Мы сидели на скамейке автобусной остановки в ожидании пригородного дачного автобуса. Приколотый к расписанию листочек сообщал о переносе ближайшего рейса по причине аварийно-дорожных работ. Так уж бывает, что те или иные проблемы сближают людей и располагают к разговору. Соседом по скамейке оказался мужчина серебряного возраста, представившийся Фёдором Ивановичем. Разговор, как обычно, зашёл о погоде, а потом незаметно перешёл к прогнозу будущего дачного урожая. У булочной напротив рабочий грохотал лотками с выпечкой, разгружая автофургон. Возможно поэтому собеседник вспомнил о вкусном подовом деревенском хлебе, который раньше выпекался крестьянами в русской печи. Чем это объяснить не знаю, но обычно пожилые люди запоминают до мельчайших подробностей события «давно минувших дней» и совершенно не помнят, что произошло совсем недавно. Вот и Фёдор Иванович, очевидно расположившись ко мне, рассказал историю из своего далёкого детства.
Детство его прошло в деревне, куда малолеткой в начале войны эвакуировали из Ленинграда к бабушке. Электричества и радио не было, а известия с фронта приходили исключительно через похоронки и редкие письма. Война закончилась, а жилось по-прежнему трудно. Крепких мужиков для восстановления разрушенного хозяйства в округе почти не осталось. В ту пору в деревне часто появлялся паренёк лет двадцати, которого все называли Антипкой, хотя неизвестно было это имя или прозвище. Парень был инвалидом, хромал на одну ногу, не мог разговаривать и казался несколько странным. Связано это было с войной, или он был инвалидом с детства доподлинно не известно. По всей вероятности он потерял родителей или опекунов и, оставшись беспризорным, вынужден был бродяжничать и кормиться подачками добрых людей. Обычно появлялся он из-за пригорка, который накатанной колеёй огибала дорога, ведущая к соседнему селу. Достопримечательностью села являлись два объекта: полуразрушенная церковь, да одноэтажное кирпичное здание пекарни. В пекарне Гоша-пекарь, демобилизованный из рядов действующей армии ещё во время войны по причине тяжёлого ранения под Курском, всегда отрезал Антипке солидный ломоть свежеиспечённого ароматного хлеба.
Как-то зимой, Антипка проходил через деревню, везя за собой старенькие детские салазки со своей немудрёной поклажей. Мальчишки играли в снежки. В азарте, а может быть потому, что дети в этом возрасте, собравшись в стаю, иногда бывают жестокими, компания устроила снежный обстрел бедолаги, который вынужден был спасаться из зоны обстрела бегством по запорошенной колее. Через какое-то время игра наскучила и мальчишки уж было стали собираться расходиться по домам, но увидели, что Антипка, запинаясь и озираясь по сторонам, возвращается назад. Он был сильно взволнован, размазывал по щекам дырявой рукавицей крупные слёзы и пытался что-то объяснить. Вместо того, чтобы потешаться над Антипкой, как это бывало раньше, необъяснимое чувство сострадания столбняком сковало ватагу. Все пытались понять в чём заключается беда и утешали Антипку, как могли. Наконец поняли, что по дороге он потерял хлеб, который дали в пекарне, и потому в поисках утраты пришлось возвращаться назад. В процессе обсуждения, куда делась потеря, пришли к выводу, что хлеб утащили собаки, шлявшиеся в поисках пропитания. Домой уже никто не спешил, убежал лишь «Рашпиль», такую партийную кличку имел один из деревенских пацанов, считавшийся заводилой компании. На удивление всех вскоре он вернулся, держа в руках два больших куска ржаного хлеба, густо намазанного каким-то салом. Состав собрания молча стал незаметным образом таять, а потом собираться опять, при этом каждый возвращался не с пустыми руками, кто- то тащил бутылку молока, кто-то несколько варёных куриных яиц и даже кусок сахара, любимое редкое лакомство того времени. Всё сложили в грубый холщовый мешок и крепко привязали к дырявым санкам. Начинало темнеть. Пошёл снег. Антипка отвесил поклон собравшимся и с улыбкой на лице, несказанно счастливый отправился в дорогу, известную лишь ему одному. Мальчишки ещё долго не расходились пока его одинокая фигурка не растаяла в снежном тумане. В воображении ребятишек рисовалась картина, что там, куда он спешил, ждут в тёплом доме заботящиеся о нём люди. Больше Архипку в деревне не видели, сначала иногда вспоминали, а потом и вовсе позабыли. Наверное с тем запасом продовольствия ушёл в далёкие края за своей мечтой.
Фёдор Иванович немного помолчал, а потом то ли заканчивая этот рассказ, то ли начиная новый, сообщил, что в прошлом году на художественной выставке он увидел картину, где за знакомым изгибом дороги виднелись серые очертания крестьянских изб, а на их фоне светлым пятном выделялась белоснежная церковь и старенькое одноэтажное здние бывшей пекарни. Фамилия художника ни о чём не говорила, правда экскурсовод сообщил, что несмотря на некоторые ограничения по здоровью, автор был необычайно талантлив и трудолюбив. Почему-то вспомнился Антипка, когда он однажды ивовым прутиком нарисовал на снегу знакомый сюжет из сказки: раскидистый дуб, на котором висела массивная цепь, а по ней бродил красивый пушистый кот.
К остановке медленно подруливал автобус.