Мне запретили говорить об этом.
Всё можно: ржать, пить кофе, шутками пестрить,
И быть кем хочешь: солью, пулей, светом,
Но вот нельзя теперь об этом говорить.
Молчи, что жизнь три грамма стоить стала
Там, с двух сторон никем не черченной черты
И граммы-то не ценного металла,
Инфляция: мы дешевеем, я и ты.
У "тех" и "этих" красным цветом окись,
Сын Божий жизнь отдал за "этих" и за "тех",
Но есть бумага, и на ней есть подпись,
Что, дескать, пусть эфир вещает без помех.
Всё стало несмешным, безумным скетчем,
Живи тихонечко и думать не моги,
Что Бог дал право каждому быть вечным,
А мир, по-видимому, встал не с той ноги.
Нельзя быть против, сколько б ты ни бился.
Все "за", ни в чём не разобравшись до путя.
Но каждый, кто от женщины родился,
Не враг для Бога, а любимое дитя.