ты помнишь, дней уже не сосчитать — красив как чёрт, и в ноябре — распахнут, как ты вошёл и за тобой черта легла в ладонь каким-то божьим взмахом. как говорил — как складно клеил слог, всё повторял заезженной пластинкой, но всё, что я запомнила — вне слов, по уголкам — смешную паутинку.
счастливцы! вы сильнее чем тоска, таким даётся парочка отметин: ты смехом поцелован у виска — и это всё, что я должна была заметить. и я заметила — в секунду и до дна, и я нашла тебя на серой, пражской пьяцце, а дома есть бутылочка вина, и ты идёшь — чтоб там на век остаться.
хороший, славный — сколько будет мин, и сколько ссор сметём на кухне ринга... я точно знаю — ты бы повторил, и я бы вне сомнений повторила: вот эту встречу — про тебя, с тобой, вне гравитации и снова, под давлением. я знаю — вся немыслимая боль дана, чтоб мы её преодолели.
чтоб старые мы сели на песок, чтоб океан бурлил шумящей пеной, и мы смеялись точно в унисон той музыке знакомого напева: там смех детей, там первое «а-пу», и хруст подошв на покрывале снега, а всё, что сказано — не более чем бунт шального, необузданного эго. мы улыбнёмся, обернувшись вспять, на финишной прямой, на склоне века и будем целовать, и целовать и целовать...
друг друга
в паутинку
смеха.