Отпели, утёрли над гробом слезу,
Махнули сто грамм, чтоб земля ему пухом -
И дальше я воз свой по жизни везу,
Привычно ворча на Всевышнего глухо.
Мол, мы же с ним были почти как родня,
Как будто одною срослись пуповиной,
Ведь он был почти половиной меня,
А я был почти что его половиной.
И там, где бывало порой горячо,
И где не по-детски нас плющило небо,
Мы с ним подставляли друг другу плечо,
Делились последнею корочкой хлеба.
А если по бабам, то это был гон,
А если уж пили, то полною чашей,
И не было преданней друга, чем он,
И не было дружбы прочнее, чем наша.
А ныне, когда в одуревшей стране
Наличие мозга карается люто,
Я мог бы молиться, как все, сатане,
Да только не хочется вот почему-то.