1
Все знают слова, что Спаситель сказал:
«Неправ ты, коль местью себя запятнал.
И если ударят по правой щеке,
Подставь и другую разящей руке.
Тому, кто рубашку захочет отнять,
Ты должен пальто добровольно отдать».
Великая мудрость лежит в тех словах:
Бессмертна душа, остальное всё – прах.
Ценя справедливость Божественных слов,
Старался я жить, не имея врагов,
И был очень горд миролюбьем своим,
Поскольку за это был Богом храним.
2
Я спал… Полотно Антуана Каро
Приснилось мне... Вижу я зверя нутро...
Я вижу во сне «Победителей месть»,
Числа убиенных, растерзанных несть...
Я понял внезапно: Наивный дурак!
Ведь это судьбой мне назначенный враг!
Мой враг исполнял свой жестокий обряд:
Он головы мёртвых укладывал в ряд,
Грудь трупов безглавых мечом рассекал
И твёрдой рукою сердца извлекал.
Забыты молитвы Христа о любви,
У мстителей руки по локоть в крови,
По лужам густеющей крови скользя,
Глумятся они, глядя мёртвым в глаза.
Пора исцелиться от жалких потуг
Считать, что мой враг – это лучший мой друг.
Я знаю: он счастлив, что в мире есть тот,
Кто повод для ненависти подаёт.
Его обаяньем я был увлечён
И очень старался таким быть, как он.
Я искренне чуждый народ возлюбил,
А свой же народ я как будто забыл.
Смотрел фильмы друга, забросив свои;
В моих предприятьях имел он паи;
Законы свои подчинил я ему:
Как скажет мой друг – так и быть посему!
Хранил свои деньги я в банках его,
В финансах всегда признавал старшинство.
Я щедро ему свои недра открыл,
И был нескончаем мой дружеский пыл...
Всё было прекрасно меж нами... Как вдруг -
Он дал мне понять, что ему я не друг.
Он начал внезапно меня шельмовать,
Как будто я – демон, как будто я – тать!
По миру молва обо мне поползла,
Что я, как ни странно, - исчадие зла.
Теперь для меня нет открытых дверей,
И нужно меня уничтожить скорей.
3
Знать, не был я другом ему никогда,
А значит, со мною случилась беда!
И если отдам я рубашку, пальто,
Врагу будет мало, всё это – не то.
Он лжёт, что мои уважает права,
Нужна ему только моя голова.
И я, встрепенувшись, назначил врагом –
Того, кто скрывался в обличье другом.
Давно не похож на себя дикий зверь –
Он в смокинге с галстуком ходит теперь.
Мой враг совершенен в коварстве и лжи,
И точатся тайно в подвалах ножи.
Известно врагу моему наперёд,
Когда нужно крикнуть: «Ведь он - гугенот!»
Умён и коварен давнишний мой враг,
Хозяин всех денег, ресурсов и благ,
За них без пощады готов убивать
И сильных, и слабых, ребёнка и мать.
В открытый вступать опасается бой,
Чужими руками воюет с тобой.
Пока источал он поток лживых слов -
Его корабли у моих берегов.
На них самолёты, готовые, в ряд,
Они по команде страну разбомбят,
Которая мненье имеет своё,
И лестью себя обмануть не даёт.
4
На эту загадку давно дал ответ
Великий знаток психологии Фрейд:
Неважно, каких мы достигли высот,
Но в нас первобытный наш предок живёт.
Подобно ему, продолжаем смотреть
На всех с подозреньем и проча им смерть.
Такой же убийца сейчас человек,
Каким его предок был в каменный век.
Различье лишь в том, что, приличья блюдя,
Мы в мыслях легко убиваем, рассердясь,
И смерти желаем, коль что-то внутри
Вдруг скажет за нас: «Чёрт его побери!»
Но, так же, как в предках, живёт в нас герой,
Что личную смерть представляет игрой,
И в то, что он может, как все, умереть,
Не верит в душе: звук пустой – слово «смерть».
А смертен другой - чужеземец, изгой,
И наши глаза закипают враждой.
5
Как трудно поверить, мой разум кипит,
Что властвует миром доныне инстинкт!
Но век двадцать первый царит - цифровой,
А есть государства в семье мировой,
Где головы рубит палач до сих пор,
И кровь человечья ласкает их взор.
Мой враг слишком долго меня шельмовал,
И чувствую я – час расплаты настал.
Большую услугу мне враг оказал:
Намного сильней я в глазах своих стал.
Мой враг для меня – обезумевший зверь,
Его не смущают масштабы потерь.
Я больше не верю красивым словам,
И враг уподобился тиграм и львам,
Что пищей считают законной своей
Всех тех, кто родился не «царских» кровей.
Мой враг убеждён: я живу для того,
Чтоб верно служить ему, он – божество!
И должен смирить я своё естество,
Чтоб в доме имел он в достатке всего.
6
Признаюсь, терпя неудачи кругом,
Я был для себя самым злейшим врагом.
Я внутренней был обескровлен борьбой
И даже себя ненавидел порой.
Зачем же себя ненавидеть теперь,
Когда лютый враг в мою ломится дверь?
Я вдруг удивился, мгновенно прозрев:
Во мне есть любовь, а не только лишь гнев!
Пусть гнев на врага горячит мою кровь,
Себе же оставлю я только любовь.
Чем больше желанье врага погубить,
Тем крепче себя я смогу полюбить.
Я истину понял, что враг – это цель,
Лишь тот, кто нацелен, берёт цитадель.
Он жизнь свою смыслом наполнил в тот миг,
Как образ врага в его мыслях возник.
А тот, кто себе не назначил врага,
Лишил себя цели, он – раб и слуга.
Имеет ли смысл жизнь раба иль слуги?
Едва ли, коль смысл придают батоги.
Я собран, осмыслен, я много могу,
И в том своему я обязан врагу.
Готов я врага возлюбить, не тая,
Ему ведь достанется злоба моя.
7
А как же те люди (их много кругом),
Что сами меня называют врагом,
Которым другую щеку подставлял,
Когда по одной я удар получал?
Теперь всё иначе: у нас – общий враг.
Кто в это не верит – тот просто дурак!
Кто другом своим палача посчитал,
Тот жертвой ещё до агрессии стал.
Мне каяться не в чем, пред Богом я чист.
Нам вера дана, чтоб инстинкт усмирить.
Я давнюю понял ошибку свою:
Народ мой - здесь, рядом, в родимом краю,
И если я чуждый народ возлюбил,
То, значит, на собственный нет уже сил.
Силён, кто ошибку свою признаёт:
Грешно презирать данный Богом народ,
И слаб, кто ошибку сию совершит.
Народ мой и я, вместе мы – монолит!
Я силу обрёл в гневе честном своём:
Со мной – мой народ, мы стеною встаём,
Чтоб встретить плывущие к нам корабли,
Да так, чтобы ног унести не смогли.