То ли шутка нелепая; колёса да спицы.
На "вопрос" Чернышевского - немое молчание.
Исписаны к ряду слезами страницы,
Кому-то с рук совесть, кому-то отчаяние.
Истоптанный игом, смешением бездарным,
Взращённый в оковах, рабски клеймёный.
Разбитый ярмом, средь князей, феодальным,
Одним только Богом, пожалуй, прощённый.
В Смуте на запад из Царевой пушки
Залпом бранёный в крови Посполитой.
Народом для ветхой Европы - старушки,
Как ядра чугуна, отмщением отлитый.
Ставший собой под шведскими пулями,
Волей Петра да с французским акцентом.
Шаги не всегда его славились мудрыми,
Но опыт не полнится дальним советом.
Сожжённый до пепла, не давшийся в руки,
В Бородинском редуте тот клявший акцент.
Сердце и разум вручивший науке,
Доказавший: пусть гибнем, но будет рассвет!
Декабристом повисший над выбитым "стулом".
Герцена "Колокол", Спас на Крови;
Ленский убитый бессовестным другом.
Мгла на порог, окаянные дни.
Яд революции, матросская подлость,
Борьба в Белой армии за судьбы страны.
Как Лавр Корнилов - в нём русская совесть,
Тяжесть Великой, Гражданской войны.
В пароходе с Бердяевым - выслан ненужным,
Эмигранту чужбина как шее петля.
Под Солнцем испанским - не быть безоружным
Клялся себе же под градом огня.
Острова Соловецкие, голод, жестокость,
В тех, кто остались отчаянно жил.
По чём же ценой диктатура - народность,
Марксисткий бордовый, варварский пыл?
Битый кем можно, больше своими,
Распятый, великий, ненавистный в веках.
Чужими воспетый, гонимый родными,
Возвышенный снова в двуглавых орлах.
Да будет он вечен в пожарах столетий,
В пепелище истории - русской Жар-птицей.
Кладезем, стержнем несметных наследий.
Воплощением воли. Чем можно гордиться!