Потом это станет мусором, яичною скорлупой.
Все, что казалось важным, сползёт, обнажая клети.
Остатки несладкие: кальций, зубные пломбы.
Вместо глубокого синего - глубокие чёрные. Эти
Расщелины, пропасти, омуты величиной с палец
Жуть как огромны, лежат на задворках дома,
Где холодно и темно, до костей пробирает марец.
Ёжишься и дрожишь и ждёшь предвесеннего грома,
Которого не бывает, как не бывает счастья…
В комоде веретено, но не училась прясть я.
И кружева не плела, хоть наплела довольно.
Все становилось мусором, все рассыпалось болью.
Вот покатилась боль, часть настоящей боли,
В избе по углам валяется, не вымести не унять,
Заученная константа, часть вколоченной роли,
Спросишь: за что? Молчит и молчит вдругорядь.
И снова потом молчит, хотя никому нет дела.
Бессмысленное упорство, храбрейшая ерунда.
Она разошлась когда-то и стала белее мела
И в мел превратилась после. И мел этот навсегда.
И что мне теперь в том меле, древнее чем аммониты,
Что вечно плывут куда-то в породах известняка?
Ведь тёмные бездны боли в клетях сырых позабыты.
А мы будем летом спать там. Не верите? Наверняка.