Когда начнётся новая война
за ордена и передел поместий,
и бабы встанут с мужиками вместе
отбить у смерти сердце пацана,
что скажешь ты, Пьеро, марионетка
в руках того, кто дёргает за нити?
Оно легко, когда ты просто зритель,
но это удаётся очень редко.
Когда трибун, стоящий на броне
или сидящий на коне – не важно –
начнёт горланить лозунги отважно
и призывать к очередной войне,
ты просто вспомни, как в одной стране,
где все поля истоптаны войсками,
где в дни цветенья вишен по весне
погибшие стекаются полками
на улицы, где слова о войне
никто бы слышать не хотел веками,
жил-был народ - причастный оборот:
когда-то кем-то сделанный врагами.
И - это «и» серее серой мглы,
печальнее печального эскорта,
страшнее темноты, страшнее чёрта -
опять снаряды загнаны в стволы.
Опять, опять… Проклятье тем, кто память
учением не хочет напрягать.
Взлетевшему без крыл придётся падать
и новые уроки извлекать.
Архангел Михаил давно открыл
для армии своей ворота ада.
За воинские доблести награда –
гранитный камень в головах могил.
Но ты, Пьеро, молчал. терпел и жил.
Мол, будь ,что будет - делай всё , как надо.
И делал-делал-делал, всё терпя,
изнемогал, старался, надрывался,
кричал до хрипа, с ниточек срывался.
Но зрители не слышали тебя.
И вот уже на жертвенный алтарь им
возложен Исаак, и вывод – вечен.
Клинок у кадыка - плохой советчик.
Пьеро, что делать, кукольный мой парень?