А я забыл: уже давно зима,
согреться как зима не знает.
Вокруг всё в лёд. Она сама
своих цепей не разжимает.
И без тебя, вот так вот, вдруг,
зимы упорство вряд ли сломишь,
где у дверей случайный звук
засохшими губами ловишь.
В чём смысл разобрать столы
покатых крыш под облаками,
где звуком порванной струны
твои следы под башмаками.
И танец сломанных лопат
перед окном мне до рассвета,
а в полдень серый снегопад
со мною рядом ждёт ответа.
До срока умерший наш дом,
ну как же так, какая милость,
не помнить и не знать о том,
что здесь сама любовь творилась.
Мишенью точка на стене,
в неё упёрся белым задом
пузатый чайник без воды на дне,
стеклянным меня сверлит взглядом.
В чужих, неоновых дворах
на яркий свет в хрустальных люстрах
ты заблуждаешься в дверях,
бросаешь жить в нелепых чувствах.
Цветные вещи, как ненужный хлам,
а сколько вот таких в продаже было,
остатки их по многочисленным углам,
где жажда здравый смысл заменила.
Но ты проснёшься, твой унылый взор,
сомненья мыслей, слов неясных,
из окон красота волшебных гор,
но чудо кончится вершин прекрасных.
И снова будет просто белый снег,
и перепонки от волненья не заложит,
где есть и остаётся человек,
но кто летать, тот и любить не может.
Теперь, наверно, точно всё равно,
куда спешишь, усмешку пряча в ворот
подаренного мной тебе пальто,
пусть хоть оно согреет тебя в холод.
Семья теперь всего лишь связь
и наше приключение немое,
где две дороги, вдруг, соединясь,
расходятся по колее зимою.
Завалены в снегу вокруг дома
хранят ещё тепло покуда,
но лютая пришла теперь зима.
Только взялась она откуда?