Среди лауреатов престижной ежегодной Национальной премии РФ "Поэт года", за 13 лет её существования, с 2005 по 2017, имена поэтов все известные, как говорится на слуху: кроме Геннадия Русакова, за 2014 год.
Вот весь список, достойных поэтов России, заслуживших звания лауреата "Поэт года":
Александр Кушнер-2005, Олеся Николаева-2006, Олег Чухонцев-2007, Тимур Кибиров-2008, Инна Лиснянская-2009, Сергей Гандлевский-2010, Виктор Соснора-2011, Евгений Рейн-2012, Евгений Евтушенко-2013, Геннадий Русаков-2014, Юлий Ким-2015, Наум Коржавин-2016, Максим Амелин-2017.
Как видим, из них Геннадий Русаков, пожалуй, наименее известен. «Самым известным из неизвестных русских поэтов» называют его критики.
Он и сам себя считает «человеком-невидимкой» в литературе.
Геннадий Александрович Русаков родился 15 августа 1938 года в семье деревенских учителей в селе Новогольское Полянского района, Воронежской области.
В войну отец, командир роты автоматчиков, погиб в 1941 году, в первом бою под Ленинградом.
Мать, Клавдия Семёновна, в 1943 году, надорвалась в городе Мелекессе: совмещая работу в школе учительницей, ещё и сиделкой вечерами, у раненных, в военном госпитале, простыла и скончалась от двухстороннего плеврита лёгких.
В войну, пятилетний мальчик осиротел, беспризорничал:
«Большие ветры ходят по земле.
Стареют звёзды и мелеют реки.
И в никому неведомом селе
душа произрастает в человеке.
Вот так однажды проросла во мне –
и я кричал, зажав рукою рану, -
в пустом дому и с ним наедине,
страшась того, кем я отныне стану…»
Летом 1945 года, Геннадий сбежал из Спас-Клёпинского детприёмника, что делал неоднократно, где ему приходилось несладко, обижали и били старшие дети.
В 1946 году его нашла бабушка в детприёмнике, но своего дома у неё уже не было, и они побирались по деревням, просили милостыню, у паперти* деревенских церквей, Тамбовской области.
Подавали, как правили, самые бедные, кто ломоть хлеба, кто яйцо.
*паперть – предхрамие, площадка перед входными дверями храма. на которую ведут несколько ступеней.
Об этом своём драматическом периоде детской жизни, у Геннадия Александровича, есть горькое, убедительное по драматичности стихотворение:
«,,, В сорок шестом мы с бабушкой побирались. Голод
шагал Тамбовщиной, спускаясь по Хопру.
А впереди него бежали вошь и крысы. Мы за ними:
подальше от села Русанова, от скрежета проклятых крупорушек,
забывших о крупе, - в них ворошился тлен
речных ракушек, от акаций, с которых были сорваны стручки
с зародышами зёрен, от стропил с клоками дотлевающей соломы –
оставшимся коровам их набивали в рот, чтоб те могли жевать.
Так не давали помереть скоту: подвешивали в хлеве
где на ремнях, где просто на верёвках – скотина подыхала на весу,
с торчащей изо рта седой соломой.
Вода в прудах смердила, Мы зашли попить. Дверей
никто не запирал – зачем? И в чисто прибранной избе
лежали трое: бабка, мать и внук. Они смотрели
на нас с полатей, в сраме испражнений.
Не двигаясь. Лежали и смотрели. И у них
был взгляд – уже поверх страданий,
с нелепым удивлением – за что?
Мы тихо вышли.
Я не знал, за что. И никогда, наверно, не узнаю…»
Бабушка, оформив опекунство, над внуком, всё равно вынужденно была сдать его на государственное обеспечение, не была жилья и возможности обеспечить едой и одеждой.
Много раз, малолетнего мальчика сдавали в различные детские дома, и он всякий раз спустя время и убегал оттуда, его ловили и возвращали назад.
В двенадцать лет, в 1950 году, Гена написал письмо Сталину:
«Я, Русаков Геннадий. Мой отец, командир роты автоматчиков, погиб под Ленинградом. Я хочу идти по его стопам и мечтаю поступить в суворовское училище…»
Ответ пришёл быстро. Гена был зачислен в Куйбышевское суворовское военное училище без экзаменов.
.
После окончания училища в 1958 году, учился на газетном отделении военно-политического училища во Львове.
В 1959 году Геннадий Русаков вступил в члены КПСС.
Стихи писал с 1955 года. В 1960 году Геннадий Русаков, в 22 года, выпустил книжечку, посредственных стихов: «Горластые ветры», на комсомольскую тему.
Воспользовавшись хрущёвским сокращением в армии, через год уволился на гражданку, послав стихи на конкурс и поступил в Литературный институт на поэтический семинар поэта-песенника Льва Ошанина.
В семинаре Льва Ошанина Геннадий Александрович подружился с Василием Беловым (1932-2012). Вскоре их пути разошлись.
Василий Иванович вернулся в Вологду, на свою малую родину, чтобы стать знаменитым на весь мир писателем, хранителем и защитником северной русской деревни, одного из крупнейших представителей «деревенской прозы», хотя он начинал с поэзии, свой творческий путь.
В Литинституте познакомился с Людмилой Копыковой с переводческого отделения (латышский язык), которая стала его женой. Они были вместе тридцать лет, Людмила, поэтесса, также работала переводчиком при ООН, в разных подразделениях этой организации.
Геннадий Русаков, по окончанию второго курса Литинститута оставил институт и стихи и перешёл на второй курс, переводческого факультета, 1-го МГПИИЯ имени Мориса Тореза (отделение французского языка»,
Окончив институт в 1966 году, Геннадий Русаков поступил на Курсы переводчиков ООН при ИНЯЗе и в 1967 году оказался, с женой Людмилой, в Нью-Йорке и в Женеве – переводчиком-синхронистом в Секретариате ООН.
Геннадий Русаков, с этого времени, более 30-ти лет проработал в МИДе СССР.
Жил в Америке с семьёй, жена Людмила и дочь Мария.
Вспоминая о своей долгой жизни с верной женой Людмилой, Геннадий Александрович говорил:
«Нам с Людой повезло: мы молодыми оказались за границей и увидели свою страну со стороны – со всеми её грехами и бородавками, с её кулачной мощью и привычкой ездить в гости на танках…
Мы рано прочитали исповеди тех, кто бежал из неё, был изгнан, попал в плен, прошёл через ГУЛАГи, тосковал по ней или проклинал её.
Прочитали и поняли, что у нас нет, и не может быть иной страны, чем эта горькая и не умеющая ласкать своих детей мать, которую нужно любить такой, какая она есть.
И что не мы нужны ей, а она нам».
Когда Людмилы не стало в 1990 году, Геннадий Александрович вступил во второй брак, в котором родился сын Павел, который ныне студент американского колледжа.
Дочь Мария проживает в Москве.
Геннадий Русаков, попеременно, в течение года живёт, то в Нью-Йорке то в Москве.
Когда почти спустя полвека, Геннадий Александрович Русаков приехал в Вологду, по приглашению, Василий Иванович Белов, уже тяжело болевший, пришёл на вечер однокурсника в областную библиотеку.
Геннадий Русаков вспоминает:
«И тут я увидел Белова… Глядя, как он осторожно, словно ощупывая ногой землю, идёт по скользскому полу, я почувствовал стыд.
Стыд за то, что из-за меня ему приходится так сосредоточенно одолевать трудно дающееся ему пространство.
И радость, что он всё-таки пришёл… Я шагнул навстречу:
- Спасибо, что пришёл, Вася…».
Без надлежащего медицинского обслуживания, однокурсник выглядел, к сожалению, глубоким стариком.
И Геннадий Александрович наглядно понял, Россия не любит своих стариков. И не уважает их. Им на каждом шагу дают понять, что они лишние рты.
Геннадий Русаков вспоминал увиденное:
«И когда же вы только перемрёте!» - вырвалось при мне у дамы в собесе, ведавшей раздачей «всяческих благ».
Скоро, очень скоро. Опыт уже есть: в сталинские времена вывели как тараканов, уморили забвением и небреженьем целое поколение солдат-инвалидов, ценой своей жизни, своих увечий спасших страну.
Я помню их, раскатывавших на самодельных колясках, на подшипниках, этих танкистов с обрубками ног и страшными шрамами.
Помню их, тачавших в инвалидных артелях сапоги для тех, кто может их носить.
И помню, как они вдруг исчезли с улиц, с вокзалов, из артелей. Родине стало за них, портящих нам жизнь самим напоминанием о себе, - и их не стало.
Беря пример с Италии, Геннадий Александрович, продолжил свои размышления:
«Я разговаривал с итальянскими стариками. Государство их тоже не балует крупными пенсиями.
Но у них есть спокойная уверенность в том, что достойная пенсия – это их заработанное своим горбом право, а не подачка, которую тебе, скрепя сердце, даёт «щедрое» государство.
Притом у нас, в России, оно может отобрать под идиотским предлогом или без оного, урезать, обставить нелепыми условиями и запретами.
У нас слово «пенсионер» стало синонимом человека, вынужденного жить крохами со стола общества.
Если в недавние времена это ещё сходило с рук из-за лозунга «все так живут», то сейчас нищенство стариков на фоне яхт и усадеб, которые приобретают Иван, не помнящие родства, постыдно.
Я уверен, что Россия ещё долго не простит своим правителям глумление над стариками.
По наступление пенсионного возраста Геннадий Русаков ушёл в отставку из МИДа в ранге Советника.
С 1999 года по настоящее время работает по контрактам в секретариате ООН в Нью-Йорке (синхронный перевод).
Геннадий Русаков, по командировкам от ООН, работал и в Америке, в Европе, и в Африке, но заграничная служба, столь завидная для многих, прошла сквозь него, как дождь сквозь копну соломы.
В душе он остался тем же послевоенным шкетом, шальным пацаном, который с письмом Сталину в кармане запрыгнул на подножку трамвая удачи.
Как это ни странно: заграница вернула Геннадия Русакова русской поэзии. От ностальгии, спустя двадцать лет, после окончания 2-го курса Литинститута, он вновь стал писать стихи:
«Все мои дожди отморосили.
Все ветра споткнулись на бегу.
Я умею только о России.
Ничего другого не могу.
Что имел – того не захотела.
Что хотел – того не отдала.
По двору соломой пролетела.
На бугре рябиной отцвела.
Расстояний медленная мука.
Утешеньья тёплая рука.
Расставанье. Родина. Разлука.
Далека ты, мати, далека.
Геннадий Русаков выпустил, спустя 20-ть лет, после первой книги стихов ещё 9-ть книг:
-«Горластые ветры»-1960,»Длина дыхания»-1980 – на эту книгу рецензию написал – поэт-фронтовик Арсений Тарковский, «Время птицы»-1983, «Сонеты современников Шекспира», «Оклик»-1989, «Разговоры с Богом»-2003, «Стих Татьяне»-2005, «Избранное»-2008, «Увидеть ветер»-2016, «Сиротство начинается с Мелекесса»-2016.
Зная все основные европейские языки, Геннадий Александрович, переводил современников Шекспира, старых и новых итальянских поэтов, французскую лирику: Андре Шенье, Виктор Гюго, Марселино Деборд-Вальмор, Артюр Рембо, Гийом Аполлинер и другие.
В течении многолетней литинститутской дружбы с народным писателем Ингушетии Саидом Чахкиевым активно переводил ингушских и чеченских поэтов, награждён орденом Ингушской Республики «За заслуги».
За литературное творчество Геннадий Русаков, заслуженно был награждён:
- Премия журнала «Знамя»-1996 год.
- Малая премия Аполлона Григорьева-1999 год.
- Орден Республики Ингушетии «За заслуги»-2008 год.
- Премия Союза писателей Москвы «Венец»-2011 год.
- Национальная российская премия «Поэт»-2014год – эту почетнейшую награду ему вручил Евгений Евтушенко, который был награждён ею, годом ранее.
Так в бессмертный ряд поэтов-дипломатов, навсегда вошёл наш современник.
Известными поэтами-дипломатами были в российской истории: Денис Фонвизин, Константин Батюшков, Аполлон Майков, Яков Полонский, Фёдор Тютчев, Александр Грибоедов.
Когда читаешь стихи Геннадия Александровича, то вспоминаешь то определение поэзии, которое дала Новелла Матвеева:
«Поэзия есть область боли»
Сам же, замечательный русский поэт, Геннадий Русаков, так конкретно написал о своём отношении к поэзии:
«Я стихами спасаюсь. Спасаюсь от жизни, от мира, от самого себя. Я не знаю своего читателя, но догадываюсь, что он где-то есть.
И это одна из основных нынешних моих болей.
Когда я публикуюсь, то стихи пропадают в какую-то прорву, из которой нет никакого отклика.
Их, читателей, наверное, очень немного… Но мне всё-таки иногда хотелось бы знать, что они есть…».
Также, размышляя о жизни и поэзии, Геннадий Русаков говорил:
«Я тоже читатель, лечусь поэзией. Я читаю стихи, которые мне близки, и я ухожу… не скажу, что окрылённым, но - освежённым, что-то во мне утишается, и я верю, что мир не так плох, как мне казалось до этого.
Поэзия врачует… Поэтому люди не прекратят писать стихи и не перестанут их читать…
У нас, в российской поэзии, сострадание и сочувствие – её основной элемент…
Эта наша самая сильная сторона – искренность, страстность, запальчивость…
Живя в Америке, десятки лет, понял, что в этой стране поэзия не играет никакой роли и не занимает никакого места в жизни обыкновенного американца.
Она поэзия, попросту не относится к числу его ценностей.
Влияние литературы на жизнь, присуща только России.
И я горжусь, подчёркивает, поэт Геннадий Русаков, что родился в стране, где от чтения стихов у людей наворачиваются слёзы на глазах.
Есть такие поэтические личности, которые устраивают всех – и правых, и левых: очень достойные, ничем себя не запятнавшие ни в социальной жизни, ни в чём, и, что называется, не очень громкие.
Геннадий Русаков – очень хороший интересный поэт, достойный, что ещё очень важно, он не вызывает отторжения ни у кого.
В конце повествования о жизненном и творческом пути замечательного русского поэта Геннадия Александровича Русакова, пожелаем ему надёжного здоровья, новых поэтических произведений, на радость почитателям его яркого самобытного таланта!
Из поэтического наследия Геннадия Русакова.
***
«Лейтенантской весёлой походкой
и подковками тонко звеня,
я ходил по земле моей кроткой,
благодарно носившей меня.
Рыбы плавали, птицы летали.
Ах, деревья и травы цвели…
Невозможного мира детали
разбегались до края земли.
А в мордовской глуши Мелекесса*
я и сам ненароком летал:
что во мне настоящего веса?
Лишь душа да подковок металл.
И хорошая девушка Люда
мне махала рукой из окна –
из судьбы, из незнанья … оттуда,
где поныне всё машет она.
*Мелекесс – так до 1972 года назывался город Димитроград, в Ульяновской области.
***
«Мы пойдём в стране моей на силос,
на компост, на тучные корма…
Нет, Россия не перебесилась!
Нам бы – всё, и вдруг, и задарма.
И больной болезнью нетерпенья
(как она – одна и та же кровь),
Я воплю до сипа, до хрипенья,
что без нужды мне её любовь,
что хочу в ней быть не блудным сыном,
не хрычом с фамилией страны,
а хотя бы придорожным тыном
на припёке с левой стороны,
кочерыжкой-ивой при дороге…
Или, наконец, самим собой –
желчным, криворотым, колченогим,
но Россию спутавшим с судьбой!»
***
«,,,Но как же, Бог ты мой, я леденел в восторге,
когда заполучил в потливую ладонь
слюнявку-петуха из лавки при райторге
и смаковал его химическую вонь!
Как обмер и ослеп от царственной обновки,
когда в ответ на стук нам кинули штаны
(я с бабкой в этот год кусочничал в Терновке),
и я в них утонул на две мои длины!
Родные, всё прошло. Все радости опресли.
В моих календарях теперь одно число.
Но если бы опять, но если б только, если!..
И чтобы те штаны, и химией несло.
И чтоб моя страна детей своих искала
и прижималась к ним от слёз распухшим ртом…
А после, одарив слюнявками, ласкала,
как не ласкала никогда потом.
***
Опять гудит гоньба*, и мечутся народы.
Отболевает век, и кровь идёт на кровь.
Последние мои, недобранные годы!
Вы злы и тяжелы, как поздняя любовь.
Что делать со страной. Лишённой чувства меры?
Опережая срок, вот-вот сорвётся в мах.
И снова будут петь районные гомеры
ахейскую татьбу** и рыжих андромах.
Не соблазняй меня соблазном повторенья!
Я рано пролистал письмовники времён.
Напрасно слышит слух. Напрасно видит зренье.
Напрасен пересчёт названий и имён.
Нет правых на земле. И я мой век обидел.
Опять гудит гоньба. Зачем – в который раз?
Я это всё уже когда-то где-то видел…
Но слушаю слепцом записанный рассказ.
*гоньба-срамота, позор ,бесчестье.
** татьма-кража.
***
Опять печаль не веселит,
опять любовь не утешает.
Опять стакан по край налит,
но лишь общению мешает.
Поговорить бы нам. Творец,
под этот дождик шепелявый,
под этот вялый огурец
и хек с сомнительной приправой –
про птиц, про женщин, про детей,
про этих слабых и пернатых.
Поговорить бы без затей
«по праву битых и женатых»,
из жизни выбравших своё,
хотя и в разные отрезки.
Но всё же помнящих её
во всём её блаженном блеске…
***
Накрыты пластиком копёшки.
Денёк с утра плаксив и сер.
Глядят в окно коты и кошки…
Всё, как тогда, в СССР.
По сути, жизнь не изменилась
в масштабе местного села:
мы так же отданы на милость
метафизического зла –
дождей, сезонов, бормотухи,
горластых жён, бухих мужей.
К тому же снова ходят слухи
что ожидается хужей.
А в остальном всё, как и прежде –
всё, как при батюшке-царе.
Ну, есть различия в одежде…
И век сменился на дворе.
***
«Я б хотел бродить по свету,
где придётся ночевать.
Образцовую анкету
пункт за пунктом забывать.
Я хотел бы не бояться
вертухаев и вождей,
заграничных провокаций,
неулыбчивых людей.
Я хотел бы стать богатым –
хоть немного, хоть чуть-чуть,
не считать долги-зарплаты
и слегка передохнуть.
Я б хотел спросить у Бога,
где всё это получу.
Я ведь, в сущности, немного
к скромной пенсии хочу».