Есть широко известная песня: «Разговоры, разговоры», которую считал, несомненно – народной.
И только недавно узнал, что у этой песни: «Разговоры, разговоры» существует автор слов, замечательный советский поэт и писатель Серебряков Геннадий Викторович (30.01. 1937. г. Акмолинск – 15.03. 1996. станция Семхоз, под Москвой).
«Разговоры, разговоры»
Тропинка узенькая вьётся
Через сугробы вдоль плетня.
Я прохожу, а у колодца
Судачат бабы про меня.
Припев:
Разговоры, разговоры,
Слово к слову тянется.
Разговоры стихнут скоро,
А любовь останется.
Вон даже мама всполошилась
Теперь беды не отвести.
Ах, как я вздумала, решилась
Чужого парня увести?..
Ну, говорите, говорите,
Чужие люди и родня.
Во всём корите и вините
Одну меня, одну меня.
Я буду жить под солнцем ясным,
Не опуская головы,
Лишь только б ты не побоялся
Поспешной на язык молвы.
1972 год.
Поэт, Серебряков Геннадий Викторович, сын офицера, принявшего первый бой с гитлеровцами в июне 1941 года на западной границе.
Родители Геннадия Серебрякова родом из окрестностей знаменитого села Палех, из крестьянских семей, приобщившихся к живописному делу: дед Серебрякова по отцу – потомственный богомаз, по преданию, и фамилия раньше звучала как Сереброковы (ковали серебряные оклады для икон)
Отец Геннадия, Виктор Алексеевич, мальчишкой убежал на фронт, стал красным командиром, чапаевским бойцом.
Окончив командирскую школу, служил в далёких гарнизонах, в основном пограничных.
Геннадий родился во время одного из переездов семьи, прямо в пути, а зарегистрировали его в городе Акмолинске, Казахская ССР.
Отечественная война застала семью на западной границе, с последним эшелоном мать с двумя сыновьями успела эвакуироваться.
Детство Геннадия и его старшего брата Евгения, прошло в дедовской деревне Смертино в 5 км. от села Палеха, знаменитого центра лаковой миниатюры – живописи на брошках, шкатулках, ларцах…
Отец погиб на войне.
Пройдя более полутора тысяч километров, раненный в обе ноги, с костылями, по вражеским тылам от западной границы до Брянщины, он стал, в звании майора, начальником штаба Дятьковской партизанской бригады, где и погиб в бою с фашистами, 30 июля 1943 года.
На Брянщине, на могиле отца установлен обелиск с надписью: «Виктору Алексеевичу Серебрякову - партизанскому Суворову».
Сын узнал о фронтовой судьбе отца много поздне, из рассказов однополчан.
Тема памяти о войне станет в его творчестве одной из главных и патриотически насыщенных.
О достоверности данных слов, наглядно говорит стихотворение Геннадия Викторовича:
«О, где мальчишкам мужества набраться?..»
О, где мальчишкам мужества набраться?..
Горит, горит зари бикфордов шнур.
Смерть смотрит прямо в лица новобранцев
Холодными глазами амбразур.
Лишь поднимись – и нитью раскалённой
Тебя к суглинку может враз пришить…
Им было страшно, страстно в жизнь влюблённым,
В висках, как телеграф, стучало: жить!
Жить – значит снова встретиться с родными.
Любить. Смеяться, Открывать миры…
Но политрук прыжком вскочил над ними
И пистолет рванул из кобуры:
- За Сталина – а –а!..
Тела в пружины сжаты.
Толчок – и скользкий бруствер позади…
И падали безусые солдаты,
Огромный шар земной прижав к груди.
Они о культе личности не знали.
Да и откуда знать они могли?
Им это имя было словно знамя,
Они сквозь сто смертей его несли.
Так может, зря?
А если б перестали
Солдаты верить в правду и в него?
Тогда б без этой веры даже Сталин
Не значил ровным счётом ничего.
Ведь сила в них – безусых, крутолобых,
На плечи взявших страшный груз – войну,
В его величье веривших на слово
Сумевших грудью заслонить страну.
Вся сила в них, прошедших через пламя,
Через холсты расстеленных снегов.
Приди на помощь, воскреси их, память,
Всех, что погибли с именем его.
Как с ними быть?
Грядут иные даты.
Но павших ты ни в чём не обвини…
Да, сталинцами были те солдаты,
Такими и останутся они.
О, как же всё не просто, как непросто!
Как часто рубим мы ещё сплеча.
Болезни прячем собственного роста
За мудрую цитату Ильича.
А время ведь ошибок нам не спишет,
За них потомки спросят с нас вдвойне…
Гудит земля. Наверное, не спится
В могилах братских, павшим на войне.
1961 год.
Окончив индустриальный техникум Геннадий Викторович работал мастером на текстильных фабриках Поволжья.
Стихи Геннадий Серебряков стал писать рано.
Но серьёзное увлечение пришло, когда в 1950-е годы поехал на целину, оттуда послал тетрадку стихов в Литературный институт, куда позже поступил учиться.
Первые книги вышли в начале 1960-х: «Просека»-1963, «Полюс радости»-1965, «Наедине с Россией»-1969. «Дым Отечества»-1977, «Ситцевая радуга»-1980, «Полдень»-1984, «Соловьи на снегу»-1988 год.
Материалом их служили жизненные впечатления, а пафос определялся атмосферой времени – безрассудным энтузиазмом молодых покорителей природы.
Большую роль в самоопределении поэта сыграла журналистская работа, после окончания литературного института.
Работал корреспондентом в городской газете «Знамя коммунизма», ивановской молодёжной газеты «Ленинец» - там и появились его первые поэтические публикации, позже работал в «Комсомольской правде», журнале «Молодая гвардия», входил в редколлегию журнала «Нашего современника».
Публичность, гражданственность, сразу определили поэтическую индивидуальность Геннадия Серебрякова.
Стиль и мелодичность его стихов, сделали некоторые его стихотворения известными песнями в народе, к примеру: «Гуси-лебеди», «Разговоры, разговоры», «Любит – не любит».
Поэзия Геннадия Серебрякова созвучна музыке, в его стихах уже заложена мелодия.
В творчестве Геннадия Серебрякова, достаточно большое место занимают опыты в жанре поэмы.
В поэмах Геннадий Викторович, идёт по пути исторического со злободневным, поэмы: «Иван»-1961, «Первопроходцы»-1969-1972, «Фронтовики»-1971-1975 год.
В этом ряду выделяется поэма-сказание о Палехе «Солнечные кони»-1971-1976 год.
Книга «Соловьи на снегу»- Москва,1988 год, стала последней прижизненной книгой Геннадия Серебрякова и ярко обозначила драму его поколения.
Не желающего отрекаться от своих идеалов,
горбачёвскую перестройку и ельцинские реформы поэт встретил с резким неприятием, что нашло отражение в его стихах : «Россию, распиная, продают», «Не всё за деньги продаётся».
Поэт пробовал себя и в прозе, он издал исторический роман о поэте-воине Денисе Давыдове, в роман-газете №11-12 за 1988 год.
Денис Васильевич Давыдов (27.07. 1784. – 04.05. 1839.), русский поэт, наиболее яркий представитель «гусарской поэзии», мемуарист, генерал-лейтенант.
Денис Давыдов, один из командиров партизанского движения во время Отечественной войны 1812 года.
Роман: «Денис Давыдов», автор, поэт Геннадий Серебряков посвятил памяти своего боевого отца, майора Виктора Алексеевича Серебрякова.
Книга Геннадия Серебрякова: «Денис Давыдов», в серии «Жизнь замечательных людей» вышла раньше, в 1985 году.
В последние годы начал работу над романом на близкую тему о старшем сыне Пушкина, Александре, профессиональном военном.
Скончался самобытный русский поэт Геннадий Викторович Серебряков 15 марта 1996 года, в возрасте 59-ти лет.
Растерянность и горечь жизненных итогов, творческая не востребованность новым временем, перестройкой, звучит в поздних поэтических признаниях Геннадия Викторовича Серебрякова:
«Сижу в ладони уронив чело,
И об одном лишь думаю устало,
О том, как быстро прошлое ушло,
А будущее -
Так и не настало».
На благодарную память об отличном поэте Геннадии Викторовиче Серебрякове, нам остались его замечательные стихи, чудесные поэмы, прелестные песни, которые на слуху.
Из поэтического наследства Геннадия Серебрякова.
«Трезвая свадьба»
Эта свадьба, видно сразу,
Перед обществом права,
В соответствии с Указом
Вся как стёклышко
Трезва.
А гостей, гостей-то сколько!
Как ведётся на Руси…
Возле дома «Чайка» в кольцах,
В ленты убраны такси.
А застолье так застолье!
Сослуживцы и родня.
Всем привет
И всем раздолье
Ради праздничного дня.
С доброй щедростью, по-русски,
Вдоль по скатертям – взгляни –
Горы фруктов и закуски,
Лишь хмельного здесь – ни-ни!..
Молодые чуть картинно
И с опаской старики
Пьют шипучий «Буратино»
Под грибки
Да балыки.
Сколько сбережено денег,
И здоровью нет вреда.
Развлекает всех затейник,
По - былому – тамада.
Подбочениваясь гордо,
Подмигнув гостям хитро,
Вновь и вновь кричит он: «Горько! –
Вознося в руке ситро.
И народ честной смеётся,
Отзываясь хрусталём.
Всё пристойным остаётся,
Коль не пьётся,
То не бьётся
И посуда за столом.
И идёт себе веселье,
Как идти себе должно,
И никто не вспомнит зелье,
Распроклятое вино.
Лишь бочком сидящий, горбясь,
Дед с медалькой боевой
Всё грустит
По стопке горькой,
Той, что пьёт
С передовой.
Дожил он до свадьбы внука.
Что ж ещё теперь желать?
Жизнь пошла с иного круга,
Значит, можно помирать…
И тишком, сгибая вилку
Под пиджачною полой,
Сам от робости не свой
Вскрыть он пробует бутылку,
Злополучную бутылку,
Принесённую с собой.
«Гуси-лебеди»
Песня.
Стали зябкими рассветы,
Стынет в реченьке вода…
Отгорело бабье лето –
Наступают холода.
Кто-то кличет в зыбкой сини…
Поднимаю к небу взгляд:
Над Россией, над Россией
Гуси-лебеди летят.
Может это и не птицы –
За леса и города
Улетают вереницей
Наши юные года.
Скоро, скоро белый иней
Серебром засыплет сад…
Над Россией, над Россией
Гуси-лебеди летят.
Только знаю. Не забудет
Моё сердце ничего.
И, что было. И, что будет, -
Всё вмещается в него.
Вот забилось с новой силой –
Тихой грусти невпопад…
Над Россией, над Россией
Гуси-лебеди летят.
1970 год.
«Любит – не любит»
Песня.
Девчонка гадает у тихой реки –
Ромашки лучистые губит.
И, словно снежинки, летят лепестки:
Любит – не любит – любит…
Поссорятся двое – один поспешит
И скажет, как будто отрубит.
И снова ромашка ему ворожит:
Любит – не любит – любит…
Ты вправду всё знаешь, цветок полевой,
Иль это придумали люди?
За всё отвечаешь своей головой:
Любит – не любит – любит…
Сменяются годы. А этот вопрос,
Наверное, вечным будет.
Опять перед кем-то ромашки вразброс:
Любит – не любит – любит…
«Старый мастер»
(Воспоминание о С. Т. Коненкове)*
Век в трудах и бореньях привычных…
Как бессменный его старожил,
Он друзей пережил закадычных
И заклятых врагов
Пережил.
На углу у Тверского бульвара
Старый мастер один
В мастерской.
Что владетелю божьего дара
До хвалы
И до злобы людской?!.
Как стремительно жизнь убывает!
Но упрямой рукою творца
Он в гранит,
Словно в вечность, врубает
Остриё боевого резца.
Не впадает он в скупую усталость,
Не расслабит в безделье плечо.
Коль врагов на земле
Не осталось,
Можно
С Богом поспорить ещё!..
Поэма «Иван» - она стоит того, чтобы прочитать!
«Иван»
1
Он даже был красив, наверно,
Голубоглаз и белокур –
Тот немец, что пришёл в деревню
До русских баб и русских кур.
Пилоткой пот со лба утёр он,
Шагал улыбчивый, не злой –
Спокойный. Бронетранспортёры
Темнели за его спиной.
Метался женский голос:
- Лидка – а !
Ну, где же ты? А ну – домой!..
Бежала к старенькой калитке
Девчонка с русою косой.
Глаза, нацеленные метко,
Её настигли на пути.
- О – о Шёнес русиш медхен!... –
И жестом приказал идти.
Он шёл, насвистывая тонко.
Тот немец долго не мудрил,
Остановил её у стога
И бросил на траву мундир…
И над испуганной, босою
Победу одержал солдат.
И рядом с русскою косою
Светился тускло автомат.
2
Ах, Лидка, Лидка –
Сиреневый рассвет.
Цвела твоя улыбка,
Теперь улыбки нет.
Как лебеди, точёные
Две руки.
А под глазами чёрные,
Как ночь, круги.
Ах, только бы забыться,
Жизнь не мила.
Хотела утопиться –
Река не приняла.
Ох, мамочка, мама!
Лучше смерть.
Как в глаза людям
Я буду смотреть?
Не хочу я жить,
Ну нисколечко!
Ты прости меня, суженый.
Прости, Колечка!..
А мать всё молится
И шепчет: - Гады!.. –
А Лидке: - Доченька,
А жить-то надо…
3
Фронт уходил опять на Запад,
Туда, за гулкий, дымный шлях.
Лишь трупный сладковатый запах
Ещё клубился на полях.
Весна шагала без опаски
Вершить извечные дела.
В простреленной, рогатой каске
Гнездо малиновка вила.
И над израненной равниной
Ещё не паханой земли
Летели вытянутым клином
Не самолёты – журавли.
И над деревнею, как леший,
Сбивая с тощих крыльев пух,
Горланил чудом уцелевший,
Войной не съеденный петух.
А Лидка молча разрешалась,
Лишь губы в кровь кусала зло.
Холодным потом орошалось
Её высокое чело.
Глаза, как искры, потухали,
А рядом хлопотала мать,
Чтоб в полотенце с петухами
Новорождённого принять.
Упругий ветер в окна бился,
Упрямо травы лезли вверх.
Срок подошёл – и он явился,
Родился новый человек.
4
Родился крохотный и синий.
Он вне закона, вне любви…
Ну что ж, прими его, Россия,
В ладони добрые свои.
В тебе ведь столько ласки скрыто.
Её с лихвою хватит им –
Сиротам красного Мадрида,
Пхеньяна, Рима и Афин.
За них твои сражались парни
На самых дальних берегах.
Не зря же встанет в Трептов-парке
Солдат с ребёнком на руках.
Своею добротой вселенской
Младенца ты не обнеси.
Устами бабы деревенской
Со вздохом ты произнеси
Не очень-то замысловато,
От сердца от всего зато:
- Дитё, оно не виновато,
Чего ж его винить, дитё?..
5
Родился он незваным
Как боль самой земли.
И мальчика Иваном
По-русски нарекли.
6
Тают злые льдинки
В глазах усталой Лидки.
И горькая улыбка
Губы развела.
А грудь, а грудь у Лидки
Как сахар бела.
И подступает к горлу
Солёная волна.
А грудь, а грудь у Лидки
Как чаша полна.
- Ох, мамочка, мама!
Какой-никакой,
Ох, мамочка, мама,
А всё-таки – мой.
Голубенький, слабый.
И голенький…
Ты прости, мой суженый.
Прости, Коленька!..
7
А Коля – он простил бы,
А Коля – он бы понял…
Но прорастают травы
Сквозь Колины ладони.
Его шальная пуля
Заставила споткнуться.
Уснул он в Белоруссии,
Не может проснуться.
Серебряными струнами
Звенят дожди весенние.
Над ним берёзки юные –
Как сёстры милосердия.
8
Мой край, поруганный и нищий,
Терпи и пей морковный чай.
Цветёт, цветёт на пепелище
Цветок несчастья – Иван-чай.
Мой край, голодный, но свободный,
Мир, заслонивший от беды,
Какой не помнили народы
С времён нашествия Орды.
Мой край, сполна хлебнувший лиха
Во вражьей и своей крови.
Всё это памятью великой
Ты для грядущего храни,
Чтоб люди новых поколений,
Твоей завидуя судьбе,
Вновь с благодарным удивленьем
Сквозь годы кланялись тебе.
9
Мальчишка рос,
Не крепкий и не хрупкий,
Болел желтухой. Падал без числа.
Носил штаны из довоенной юбки,
Которую соседка принесла.
Дразнил кота,
Строгал ружьё из палки.
В день Первомая ел однажды мёд.
А в сорок пятом спрашивал:
А папка
Наш, почему с войны всё не идёт?
Он рос. Через заборы прыгал ловко.
В карманах гильзы звонкие таскал.
И горько плакал, оттого что Вовка
Его фашистом как-то обозвал.
И в первый раз с серьёзностью недетской,
С каким-то содроганием души
Он мать спросил: - Ведь я…
Ведь я –
Советский?
Ты только правду, мамочка, скажи! –
Мать захлебнулась горькими словами,
Всю боль свою зажав в один комок.
-Да разве можно говорить так, Ваня?
Да разве можно… Что ты, мой сынок?
А после Вовку драл ремнём солдатским
Контуженный, седой как лунь отец.
И к нам пришёл: - А ну-ка, Ваня, здравствуй,
Чего тебе наплёл мой сорванец?
Прости его на деле на соседском…
Да не робей, а ну, поди сюда.
Ты наш, Иван, - российский и советский,
Запомни это, милый, навсегда.
10
О, век двадцатый,
Щедр ты на жестокости,
Что пострашней, тернового венца.
Какой, скажи, измерить мерой стойкости
Оставшиеся добрыми сердца?
Моя Россия – звезды в синей вечности,
Прямые обелиски – как лучи.
Учи меня высокой человечности
И высшей справедливости учи.
1967 год.
P.S.
Примечание:
*Коненков Сергей Тимофеевич (10.07.1874.-07.10.1971.), российский, советский скульптор, график, педагог.
Академик АХ СССР 1954, член-корреспондент с 1947 года, народный художник СССР 1958 года.
Герой Социалистического Труда 1964 года, лауреат Ленинской премии 1957 и Сталинской премии третьей степени 1951 года.
Ещё до революции скульптора Сергея Коненкова называли «русским Роденом».
Дерево – не самый распространённый среди скульпторов материал. Хоть оно м входит в обязательную программу обучения, но в творчестве остаётся лишь у единиц.
Оно и понятно, дерево – материал с характером, неудобный. Наряду с камнем, древесина не прощает ошибок.
Иногда одним неверным движением можно перечеркнуть и дни работы, и внушительный объём недешёвого материала.
А в отличие от того же камня, работы представляются более хрупкими, подверженными внешнему воздействию, менее долговечными.
Однако, существует особый склад людей.
У них отлично выходит не просто поладить с деревом, они тонко чувствуют его, и невероятно мягко подчиняют своим идеям.
Не ломая всего прекрасного, что есть в живом материале, но и, не пасуя перед его характером.
Одним из таких людей, несомненно являлся великий скульптор Сергей Тимофеевич Коненков, как человек, выросший в сельской местности, деревня Верхние Караковичи, Ельнинского уезда, Смоленской губернии, он на всю жизнь сохранил в себе связь с природой.
Ещё в детстве, со сказками и богатым воображением приходили к нему образы, находящие воплощение много позже, в скульптурах: всяких лесовиков, полевиков, зверушек, лесной нечисти, леших.
Одной из любимых техник у Сергея Тимофеевича Коненкова, можно выделить корнепластику, работу с природными формами.
Из разлапистых пней он создавал целые коллекции мебели, кресла, столики.
Но не меньшее внимание заслуживает и портретные работы из дерева, среди которых множество известных деятелей эпохи и людей, вдохновляющих автора:
А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, И.С. Тургенева, В.В. Маяковского, К.Э. Циолковского, Сталина и других.
Конечно, скульптор использовал самые разные материалы – и мрамор и бронзу, но для нас Сергей Коненков – в первую очередь человек, виртуозно подчинивший себе дерево.
Прожил великий русский скульптор -Сергей Тимофеевич Коненков -97 лет.