лу, сочиняю тебе письмо из своего теперь. мир со мной говорит без слов, словно свежая акварель: всё меняется и бежит, краска верно стекает вниз. я скажу тебе: это жизнь, на мгновение шагая из. оглянуться, окинуть взором — эти призрачные леса, прозаично, как будто в сорок, или так хорошенько за. сотни жизней в скафандре новом, различая привычный шум, я жонглирую ловко словом, на мизинце его держу.
лу, как прежде, суровый город в феврале стоит пуст и сер, год опять покатился комом, хоть начаться ещё не успел. тридцать лет — а мне всё знакомо: чтоб не сдаться гнилой тоске — обожать её всю, до стона, как отшельник или аскет. я воюю с ней, лу, по кругу, я бегу с января в январь, проникаюсь простой наукой: не жалеть и не горевать. я кричу о любви в свой рупор, я печаль не несу в кровать, кто-то скажет, что это глупо, я скажу, что мне наплевать.
лу, письмо не имеет веса, его больше в моих мечтах: синева пассажирских кресел, чтобы спать в них или читать половину тягучих суток и ворваться во влагу дня палантинов, сандала, сутр – что-то шепчущих для меня. я приеду, косматый мальчик, океаном заткнувший брешь, здесь, конечно же, всё иначе: и гокарна, и ришикеш. зной и ветер, что треплют платье — я увижу издалека, как ты бросишься мне в объятия — самым действенным из лекарств.
лу, здесь время поставить точку и письмо положить в конверт и уже, наконец, закончить то, что тянется столько лет. всё несказанное — по ветру: столько нежности, столько чувств... ты меня научила верить, я когда-нибудь разучусь.