ЭПИГРАФ
Я слышал выстрелы.
Стреляли не в меня.
Часть первая
МЕМОРИАЛЬНЫЙ ПАРК
1.
Так плакать можно только в раннем детстве,
Под крестный ход угаданной звезды,
Куда ведут замёрзшие следы
В проталинах на утреннем погосте.
На первый случай время тороплю,
Успеть бы к золотому кораблю.
Сорви себе ветку, тихий друг,
Твой рай, навсегда цветущий,
Исчезнет, как ласка верных рук,
И лес, зеленеющий вокруг,
Чем дальше – темней и гуще.
Прикройте землю – взрывы повторятся,
Ведь я погиб в нелепейшем бою,
И вечная весна в моём краю
Со временем пройдёт, как заблужденье,
И оживёт забытое «вчера»,
Когда придут иные вечера.
Прими мою веру, верный друг,
Дурной не предвижу вести –
Откликнется лёгкого сердца стук
На дальний зов помертвелых рук:
Мы были счастливы вместе.
Ещё не вечер – горе под вопросом,
Ведь ты запомнишь, как я умирал;
Оставим окончательный провал
На совести грядущих недоумков. –
А облако летело высоко,
И заливало землю молоко.
Мы стали белыми, добрый друг,
Наверно, по чьей-то воле.
Остаться в плену былых разлук,
Где бывший дом, и небо вокруг,
И окна выходят в поле.
Пока дышать легко и незаметно,
Пока не поздно – мертвый запоёт,
Увидим – все ли? – небывалый год,
Предвиденный и больше не желанный.
Мы по росе бежали на восток,
Не чуя под собой усталых ног.
2.
...не заметил, как состарился.
Осень чёрная, вельможная,
Повяжи мне руки холодом,
Душу выгони тревожную –
Пусть летит одна вдоль берега,
Пусть петляет по окраинам
В теремах, где двери наглухо
Новым заперты хозяином.
Не родня и не товарищи –
Просто скорые попутчики,
Незаметные лазутчики
На ухоженном пожарище.
Видишь, птицы перелётные –
Небо скоро обесценится,
Руки зябкие закутаем,
Чтоб не жгла зима-изменница.
В доме сухо и не топлено,
И не к сроку двери скрипнули –
Заплясали свечки-зайчики,
На мороз кого-то выгнали.
Слишком быстро успокоились,
Слишком наскоро повязаны –
Растянулись цепью по небу,
Ненавистным миром мазаны.
3.
...но воскреснешь гораздо раньше –
Чтобы только не пропустить
То, что так прозевать обидно.
Новый узел развязан – встань же,
Так ведь недолго совсем остыть,
А что дальше – там будет видно...
Люби и помни,
Живи две жизни:
Одну – до срока, вторую – до света.
В каменоломне
На собственной тризне
Душа клубится каменной пылью.
А потом подует ветер,
Эту пыль унесёт.
Тесно нам на этом свете:
Сверху – свет, снизу – лёд.
Льётся песенка по камню:
Мёртвый ясень поёт,
Мёртвым спать не даёт.
Расцвели твои цветы по весне,
Распустилися, пусты да черны,
Выше тополя свече не бывать,
Выше звёзд гробовикам не расти.
Свет мой, зеркальце, скажи,
Поднесённое к губам,
Тайну глупому открой:
Долго ль можно не дышать,
Долго ль волю обрести,
Долго ль тени наводить,
Модны тени между глаз?..
А зеркальце складно врёт:
«Видишь – другое лицо,
Такое юное и нежное,
Проступает под огрубевшими чертами,
Новое и такое знакомое?
Это – твой зазеркальный брат,
Его убили за то,
Что он, как обычно, был без оружия.
Это приснилось в страшном сне,
Где настоящими были только декорации.
Это другая жизнь,
Это новая неподвижность –
Кратчайший путь и вернейший обет,
Новое «вчера» и новое «завтра»,
Новое «прости» и новое «прощай».
...ему не дали договорить.
Двое встали
и, как были во всем белом,
так и ушли, обнявшись.
В их волосах пламенели звёзды,
их лица одевал лунный свет,
их одежды переливались всеми цветами радуги,
а навстречу
кудрявые деревья
тянулись звонкими листьями,
и ветер доносил из степи
горькие дурманы трав
и запах костра кочевников.
4.
...вижу, город мой много меньше стал,
Разнесло песок ветром из горстей;
Не пляши, корабль, возле мёртвых скал,
Обойтись хоть тут без дурных вестей.
В незабытый дом утренней росы
Горною тропой на заре спешить;
Сбился со счетов – звонкие часы
Бьют, не отстают, чтобы долго жить.
Тихий город мой пропадёт вдали,
Оборвётся путь, замолчат друзья,
Ветер прошумит – «были и ушли»,
Близко промелькнут – а узнать нельзя.
Счастлив и влюблён; горная роса,
Сонною водой ненадолго стань –
Чтобы, как вчера, верить в чудеса,
Будто ждёшь кого в этакую рань.
А весна была – всех не сберегла,
И ушли в грозу; ночью был обвал –
Солнцем обожгло мёртвые тела,
Сорок дней потом ливень заливал...
5.
...и всё же очень верим в колдовство.
Ничем не развязать тяжёлый узел,
А лёгкий голос моря моего,
Как в дни былые, ласково пророчит.
Ведь ты придёшь меня поторопить,
Когда на небе снова распоются,
И оборвётся праведная нить:
Безумствуют часы – чтоб долго жить,
И за оградой тайны – только память. –
А ошибёшься – некого спросить;
Твои слова за морем повторяю,
И глухо бьют два сердца: долго жить,
Чтоб дольше длилась молодость вторая.
Часть вторая
ОПЕРАЦИЯ ПО УДАЛЕНИЮ БЕСКОНЕЧНОСТИ
...слева – Байкал.
Что ни день –
дальше и дальше в воду,
не видя броду.
Далеко до берега,
Где песок нетронутый,
Далеко до солнышка,
Милого, чуть тёплого,
Далеко до ворона,
Что кружил над рощицей,
С совами аукаясь.
Детский холмик травкой зарастал –
Здесь герой загадочный лежит;
Набегала тень на три сосны,
Холодом тянуло от ручья.
Был высок и горек жребий твой,
Отцвела за праздники страна,
В дальний дом молиться увели
Всех, с кем ты за солнышком ходил.
Пологом сомкнулись васильки,
Новую утрату торопя,
Холмик загородкой обнесли –
Чтобы пленник ночью не сбежал.
Вот и всё, мой зазеркальный брат,
Вот и отзвенели купола;
Тихий звон над рощей пролетел,
Дробный звон могильных васильков.
Я вижу Землю, слышу голоса,
Что, замирая, в поле шелестят,
И нежным мёдом ранняя роса
Бежит по венам – добрый, быстрый яд.
Я так и знал: несчётные года
В молчаньи умудрённом протекли;
Пожары угасают навсегда,
Чтоб древнее спокойствие Земли
Вселенский звездопад не нарушал
Сумбурной и ненужной суетой;
Цветочный дом для дома слишком мал,
И слишком тесен купол золотой.
...И вышел в снежное поле:
Вольному – воля!
Пленнику много ли надо:
Память – ограда,
Воля – награда.
Так бы и жил на просторе:
Смилуйся, горе,
Выпусти в зори,
Вынеси в море –
Долгие ночи свободы,
Гулкие своды,
Вешние воды,
Дымные броды.
Мостик ветхий качнулся –
Кто-то вернулся.
Сердца и пульса
Краткий ответ непонятен:
Солнце без пятен,
Время без вмятин,
Лица без ссадин.
Здесь бы остаться надолго:
Светлая Волга,
Песок жёлтый,
Туман болотный,
Воля, приют и прощенье!
Ломкие звенья
Этих цепей не разрушим.
Белым кружевом
Волны гонятся следом:
Им же неведом
Город, усохший в размерах,
Кривых и серых,
Город, морем разбужен,
В блеске жемчужин,
Город белый, просторный,
Путь неторный,
Восток озёрный,
Цветок горный.
Как и было обещано полуживыми пророками,
Затаённые пропасти вскрылись мостами широкими.
Ошалелые головы солнцем полуденным выжжены,
Затвердел двухколейкой, оставленной длинными лыжами,
Твой загадочный путь, бестолково и тягостно пройденный
Вдоль сокрытых лесов, что зовёшь колыбелью и родиной.
Наречёшься страдальцем, соврёшь – будет ложь во спасение,
Хрусталём неземным замерцают лужайки осенние:
Это ж просто роса, это снова к утру подморозило,
И замёрзшие капельки брызнули в мёртвое озеро.
Потеплеет к полудню, цветы ледяные расплавятся –
По полям одиноким бессменная бродит красавица,
Безмятежная, белая, бледной лозой подпоясана,
И в руке холодеющей – ветка от мёртвого ясеня.
Годы мои светлые,
Воля моя вольная!
Гостья идёт званая,
Дева-весна бледная.
Знает вода талая,
Знает душа усталая –
Ветер в полях носится,
Ветер домой просится.
Стерпится – вновь слюбится,
Кто-то впотьмах оступится –
Даром взяли приятеля,
Тёмные жмут объятия.
От темноты дыханье захватив,
Целуясь с лепестками и росой –
Влюблён, безумно счастлив, еле жив –
Лежит твой пленник, мокрый и босой.
«Я не дойду». Натягивалась нить,
Над рощей розовели небеса.
Весна рокочет глухо: долго жить.
Я вижу Землю. Слышу голоса.
Июнь – июль 1993 AD