А. С. Пушкин. Патриотизм vs европеизм

Виссарион Петербургский
Из словаря:

«Патриотизм – нравственный и политический принцип, социальное чувство, содержанием которого является любовь к Отечеству и готовность подчинить его интересам свои частные интересы».

«Европеизм – идейное течение, выступающее за экономическое и политическое объединение стран Европы на основе общечеловеческих ценностей, исторической,социальной и духовной общности её народов».


190 лет миновало с тех пор, как А.С. Пушкин  отозвался на обстоятельства, связанные с действиями правительства России против участников польского восстания 1830—1831 годов стихами «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина».
-
Основание пушкинской гражданской позиции было шире конкретных обстоятельств, связанных с реакцией правительства России на польское восстание 1830—1831 годов. Он отчётливо понимал, что французские «народные витии» – члены палаты депутатов и журналисты, призывавшие  к вооруженному вмешательству в российские внутренние дела под предлогом помощи польскому освободительному движению, отражали вековые настроения западных стран, направленные на вожделенное ослабление России.

1 июня 1831 года поэт писал П.А. Вяземскому: «Для нас мятеж Польши есть дело семейственное, старинная, наследственная распря; мы не можем судить ее по впечатлениям европейским, каков бы ни был, впрочем, наш образ мыслей. Но для Европы нужны общие предметы внимания в пристрастия, нужны и для народов, и для правительств. Конечно, выгода почти всех правительств держаться в сем случае правила non-intervention, то есть избегать в чужом пиру похмелья; но народы так и рвутся, так и лают. Того и гляди, навяжется на нас Европа».

В июле 1831 года Пушкин ещё раз обратился к этой теме: «Озлобленная Европа нападает покамест на Россию не оружием, но ежедневной, бешеной клеветою».

И, наконец, в стихах, опубликованных  в начале сентября:

О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас?
("Клеветникам России")

Взывая к исторической памяти, он напоминал об интервенции 1812 года возглавляемых Наполеоном объединившихся против России армий Европы:

Но стали ж мы пятою твёрдой
И грудью приняли напор
Племён, послушных воле гордой
И равен был неравный спор...
("Бородинская годовщина")

И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир…
("Клеветникам России")

Но, как позднее писал Пушкин, «Европа в отношении к России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна» ("О ничтожестве литературы русской", 1834).

-
Поэт не только поддерживал решительные действия правительства, но и сетовал на их медлительность: «Стихи эти были написаны в такую минуту, когда позволительно было пасть духом — слава богу, это время миновало».

Брошюра «На взятие Варшавы» вышла только по-русски и в «ничтожном сравнительно количестве» экземпляров. Из письма Е.М. Хитрово Пушкину (15 сентября): «Я только что… прочла ваши прекрасные стихи – и заявляю, что если вы не пришлете мне экземпляра (говорят, что их невозможно достать), я никогда вам этого не прощу».

26 сентября А.И. Тургенев писал брату Н. И. Тургеневу, что в Английском клубе «спорили о достоинствах стихов Пушкина и других, здесь во всю неделю читались всеми «На взятие Варшавы» и «Послание клеветникам России».

Актуальность стихотворений (адресованных по форме французским «мутителям палат»,  «недругам нашей страны») и широкая популярность их в русской аудитории проявились в многочисленных и неоднозначных откликах на них. Поляризация мнений читателей на чёткие «за» либо «против» была связана с тем, что оценки не затрагивали эстетических характеристик стихов, а относились исключительно к заявленному в них политическому кредо автора.

Ф.Ф. Вигель писал об этих стихах: «С каким живым участием рукоплескали им в Петербурге; в Москве же, знаешь сам, названы они огромным пятном в его поэтической славе. Увы! Не только какое-нибудь выражение верноподданнического чувства, малейшая похвала России почитается здесь раболепством».

Оказались среди посчитавших, что в своих стихах Пушкин подпевал власти, и некоторые из его либерально настроенных единомышленников. Петербуржец А.И. Тургенев воспринимал взгляды поэта на польские события как «варварские», а московский знакомец Пушкина, бывший член Союза Благоденствия Г.А. Римский-Корсаков поклялся не покупать более его сочинения. Один из многолетних друзей поэта - П.А. Вяземский, убеждённый, что «действия в Польше откинут нас на 50 лет от просвещения Европейского», 22 сентября пытался сформулировать европейскую антитезу твёрдому пушкинскому «…и ненавидите вы нас»: «Пушкин в стихах своих: «Клеветникам России» кажет им шиш из кармана. Он знает, что они не прочтут стихов его, следовательно, и отвечать не будут на вопросы, на которые отвечать было бы очень легко, даже самому Пушкину. За что возрождающейся Европе любить нас? Вносим ли мы хоть грош в казну общего просвещения? Мы тормоз в движениях народов к постепенному усовершенствованию нравственному и политическому. Мы вне возрождающейся Европы, а между тем тяготеем на ней. Народные витии, если удалось бы им как-нибудь проведать о стихах Пушкина и о возвышенности таланта его, могли бы отвечать ему коротко и ясно: мы ненавидим или, лучше сказать, презираем вас, потому что в России поэту, как вы, не стыдно писать и печатать стихи подобные вашим». И добавил: «Неужли Пушкин не убедился, что нам с Европою воевать была бы смерть».

Большая же часть читателей восприняла стихи Пушкина не как перепев имперских настроений, а как откровенное выражение им собственных чувств и взглядов.

В письме к Пушкину признанный европеец П.Я. Чаадаев восторженно заявил (18 сентября 1831 г.): «Я только что прочел ваши два стихотворения. Друг мой, никогда еще вы не доставляли мне столько удовольствия. Вот вы, наконец, и национальный поэт; вы, наконец, угадали своё призвание… стихотворение к врагам России  особенно замечательно; это я говорю вам. В нем больше мыслей, чем было высказано и осуществлено в течение целого века в этой стране».

Позднее литературные критики В.Г. Белинский и Н.Г. Чернышевский оценили искренность и личную свободу автора патриотических стихов.

Почти два века минули с тех пор, как обстоятельства, связанные со «специальной военной операцией» правительства России против участников польского восстания 1830—1831 годов, стали поводом и предметом размышлений и оценки интеллектуальной частью общества роли и места России в европейской истории и жизни. О мучительной раздвоенности бытовавших тогда настроений свидетельствовала реакция на пришедшую «радостную и страшную весть» о взятии Варшавы современницы событий А. О. Смирновой-Россет, которая одной из первых сообщила новость Пушкину.

Процессы размышлений и поисков общественного консенсуса по сию пору не только не завершены, но и с каждым годом становятся всё более актуальными.

В заключение: «Читайте и перечитывайте классику» (Игорь Волгин)