Дорогая, сядь и успокойся.
Если выпьешь, то не так болит.
За стеной храпит твой муж-пропойца.
В люльке дочь голодная скулит.
Спрячешь свою кроху в одеяло
И, давясь окурком сигарет,
Вспомнишь, как была звездою бала,
В той стране, которой больше нет.
Вспомнишь ты меха и кринолины,
Флер духов и шелковый муар...
А теперь от мрака, от рутины,
Духоты - тебя бросает в жар.
Платье в ветошь превратилось скоро.
Где ж балы, где стройные князья?
В страшных лапах красного террора
Вся твоя загублена семья.
Ты одна нашла в ту бурю пристань,
И спаситель вовремя возник.
Муж твой, грубый, злой и неказистый...
Но зовется гордо - «большевик».
Всё пропил - шелка и бриллианты.
Так ласкает крепко кулаком!
Матерится с ревностным талантом
Или машет красным кумачом.
И пеняет на твою ничтожность,
Обозвав с издевкою «мамзель».
И, радея за свою безбожность,
Гонит тебя в сумрак на панель.
Ты как львица, загнанная в клетку.
А на шее сомкнута петля.
Вновь в кабак бредешь, надев горжетку,
Чтоб продать себя за три рубля.
Каждый вечер будет все никчемно:
Потные, вонючие тела.
Только снится, как в Париже томном
Ты когда-то счастлива была.
Здесь твое истерзанное тело
Глубже опускается на дно.
Дочка не кричит. Окоченела.
Но ее качаешь все равно.
Успокоит только рюмка водки.
За окном – весна и птичий гам.
Пусть придет... чекист или чахотка.
И пускай все катится к чертям