как из кожи вон лезли, прихорашивались, казались: лишь бы вызвать у всех восхищение или зависть, чтоб никто не расслышал за шумом больших истории;, как звенит мое; сердце — одинокое и пустое. всяким хламом и мишурои; его заполнив, жаль, другие напишут слово, но не запомнят, как стоит человек — и красив, и богат, и весел, опираясь на то, что вообще не имеет веса.
мы диковинные экспонаты в оранжереях, мир с однои; стороны нищает, с другои; жиреет, вот мои; лучшии; костюм — а с изнанки рубцы и пятна, для чего я его ношу, мне давно уже не понятно. но гнилая система всего меня проглотила, если счастье — то только под седативом, если жизнь — то всего лишь удары сердца, и оно не дороже божьего заусенца.