поэта приводит его к предощущению божественной вселенной, в стихотворении «Эпилог»:
«…И небо возьмёт – всё, что мучило душу годами.
Земля мы изрядно тебя отягчали – прости!
И небо прости! Мы тебе как всегда недодали…».
В годы официального атеизма даже интуитивное приближение к христианскому мироощущению свидетельствовало о мужестве автора.
Евгений Винокуров, в статье в «Комсомольской правде» 12 ноября 1986 года, так написал об этом сборнике поэта «Пока вы любите…»:
«Мне представляется сборник «Пока вы любите…» одним из лучших среди книг молодых поэтов, изданных за последние годы.
Тончайшее чувство лирики в сочетании с философским осмыслением жизни придаёт стихам Геннадия Красникова особую притягательность и гармонию».
Советский и российский поэт, переводчик, публицист, эссеист, редактор литературных альманахов «Поэзия», с 2006 года доцент кафедры литературного мастерства Литературного института им. А. М. Горького, Геннадий Николаевич Красников автор замечательных книг стихов:
«Птичьи сфетофоры»-1981, «Пока вы любите…»-1985, «Крик»-1987, «Не убий»-1990, «Голые глаза»-2002, Монреаль, «Кто с любовью придёт…»-2005, «Все анекдоты рассказаны»-2016.
В 2002 году выпустил книгу эссеистики «Роковая зацепка за жизнь Или в поисках утраченного Неба», а в 2011 году книгу «В минуты роковые. Культура в зеркале русской истории».
Геннадий Николаевич составитель и редактор многих книг поэзии и прозы, среди которых произведения:
С.А. Есенина, М.И. Цветаевой. М.А. Волошина, А.А. Блока, Ю. В. Друниной, В.А. Кострова, Н.Н. Матвеевой, Л.Н. Васильевой, В, М, Гаршина, Б.А. Лавренёва, Л. Н. Андреева, Е.И. Замятина, Б.К. Зайцева, Н.С. Гумилёва и других.
Поэт Геннадий Николаевич Красников, лауреат премии имени М. Горького, имени Б. Полевого, Большой литературной премии, премии К. Бальмонта, имени равноапостольских Кирилла и Мефодия.
Награждён знаком отличия: «За заслуги перед городом Лобня»-2016 год. Живёт в городе Лобня, Московской области.
Знакомство с творчеством поэта Геннадия Николаевича Красникова – открытие его мира поэзии, неизменно приносит любителям российской словесности большую радость.
Из поэтического наследия Геннадия Красникова.
«России»
(из окна поезда Москва-Оренбург)
Не золотой, но тёмной и сырой,
продрогшей, тихой, слякотной
и выцветшей,
люблю тебя осеннею порой
в предзимний путь
по бездорожью вышедшей.
От всех дворцов, от шума вдалеке,
идущую, под тучами угрюмыми,
люблю тебя в твоём простом платке
с твоей печалью и твоими думами.
Прижмусь щекой к вагонному окну
на всех разъездах, в поле, за деревнями,
я всюду вижу лишь тебя одну
неспешную, натруженную, древнюю.
Люблю в твоих глазах живой огонь,
святую глубину его небесную,
как долго-долго, приложив ладонь,
ты смотришь вдаль
тебе одной известную.
Как терпеливо крест земной несёшь,
как ты сама себе одной начальница,
не спрашиваю я, куда идёшь,
я за тобой, иди, моя печальница!..
***
Опять над нами тёмная завеса,
опять тебе отходную поют,
опять твою страну бесславят бесы,
и снова бьют, и плакать не дают!..
В глухую стену, как подводник в «Курске»,
стучи сильней, чтоб слышали в Кремле, -
что ты не «новый», а последний русский
в своей стране, на собственной земле.
Пора менять кручину на дубину,
Мы исчерпали срок терпеть и ждать
Ты помни – кроме жалоб на судьбину
В России есть «наука побеждать»!..
Кто рвал хоругви наши и знамёна,
кто в наших детях души убивал, -
мы этих бесов вспомним поимённо,
как никогда никто не вспоминал!..
Чего уж там, нас так и так осудят!..
Переживём и этот катаклизм,
И пусть нам общим памятником будет
Разрушенный в боях либерализм!
***
Другие ищут пусть её вину,
забыв о подвигах её, о славе, -
а я люблю советскую страну,
её лицо в его простой оправе.
Прощай, светящееся полотно,
сеанс последней жизни быстротечной, -
а я люблю советское кино
с его весной на улице Заречной.
Опять скворцы нарушат тишину,
Земля проснётся на орбите зыбкой, -
а я люблю советскую весну,
с её живой гагаринской улыбкой…
Хватало и словесной чепухи,
и на Голгофу приводило слово…
А я любил советские стихи
от Маяковского
до Смелякова!..
В черёмуховый май, в рабочий край
позарастали стёжки и дорожки, -
а я любил советский Первомай,
его плакаты, песни и гармошки!
Средь обелисков скромных и венков –
трава забвенья, словно откровенье,
а я любил советских стариков,
святое фронтовое поколенье…
Страна моя, страдая и любя,
о как твой дух, твой труд,
твой путь был молод,
коль до сих пор враги палят в тебя,
в исчезнувшую, но убить не могут!..
***
Время понемногу подбирает
всех, кто дорог был, кто был любим,
на чужом пиру, где нас не знают,
никого не назовём своим…
Только память остаётся другом,
ненадёжным, правда, вот беда,
как Сусанин водит круг за кругом
сквозь непроходимые года…
Заведёт в отчаянные дали,
уведёт печаль к истокам дней
и в страну, которую украли
на войне оболганных идей.
Уведёт в рабочие посёлки,
сквозь бараки, в бедность детских лет, -
солнечные собирать осколки,
невозвратного прощальный свет…
А когда вернёшься на дорогу
в мир, где новый Вавилон бурлит, -
ночь шумна, ничто не внемлет Богу,
и Содом с Гоморрой говорит…
…Счастливые ушедшие!..
не стоит
впутывать вас в эти времена,
где гроша последнего не стоят
ваши песни, сказки, имена…
«Кукушка»
Не разгадать твою тоску –
всерьёз грустишь или играешь,
когда всю ночь своё «ку-ку»
как чётки ты перебираешь?
Годам ли нашим счёт ведёшь,
слепого случая орудье,
зачем их, как птенцов, кладёшь –
в чужую жизнь, в чужие судьбы?..
Игра ли это, не игра,
но мне давно уж не в новинку
печально слушать до утра
твою заевшую пластинку.
***
Николаю Шипилову.
Не ждёшь дурных вестей,
а всё ж однажды скажут:
- На выход, без вещей!..
и на порог укажут.
Небесный воронок
не будет дожидаться,
где Бог, а где порог, -
пора определяться!..
Пора, мой друг, пора –
на стол или на лавку,
ну, вот и с плеч гора,
В отставку, жизнь, в отставку…
А твой предвечный страх
пусть развлечёт немного –
раздолбанная в прах
последняя дорога.
Уж если горевать,
то не о прошлой жизни,
а что не пировать
на этой бедной тризне…
Присяжный ангел мой,
я был твоим позором,
с повинной головой
иду за приговором!
***
Однажды он наступит – жизни вечер,
и пусть тогда не задрожит рука!
Лови вчерашний день, вчерашний ветер,
тень птицы, тень цветка и мотылька…
Не торопясь, у моря жди погоды,
порядок слов и снов перебирай,
и словно книги, собственные годы
с невольным удивленьем открывай.
Все звуки с миру соберёшь по нитке,
но в памяти останется один
тревожный скрип незапертой калитки,
перед которой замер блудный сын…
Осенний сад увенчан и развенчан,
и первый снег уже посеребрил
тень девочки, тень девушки, тень женщин,
которых ты так искренно любил…
…Ловец теней!.. Храни, что было мило,
до первых слёз, до крайней той версты,
всё, что тебя спасало и хранило,
что, может, слишком поздно понял ты.
«Эдгар По»
Жанне Жамеловой.
И пока наша совесть больна
(слава Богу – не быть ей здоровой!), -
мы не судьи с тобой. Мы вина.
Эта наше последнее слово.
В сигаретном дыму до темна
просидим, горячась бестолково…
Мы не судьи с тобой. Мы вина.
Это наше последнее слово.
И войдут к нам из тьмы на порог –
век,
друзья
и насупленный ворон,
и продрогший добряк щенок –
с беспощадным своим приговором.
Мы не судьи с тобой. Мы вина.
Слышишь, жизнь! Ты ответить готова?
Но уже не услышит она
это наше печальное слово.
***
Михаилу Львову.
Дальний, горький, незабвенный –
Отсвет прошумевших гроз!..
Когда хроники военной
не могу смотреть без слёз.
Промелькнёт – святой и чистый –
(тот упал, другой – дойдёт!),
не народные артисты,
а доподлинный народ!
Промелькнут, сменяясь, лица
и погаснут в дымке лет,
а война всё длится, длится,
ей конца и края нет.
Взрывом землю поднимает!
Эй, солдатик, ты - убит?
Ах, как жутко намокает
тёмной кровью белый бинт…
Вот – в шинелях, молодые –
день и ночь идут опять,
мёртвые –
ещё живые…
Как же страшно их терять!
А война идёт по свету,
на дорогах, в поездах –
там сейчас за кадром где-то
юность мамина в слезах.
На экране и за кадром
всех одна беда роднит…
Лица, лица… И за каждым –
Скорбно Родина следит.
Ты ещё, кино, поведай,
как в слезах, в цветах, была
встреча майская с Победой
и светла, и тяжела…
Ничего, что ты – немое,
стоит только посмотреть –
задевает за живое
тех оркестров майских медь,
всё, что было, что прошло,
видно, прошлое корнями
в будущее проросло…
«Мы дружили с фронтовиками…»
Памяти Е. Винокурова, М. Львова,
Н. Старшинова, Ф. Сухова, В. Шефнера,
М. Соболя, Н. Панченко, В. Карпова,
А. Межирова, М. Борисова…
- поколения фронтовиков.
Мы дружили с фронтовиками,
с настоящими мужиками,
быть почётно учениками
у великих отцов своих –
тех, что скрыты уже веками
под осыпавшимися венками
под летящими вслед плевками
на святые могилы их.
Знаем, что они пережили,
знаем, что они заслужили
и какие песни сложили, -
вместе с ними пели не раз…
В майский день за Победу пили,
А бывало, и слёзы лили,
Вспоминая, как протрубили
Им архангелы – грозный час!..
Ну, так, что же, дети и внуки,
молча мы опускаем руки,
чтоб могли какие-то суки
пачкать память старых солдат?
Всё сдадим – без стыда и муки?
впереди – подлый смех и трюки,
пляски под похоронные звуки…
Позади – Москва, Сталинград!..
***
Владимиру Теплякову.
Скучно, брат, в кругу со всеми
Улыбаться, пить, шутить,
Наступает наше время –
Не прощаясь, уходить.
Уходить – не возвращаться,
чьи-то песни слыша вслед,
да и с кем теперь прощаться –
никого на свете нет…
Эти шутки, эти песни,
эти старые грехи –
как прошедшие болезни,
как сожжённые стихи…
А ушедших и забытых –
отдаю последним снам…
словно в зеркалах разбитых –
в них не отразиться нам.
Пусть ещё виски постудит –
лет ли, дней ли череда,
больше ничего не будет,
Кроме Страшного суда!..
«Георгий Иванов в Париже»
Париж не виноват,
Парижу дела нет,
что повернуть назад
судьбу не смог поэт,
что он, как ювелир,
гранил в чужом углу –
невозратимый мир,
блестящих лет игру…
Гранил он свой портрет
и, словно бирюзу,
разглядывал на свет
гранёную слезу.
Снег петербургских зим –
гранил, гранил, гранил,
как будто в том снегу
себя он хоронил…
Банальная тоска,
но под его рукой
вдруг встала у виска
классической строкой.
***
В тех садах, в тех домах и глухих коридорах,
в тех уральских бараках (поклонимся им!),
где в раздорах и драках взрывались как порох,
где смеялись и пели, где был ты своим…
Где смеялись, а песни слезами кончались,
в том немыслимом, послевоенном году,
где за бедным столом всем двором умещались,
где и смерть на миру, и душа на виду.
В той забытой стране, в том году небогатом
всюду был ты своим, отрок света и тьмы,
втой забытой стране под безбожным плакатом
Бог тебя уберёг от сумы и тюрьмы…
А теперь золотят купола и столицы,
но людей разделили лукавой межой,
в незнакомой стране незнакомые лица,
где железные двери, где всем ты чужой.
«Мудрость»
И потерявшего не упрекай,
и не завидуй никогда нашедшим,
и – как мудрец восточный – уступай
дорогу дуракам и сумасшедшим.
И помни: мир так трогательно прост
в руках Творца – усталых и озяблых –
и звук паденья августовских звёзд,
как стук о землю падающих яблок.
Когда открыты настежь небеса,
есть шанс узнать в тот час
благословенный,
ещё какие можно чудеса
найти на старом чердаке Вселенной!
***
Состарились мои ровесницы,
да я и сам заметно скис,
карабкаясь по шаткой лестнице,
давным-давно ведущей вниз.
С валокардиноми и грелками,
подошвами асфальт скребя,
как будто в искажённом зеркале,
друг в друге видим мы себя.
Суставами скрипя и щёлкая,
в каком – неведомо – году,
с какой-то старою кошёлкою
я повстречался на ходу.
Благодарю я провидение,
что без излишней суеты,
как мимолётное видение,
явилась и … исчезла ты!
«Ремонт»
Давай с тобой нагасим, мама, извести,
добавим синьки,
стул – верхом на стол!
Останется тряпьё на кухню вынести
да выстелить многотиражкой пол.
Да на балкон – от книжек и до валенок –
снесём вещички. Запахнём плащом.
И комната, как человек в предбаннике,
предстанет вдруг неловко нагишом…
И мне покажется, пока хлопочется,
отъезд мой скорый – он из небылиц!
И только знаешь ты, что одиночество –
не забелить ничем,
не забелить…
***
Пустотой дохнуло неживою,
дожили до осени времён…
Но покуда сад не оголён,
Вечности не видно за листвою.
Кажется бессмысленной игрушкой
в золото окрашенный покой,
ходики настенные с кукушкой
остановим собственной рукой.
Жалкий род людской,
сосуд скудельный*,
что мы сможем в вечность унести? –
только слёзы,
только крест нательный,
только просьбу: «Господи, прости!»
*Сосуд скудельный – фразеологизм – о человеке как слабом, бренном существе. «Скудельный» означает глиняный. Глиняная посуда очень хрупкая. Отсюда и значение выражения.
У Афанасия Фета: «Не так ли я, сосуд скудельный, дерзаю на запретный путь?»