Актерские судьбы

Светлана Бестужева-Лада
Такие разные и такие похожие…Судьбы актрис в России. Почти вся личная жизнь – на сцене, остальное – за кулисами. Любовь как кара. Цветы от зрителей м шипы от коллеги начальства. Красива или нет – все это было неважно. Объединяло их только одно – безусловный и безоговорочный талант. Впрочем, нет, еще одно: одинокая старость, почти полное забвение. Но они сами выбирали свой путь.

Варвара Асенкова впервые вышла на сцену в семнадцать лет. Триумф был оглушительным и ослепительным: публика долго не отпускала юную актрису со сцены. Правда,  выступления «на бис» не требовали – не опера и не балет. Зато цветов было – море.
«Асенкова - браво!» - услышала она впервые в жизни. И поняла, что это ее и только ее, какую бы цену за это ни не пришлось заплатить.
Высокая, темноволосая, с синими глазами, на сцене она смотрелась настоящей королевой. И держалась соответственно. Хотя за год до этого и представить себе не могла подобного успеха. Да и не хотела его: сцена была просто наследственной профессией, мать жила и умерла на театральных подмостках.
Более того. Поступив в театральное училище, Варя вскоре ушла из него. Педагоги отмечали ее красоту и грациозность, но считали ее непригодной для сцены - прочили ей роль статистки с крохотным жалованием.
Потом вернулась: другой профессии ей негде было получить. Но не всем же быть примами, кому то надо и на выходах играть. Так рассуждали преподаватели, так думала и сама Асенкова.
Но вот после окончания училища начались сюрпризы. Публика приняла юную дебютантку более чем благосклонно. А однажды произошла встреча, буквально перевернувшая ее жизнь.
Вскоре после очередного спектакля Вареньку вызвали в директорский кабинет.
Она робко вошла и подняв глаза, застыла. Перед ней в парадном мундире возвышался сам император Николай I. Государь улыбался. Ноги у Вари стали ватными, она сделала реверанс и склонила голову.
Николай многозначительно произнес:
- За вашу игру я приготовил вам подарок. Вы получите его завтра вечером...
Асенкова хотела поблагодарить, но совершенно пропал голос. Государь тоже молчал и пристально смотрел на актрису тяжелым взглядом: хороша, чистой воды бриллиант...
На следующий день в квартиру Асенковых принесли для «девицы Варвары» бриллиантовые серьги, а назавтра в театре поползли слухи. Кто-то поздравляя, кидался Варе на шею, а некоторые при встрече отворачивались. Но всем был ясно - Варя не просто артистка, а «любезница императорская». У девушки от изумления и обиды навернулись слезы. Всем известно: государь император просто любит театр, он хотел похвалить ее за удачный дебют.
Варя не привередничала: играла то, что давали играть. Жалованье мизерное. Но ходить и просить она за себя не станет. Тогда все в свои руки взяла ее мать. От Вариного имени она написала прошение о прибавке жалования. Дирекция театра отправила прошение на рассмотрение в высшие инстанции.
Когда пришел ответ, Варвара вскрыла его и прочла:
«Прибавки никакой сделано быть не может, ибо по собственному отзыву Государя Императора она никаких успехов не сделала».
Билеты на ее спектакли были проданы на месяц вперед - а успехов нет? Приоткрыв двери общей гримерки, Варя услышала:
- Асенкова невеликого ума... Поэтому ей жалование не повышают. Можно ли так легкомысленно относиться к царской милости? Да любая бы на ее месте была бы благодарна и душой, и телом!
Домой она прибежала в слезах. Кто-то подбросил ей записку:
«Бездарность! Уступи место надежде русской сцены - Надежде Самойловой!»
 С Надей Самойловой Варя дружила с детства. Наутро в газете появилась заметка, где до небес превозносили талант Надежды.
Но сколько бы не печатали этой заказной лжи, вряд ли у Самойловой будет столько поклонников, как у Асенковой, которую публика после спектакля на руках несет до самой казенной кареты. Офицеры провожают ее до дома верхом, бросая в окно кареты любовные записки. Их за это сажают на гауптвахту, а они смеются:
- Страдаем за красоту!
В театре обсуждали Асенкову:
- У каждой смазливой субретки есть свой покровитель! Нет дыма без огня. Асенкова получает жалование меньше всех. На что живет? Ясно, на средства покровителя...
Схватив шубку, она выскочила из театра и побежала по ночному туманному Петербургу. Всю ночь она проплакала, а утром не могла встать с постели: голова кружилась, все тело горело, мучил кашель.
Через несколько дней стало легче и коллеги пригласили Варю в загородный ресторан. Актеры расположились на открытой веранде. Вскоре у входа остановился роскошный экипаж.
К актерскому столику подлетел хозяин ресторана. Запинаясь и краснея, он сообщил, что в карете император с супругой. И Его величество требует... актрису Асенкову.
Варя, зардевшись, вышла в сад. Оказалось, с молодой артисткой пожелала познакомиться сама императрица. Она с явным удовольствием поговорила с девушкой. Государь вдруг спросил:
- Отчего у вас виноватый вид? Вы актриса нашего театра и всегда можете рассчитывать на императорскую любовь и расположение.
Варя еле слышно пролепетала:
- Благодарю вас, я буду стараться играть лучше!
 Царский экипаж уехал, а Варя вернулась к столу.
Вскоре Варя узнала, что контракт с нею дирекция по благоволению свыше может заключить только на следующих условиях: она обязана играть все роли «кои будет приказано…во всех театрах, где будет приказано, и даже в двух театрах в один день, если сие окажется нужным».
Дирекция в свою очередь в праве прекратить ей выдачу жалованья, если артистка заболеет, «вплоть до ее выздоровления». За год ей полагался один «половинный бенефис». А ведь даже актеры, играющие второстепенные роли, имели право раз в год играть полный бенефис. Варя обессиленно опустилась в кресло: говорил ей государь - расположение заслужить нужно.
Почти крепостная актриса. А ведь она была вольной.
Боже, как она уставала! Нередко ей приходилось выходить на сцену по два раза за день, участвовать в ночных представлениях и балах-маскарадах. Варя ночами лежала без сна, разбитая, заходясь в кашле. Один раз на сцене совсем забыла текст...
Домой чуть ли не каждый день приходили пасквили. На спектаклях Асенкову освистывали наемные зрители, а Надежду Самойлову приветствовали бурными овациями. В один из вечеров пьяные офицеры в зал демонстративно пели и хохотали.
Один раз какой то купчик, пытавшийся с Варей познакомиться и получивший отказ, скупил все места в первые ряды и посадил туда только абсолютно лысых господ. Зал заулюлюкал, заходился в смехе. Варя убежала со сцены.
Однажды к Вариной карете подошел какой-то офицер и бросил внутрь ее зажженную шутиху! Стоял и хохотал… Шутиха упала в тяжелую шубу актера Петра Ивановича Григорьева и тут же погасла.
Дело о нападении на актрису Асенкову расследовали долго. Наконец арестовали виновника - некого офицера Волкова. Отправляясь в ссылку на Кавказ, он высунулся из повозки и крикнул:
- Асенкова, попадешься мне еще! С Николаем, значит - можно, а со мной нельзя...
В тот же вечер Варя узнала, что очередной «поклонник» пробрался к ней в квартиру и в отсутствие хозяев изрезал кинжалом всю мебель. Затем, начали приходить угрожающие письма: «Асенкова! Сиди дома и не высовывайся, иначе будет плохо...»
Все это подорвало здоровье Асенковой. У нее началась чахотка. В 1838 году появились первые признаки болезни. Девушку мучила общая слабость и душил кашель. Но Варя продолжала играть. А Надя Самойлова продолжала злословить:
- Вы слышали? Асенкова играет в новом водевиле «Ножка»! Будет свои ножки всем будет показывать!
Больше Варенька на сцену не вышла… Она совсем ослабла, не могла говорить громко и никого не принимала: «Не надо, они уже не узнают меня»… Ее душил кашель.
- Мама, если б вы знали, как хочется жить, жизнь так прекрасна! Как не охота отдавать Богу душу! - говорила Варя матери слабеющим голосом. Александра Егоровна, обливаясь слезами, утешала ее как могла.
В марте 1842 года лейб-медик Гейндерлих направил в театральную дирекцию записку:
«Считаю нужным для госпожи Асенковой перемену климата и употребление Карлсбадских минеральных вод».
Варя металась в жару. Новость, что государь император дает ей отпуск на воды и 150 золотых из казны, она восприняла равнодушно.
За несколько дней до смерти Варя захотела увидеть Надю Самойлову и послала за ней.
- Зачем дочка?- спрашивала мать, - она нам сделала столько зла! –
- Я хочу ее видеть!
Надя к ней приехала. Они разговаривали за ширмой и так тихо, что никому из домашних не было слышно… Что ей сказала умирающая Асенкова - это осталось тайной. Только Самойлова вышла от нее, рыдая, и произнесла:
- Господи, прости меня! Как же я могла! Никогда больше не скажу про нее ни одного дурного слова! Никогда, слышите! Варя - ангел!
 Смерть примирила бывших соперниц…
Варенька Асенкова умерла утром 19 апреля 1841 года в возрасте двадцати четырех лет. Хоронили ее на Смоленском кладбище. С Невы дул холодный ветер. Тысячи людей провожали Варю в последний путь. В толпе шептали - хотел приехать государь, но не смог - всю ночь прорыдал.

Мария Ермолова родилась в Москве в 1853 году. Ее дед был крепостным скрипачом, а когда получил вольную, устроился на службу в театр. Отец Марии был драматическим актером, написал несколько водевилей. Но позже он оставил сцену и работал в театре суфлером.
Детство Марии Ермоловой прошло за кулисами Малого театра: из суфлерской будки отца она наблюдала за игрой Прова Садовского, Сергея Шумского, Петра Степанова. Сегодня в Театральном музее имени Бахрушина хранится рисунок Леонида Пастернака: маленькая Ермолова с отцом в суфлерской будке. Потом она говорила:
 «Несмотря ни на что, во мне всегда жила непоколебимая уверенность, что я буду первой актрисой».
В девять лет Ермолову отдали в Московское театральное училище. Сначала определили ее в балетный класс. Девочка склонности к хореографии не обнаружила, зато с удовольствием участвовала в драматических постановках, которые устраивали воспитанницы училища в свободное время. Отец Ермоловой попросил известного педагога Ивана Самарина позаниматься с девочкой. Тот сказал, что способностей у его дочери не заметил и ее дело — «плясать у воды» (бесталанных балерин обычно ставили на задний план, ближе к декорациям), а не быть актрисой.
Участвуя в массовых балетных сценах, Мария Ермолова продолжала наблюдать за мастерами сцены. В 1866 году отец Ермоловой поспособствовал тому, чтобы ее взяли на роль Фаншетты в водевиле «Жених нарасхват». Но этот спектакль не принес ей успеха. Позже писатель Сергей Дурылин вспоминал, что заметили молодую артистку на сцене Театрального училища:
 «Ценой неимоверных усилий она добилась того, что ей дали сыграть Марину в сцене у фонтана на какой-то пробе в училище, — и неуклюжая девочка на глазах у всех внезапно преобразилась во властную красавицу, в гордую повелительницу».
Счастливый случай позволил Ермоловой сыграть свою главную роль в трагедии. Перед бенефисом Надежды Медведевой — примы Малого театра — заболела актриса Гликерия Федотова, игравшая в спектакле «Эмилия Галотти». Медведева пригласила на замену Марию Ермолову.
«Мурашки забегали у меня по спине. Я вся вздрогнула. Тут было что-то особенное, сразу сказался громадный сценический темперамент. Многое было очень плохо. Но здесь было главное — талант, сила. И я сразу поняла, что судьба направила меня в верную сторону и столкнула с настоящей актрисой», -  вспоминала Наде;жда Медве;дева, актриса московского Малого театра,  ученица Михаила Семёновича Щепкина.
Премьера «Эмилии Галотти» прошла в январе 1870 года. Дебютантка произвела ошеломляющее впечатление и на зрителей, и на коллег. Позже она вспоминала:
«Боже! — думала я, — не перенесу, если меня не вызовут ни разу! если я провалюсь!.. Первая сцена прошла, я ухожу и слышу громкие аплодисменты и вызовы… дрожа, но уже не от робости, а от счастья, я вышла раскланяться с публикой… мне единодушно хлопали; убежавши за кулисы, я зарыдала… Молитва моя была услышана, заветная мечта исполнилась… Я актриса!»
Семнадцатилетнюю актрису вызывали на бис 12 раз.
Все те же семнадцать лет…
В 1871 году Мария Ермолова окончила театральное училище, и ее приняли в труппу Малого театра. Первое время она играла в основном в водевилях. В образы комедийных героинь Ермолова привносила присущий ее игре драматизм. Ее «легкомысленные барышни» вызывали у зрителя симпатию в любых сюжетных перипетиях. Театральный критик Сергей Флеров писал:
«Область госпожи Ермоловой составляют «светлые» образы».
Позже это качество актрисы назовут сценическим оптимизмом.
Однако Ермолову очень беспокоил ее репертуар: «Мне уже 18 лет, годы уходят, а я все еще ничего не делаю».
Спустя два года работы в Малом театре ей вновь досталась роль заболевшей Гликерии Федотовой — на этот раз Катерины в «Грозе» Островского. Современники актрисы вспоминали, что после очередного спектакля ее вызывали на поклон 17 раз.
В 1876 году Мария Ермолова сыграла Лауренсию в «Овечьем источнике» Лопе де Вега. Эта роль стала триумфом для молодой актрисы, а в репертуаре Малого театра родилось целое направление, положившее начало «эпохе романтики».
«Здесь каждое слово было подобно электрической искре. Словно раскаленное железо обжигали душу зрителя язвительно-негодующие упреки Лауренсии, обличающей односельчан в овечьей робости и нерешительности и, как мощные звуки набата, разносились по зале призывы к борьбе против насилия, призывы, все проникнутые трепетом огненной страсти», - писал театральный историк Александр Кизеветтер.
Несколько лет Мария Ермолова добивалась отмены цензурного запрета на драму «Орлеанская дева» Фридриха Шиллера. Впервые сыграв Жанну д’Арк в 1884 году, Ермолова исполняла эту роль 18 лет.
«Сама не знаю почему, но исполнение этой роли считаю заслугой перед русским искусством, повторяю, единственной», — писала она.
Этот спектакль был невероятно популярен. Говорили, что все декорации «Орлеанской девы» были в дырочках — так много желающих было посмотреть его из-за кулис. С 1893 года спектакль даже перенесли на сцену Большого театра.
Всего за свою долгую карьеру Ермолова сыграла более 200 ролей, в том числе Марию Стюарт в двух постановках (в одноименной драме Шиллера и в пьесе Бьернсона «Мария Стюарт в Шотландии»), Сафо в одноименной пьесе Франца Грильпарцера, Имогену в «Цимбелине» Шекспира, Донну Соль в «Эрнани» Виктора Гюго. Актриса сыграла многих героинь Александра Островского — Ларису в «Бесприданнице», Негину в «Талантах и поклонниках», Кручинину в «Без вины виноватые».
В начале ХХ века Мария Ермолова сделала в актерской карьере небольшой перерыв:
«37 лет я отдала сцене — и утомилась. Теперь мне нужен год отдыха, чтобы отойти от театра, успокоиться и примириться с мыслью, что я уже более не «героиня». Сразу, на глазах у публики, мне тяжел этот переход: нельзя сегодня быть царицей, а завтра какой-нибудь почтенной старушкой».
«Она играла во многих моих пьесах. Когда после генеральной я, бывало, приходил и благодарил ее за те чувства, которые возбуждала ее необыкновенная игра, я вспоминаю ее застенчивые движения и опущенные глаза… Ее строгое отношение к себе восходит к тем традициям, которыми всегда жили в Малом театре, — высокой требовательности к себе и к своей работе», - писал Владимир Немирович-Данченко
В 1910-е годы актриса стала играть возрастные роли. В ее репертуаре появилась Кручинина и царица Марфа из пьес Островского, фру Альвинг из ибсеновского «Привидения», княжна Плавутина-Плавунцева из «Декабриста» Петра Гнедича.
«Мария Ермолова — это целая эпоха для русского театра, а для нашего поколения это символ женственности, красоты, силы пафоса, искренней простоты и скромности», -  вспоминал Константин Станиславский
Кроме работы в театре, Мария Ермолова выступала на эстраде с чтением стихов. Она исполняла произведения Александра Пушкина, Михаила Лермонтова, Николая Некрасова, Николая Огарева, Ивана Никитина.
В революцию Ермолова осталась в России, несмотря на то, что ее семья эмигрировала. Она продолжала играть в Малом театре, хоть ей это давалось нелегко:
«Если бы вы знали, как неприятно теперь выступать на сцене. Ведь хорошо знаешь, что теперешней публике этого не нужно. И что это за публика? Совершенно чуждая тому искусству, которому мы посвятили всю свою жизнь».
В 1920 году в Малом театре торжественно отпраздновали творческий юбилей Марии Ермоловой: 50 лет на сцене. На нем присутствовал Владимир Ленин. В конце 1921 года Ермолова сыграла в пьесе «Холопы» Петра Гнедича. Это был ее последний спектакль. Здоровье актрисы постепенно ухудшалось, и в 1928 году ее не стало.
И все-таки ей повезло больше, чем Асенковой. Ее именем даже назван один из московских театров – практически беспрецедентный случай для русской актрисы.