***
ЮНОСТЬ
В Гоморре Гомера скуластое море,
за садом Содома глаза серафима.
Студент изнывает в весенней каморе.
Откуда словечки? Из неба, вестимо.
И где твое имя и где твое поле?
Молочницы жарят на кухне котлеты.
А голод не тетка, и водка в фаворе,
и входит соседка в исподнем, как лето.
Разломан, разорван грозой подоконник,
и прочь Беатриче – мотаться куда ж с ней?
и чем неприкаянней, злей, беззаконней
по крышам блужданье, тем жизнь безэтажней.
Кончается юность на пьяном вокзале,
средь дружеских окликов, пиршеств разгонных,
и бойко следят полустанки глазами:
– А те ли? А к тем ли? А в такт ли вагоны?
Не в такт, и не к тем, и не с теми, гулёны.
Твой поезд на станции выловлен не был,
и хлещут и хлещут мордастые клены
кипящей листвой изумрудное небо.
Проносится мимо, уносится мимо,
средь снов полустанков с пространством слипаясь.
И лишь на стекле сквозь глаза серафима
прощающе-сотканный лик проступает.