вот и выросли детки, птенчики, выпрыгнули из норок. колыбельные песни над ними звучат минором. всё выходит по-разному, чаще всего бестолково, кто-то брешь заливает в чистую, а кто-то мешает с колой. и молчит, и внутри себя держит бурю. ты хотела мне лучшую жизнь, только вот не такую: я придумала всё сама, я в слова поместила пули и отстреливаюсь от тьмы, если та меня атакует. ты хотела мне лучшую жизнь, ты смотрела как я взрослею, как упрямлюсь, смеюсь, в облака запускаю змея, а теперь я стою — становлюсь тяжелей и злее, мама, ты слышишь? я говорю с тобой как умею.
через толщу проклятого льда, неисправные телефоны, где, слова не доходят до адресата и повисают фоном, всё, такое же как и встарь, у вселенной свои законы: есть отцы и их дети, и отсутсвие разговора. очень сложно понять, ты хотела всегда как лучше, ты качала меня на руках, свою пуговичку и лучик, а теперь я большая и с сердцем огромным, жгучим — жизнь не та, и успех не тот, и не тот попутчик.
и вот сердце от этого тягостно тяжелеет, и ты можешь быть всякой: усталой и не железной, и вот время течёт и я слышу тревожный шелест, но хочу говорить с тобой долго, без боли и сожалений. отпуская, прощая, не тратя себя на ссоры, мама, мне тридцать почти, через мгновение — сорок, а я стою как подросток в платьице и в кроссовках и прижаться хочу к тебе, ну вот хотя бы словом. и пусть жизнь моя — плохо исполненный кавер, просто будь со мной рядом даже если я не такая, как хотелось тебе, но вот сбросить бы с сердца камень и обнять тебя крепко двумя руками. и сказать тебе как на духу, немея: из потерь мне обидней всего за время, остальное всё пыль, и она разлетится в веер. и сказать: я люблю тебя, как умею.