Родословная. Часть 2. Мать

Татьяна Павлова-Яснецкая
Фотография 1946 г.

      Моя мать – Борисенко Галина Александровна (урождённая Яснецкая) родилась в городе Луга Ленинградской области 14 октября 1922 года в семье учителей.
 
     Мой дед – Яснецкий Александр Иванович был уроженцем д.Соседно, С-Петербургской губернии, Лужского уезда. Семья была многодетной. Отец его был земским учителем и проработал на ниве народного образования около 50 лет. Дед мой до революции закончил Псковскую учительскую семинарию, а после революции Ленинградский педагогический институт им.Герцена физико-математической отделение. До революции у него была жена и маленькая дочка, которые умерли в гражданскую войну. По убеждениям он был конституционный демократ (кадет) и до революции даже сидел в тюрьме.

     Моя бабушка была из купеческого сословия. Семья жила в городе Суджа. Предки её отца – Никиты Васильевича Ишунина, по всей вероятности, вели свою родословную от обрусевших крымских татар. В семье было шесть братьев и три сестры. Отец умер рано и опеку над семьёй взял его родной брат Дмитрий Васильевич, который на свои деньги дал образование всем своим племянникам. 
     Вот что мне известно об их судьбах. Один из братьев – Яков, был, по всей видимости, путейским инженером и принимал участие в строительстве Трансиба, след его потерялся в гражданскую войну. Николай погиб в первую мировую в 1916 году.  Два брата:  Никита и Василий в разгар войны с русским корпусом были отправлены во Францию и не смогли вернуться на Родину после революции. Оба работали на заводе Рено. Михаил был главным архитектором города Ростова-на Дону. Константин жил в Сестрорецке под Ленинградом, был заслуженным учителем – преподавал физику. Старшая сестра Нина – была архитектором и умерла в 1927 году в Курске от инфлюэнции. Александра – самая младшая в семье, жила в Ленинграде, работала  бухгалтером-ревизором. Моя бабушка – Мария Никитична Яснецкая (в девичестве Ишунина) закончила Бестужевские высшие женские курсы в Санкт-Петербурге и собиралась учиться дальше в Сорбонне, чему помешала Первая мировая война. По убеждениям она была суфражисткой.

     Волею судьбы, спасаясь от голода и холода гражданской войны, мои бабушка и дедушка оказались учителями в одной из школ  Петроградской губернии, в Лужском уезде. Они полюбили друг друга и поженились. Когда у них было уже двое детей, в двадцатых годах вернулись в Ленинград, где у дедушки  была трёхкомнатная квартира на ул.Достоевского.

     Моя мама росла энергичным и жизнерадостным ребёнком, что называется «кровь с молоком», хорошо училась, любила спорт, занималась музыкой. Была пионеркой и комсомолкой. Гордилась советской родиной, мечтала стать геологом.  После окончания школы хотела поступать в Горный институт, но дедушка забрал оттуда её документы и перенёс их в педагогический институт им.Покровского на математический факультет. В первый год своей учебы в институте, мама параллельно закончила роковские курсы медсестёр (войну ждали и готовились к ней). И вот: «Двадцать второго июня ровно в четыре часа…» - война началась.  Через несколько дней моя мать добровольцем ушла на фронт, став медсестрой в медсанбате Шестой морской бригады Балтийского флота. Уходили они от больницы Фореля (до революции «Всех Скорбящих Радости») в Автово в сторону Луги. Было ей 18 лет.

     Скольких воинов вынесла она с поля боя, сколько умерло на её руках – невозможно себе представить. Она прошла Лужский рубеж, бои подо Мгой. На Волховском фронте зимой 41-42 года - её шестая морская попала в окружение.  Условия были настолько тяжёлые, что у неё в 19 лет отнялись руки и ноги. Выходили её в начале весны старые солдаты – отпоили чудодейственным берёзовым соком. Там же в окружении мама вступила в партию.
 
     После выхода из окружения, в одном из боёв, мама была тяжело ранена и отправлена в госпиталь на лечение. В Шестую морскую она не вернулась – получила назначение в медсанбат другой воинской части Первого Белорусского фронта. Прошла всю Польшу, была тяжело контужена, победу встретила в Берлине. Имела много боевых наград, в том числе – две медали за отвагу, орден Красной Звезды, орден Славы третьей степени, медаль за боевые заслуги, медаль за взятие Берлина. Вернулась в Ленинград с отрезом на платье и наградными часами. Первое что услышали демобилизованные девочки, прошедшие все круги ада, когда вышли из теплушек на платформу Московского вокзала: «Привезли эшелон походно-полевых жён». Это произвело такое впечатление на мою мать, что при жизни она никогда не надевала своих наград. Все их выложили на красную подушечку только тогда, когда её хоронили.

     Жизнь продолжалась. Мама восстановилась в институте и продолжила учиться. Встретила моего отца, вышла замуж, родила нас с сестрёнкой, закончила институт.
 
     Начала она свою педагогическую работу в мужской школе, где училось очень много мальчишек, потерявших своих отцов в дни войны, так называемая безотцовщина.  Что они только не творили! Вылезали из окон наружу и входили через них в класс во время уроков. Приносили на уроки даже гранаты.  Но маму трудно было испугать или удивить, ей удавалось находить с мальчишками общий язык, мало того они стали её уважать, даже любить и слушаться. В 1954 году школы опять стали общими.

     Дома отец и мать очень много говорили о работе, поддерживали и помогали друг другу. Я не встречала людей, которые бы работали с такой самоотдачей, как работали мои родители. Они не просто передавали ученикам и студентам свои знания, они вкладывали в них всю душу, учили их своим примером. Мы с сестрой даже обижались, порой казалось, что родители чужих любят больше, чем нас.

     Несмотря на то, что вокруг была мирная жизнь, моя мама жила под грузом военных воспоминаний. Наша коммунальная квартира была при военно-политической академии, в которой училось много иностранцев из образовавшегося после войны социалистической лагеря. Среди них были и немцы. Самое странное и ужасное, даже для меня ещё совсем маленькой,  было то, что военная форма у них  почти не отличалась от фашистской. Очень хорошо помню, как мать, завидевшую вдалеке эту мышиную форму и загнутые вверх тульи фуражек, начинало трясти и она тянула нас с сестрой на другую сторону улицы, чтобы только не сталкиваться с немцами лицом к лицу.
    
     Уже в более позднее время, когда мне было лет 13-14,  папа принёс изданные  мемуары Георгия Жукова. Мама категорически отказалась их читать. Она Жукова иначе, как мясником не называла. Папа сердился, но не спорил. Думается – она знала о чём говорила, ведь Первым Белорусским фронтом командовал Жуков. Мать утверждала, что он был очень жестоким и совсем не жалел солдат. А вот о Константине Рокоссовском она ни одного худого слова никогда не сказала. Солдатское радио самое верное.
 
     Видела она на войне уже в Германии и американцев. Помню, как она со смехом рассказывала отцу, что эти вояки возят с собой в танках перины.

     Шли годы, маме было уже за сорок лет и вдруг мы стали замечать, что она начала катастрофически стареть. Надо сказать, что мою мать природа ничем не обидела. Она была очень миловидна и женственна, с прекрасным цветом лица, огромными серыми глазами и белозубой улыбкой. Без слёз об этом,  даже сейчас, через столько лет, я вспоминать не могу. Значительно позже я узнала, что это стало следствием тяжелейшей контузии, которую она перенесла во время войны – все внутренние органы сдвинулись со своих мест. Маму начали мучить страшные головные боли, но работать она не прекращала, как мы её не уговаривали, любой разговор на эту тему принимала за оскорбление. Помню, какой нас сестрой охватывал ужас, когда, подходя к своей парадной,  мы видели «Скорую помощь» на улице.
 
    В конце семидесятого года маме стало совсем плохо, но самым ужасным для неё было то, что, на уроках она стала забывать материал, который преподавала ученикам. Врач из поликлиники отправил её на ВТЭК для получения инвалидности. Но там ей сказали, что возраст у  неё не тот, чтобы уходить на пенсию и закрыли  больничный лист. Ровно через неделю у мамы случился тяжелейший инсульт, после которого ей сразу дали первую группу, а через полгода случилось ещё одно кровоизлияние в мозг. Она умерла 18 сентября 1971 года в возрасте 48 лет.

     После смерти матери мой отец прожил ещё 26 лет – один. Больше он не женился.