Автор и чтец - Бруна.
Сказку с музыкальным сопровождением в исполнении автора можно послушать здесь:
https://www.youtube.com/watch?v=65zpNF49mhs&ab
В ужасно-занудном царстве, муторно-минорном государстве жил был Никак Никаковский, с которым никто не мог найти не то, что общий язык, а вообще ничего не мог найти.
Вот приходит к нему утро раннее, солнцем обогретое и счастьем наполненное, и говорит:
- Как дела?
И слышит в ответ:
- А никак!
Утро продолжает, улыбаясь и бодрясь:
- Как настроение?
- Да никакое!
Утро потихоньку начинает хмуриться облаками, но пока ещё настаивает на своём - радостном:
- Какие у тебя есть желания и планы на будущий день?
И снова нездоровое слышит:
- Не, ну какие могут быть желания, если всё никаковское вокруг, какие планы, если жить незачем! Да и не хочется! От слова «НИКАК»!
Вот как с таким можно вообще дружить? И утро, а вместе с ним и день, и вечер, и даже ночь обходили Никака Никаковского стороной, как говорится: не трогай Никака - не будет каки-бяки.
Так и обитал Никак Никаковский, как бобыль, один одинёшенек, всегда в своём никаком настроении, с никаким отношением ко всему на свете, без желаний и планов, без ответственности и смысла жизни.
Пока однажды не случилось с ним какое-никакое событие. Прибилось к его никакому порогу создание: не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка. Точнее, ни рыба, ни мясо, а какой-то индивид вида странного: всё с лап до макушки серо-бурое и грязно-мятое, тельце - ни маленькое, ни большое, зато склизкое и мерзкое, в глазах – тоска и слезливость, в повадках - печаль и брезгливость.
Посмотрел на создание Никак Никаковский и сначала ничего такого не почувствовал. Но создание подошло робко так и давай слезами унылыми обливаться прямо на никакие башмаки Никака. Тот сначала удивился, потом наклонился, чуток пригляделся и вдруг что-то в нём шевельнулось внутри: смотри-ка какое – никакое прибилось, прямо родственная душа.
Посмотрел да и впустил в свою хилую хибару. С жалостью и каким-то даже сочувствием налил в миску никакую хавку и сказал:
Какое ты, однако, Унылое Унылище! О, вот так и буду тебя звать! Ну, хавай давай, никак голод – не тётка, жратоньки охотка.
Странное создание снова прослезилось, но уже с благодарностью, и давай лакать нехилую бурду из миски, да так, что хлебало ходуном ходило, причмокивая и чавкая очень даже нехило. А Никак Никаковский вдруг – ни с того, ни с сего, - понял, что в нём как будто каковость какая-то появилась. Пока непонятно какая, но ему уже не всё-равно. Вроде бы ну чего такого особенного: сидит Унылое Унылище и лакает то, что Никак Никаковский ему с барского плеча отсыпал. Казалось бы, само по себе создание неказистое, но всё же оно какое-никакое создание. И здесь, и уныло лакает, что ни попадя, а всё же умиление какое-то внутри вызывает. Да так, что прямо сердце тает.
Как наелось Унылое Унылище, приблизилось к Никаку Никаковскому и давай слезами благодарности обливаться, а он – даром, что никак обычно ни на что не реагировал, а тут проняло его не по-детски. Взял он на руки создание и давай его поглаживать да приговаривать и, не как обычно, а с каким никаким отношением:
- Ах, ты ж, Унылое моё Унылище, никакущее прямо сил нет, какое никакущее.
… С тех самых пор и стали жить-поживать Никак Никаковский со своим новым питомцем Унылым Унылищем. Вроде бы ничего особо не изменилось в мире, да только у Никака, как то само собой, незаметно, но чем дальше, тем больше, стало появляться какое-то другое настроение, потом новые и необычные желания, а там и какие-то грандиозные планы. Вся смурь и дурь куда-то выветрились, а никакоковость исчезла. А всё потому, что Унылое Унылище ужасно изменилось, прямо до невозможности. Шёрстка перестала источать слизь, а стала сухой и приятной на ощупь, а потом даже цвет поменяла: была серо-бурой, а стала малиновой. И создание перестало заливаться горькими слезами, а стало заливаться весёлым смехом. И это необычайно радовало Никака, и до того сильно, что она даже, смеясь и хохоча, стал называть своего питомца Смешнючее Хохотунище.
И как только такие перемены произошли с Никаком Никаковским, так сразу на него и весь окружающий мир потихоньку стал обращать своё непосредственное внимание. Опять как-то заглянуло к нему утро раннее и, как всегда, спрашивает:
- Как дела?
А он и отвечает:
- Как-как? Сверху каком!
Утро удивляется, пряча ухмылку в усы, и продолжает:
- Как настроение?
- Как-как? Смешнючее Хохотунище опять фортель откололо, обхохочешься.
Утро уже не может сдержаться от смеха, но всё спрашивает:
- Есть какие-нибудь желания и планы на будущий день?
- А как же! Нужно Смешнючее Хохотунище чем-то накормить, где-то выгулять, чем-то занять, чтобы оно заливалось смехом, а не слезами. Словом, планов громадьё, делать - не переделать, забот невпроворот, проблем полон рот.
Утро хохочет, не может остановиться, и так передаёт эстафету дню, день – вечеру, а вечер – ночи. И ночь, убаюкивая успокоительной темнотой и звёздной колыбельной практически перерождённого Никака Никаковского, ставшего новоиспечённым Каком Каковичем, а также Унылое Унылище, ставшее Смешнючим Хохотунищем, тихонечко посмеиваясь, думает:
- Живому существу всегда нужно живое существо рядом. Это закон жизни и смысла. Как же всё-таки может измениться одно существо, как только у него появляется какое-никакое, а другое рядом! И это заМечтательно! Даже из никакущести и унылости может получиться странный, но полезный симбиоз. А там, глядишь, мало помалу, так либо иначе, прижмутся-приживутся, притрутся-перетрутся, да и превратятся во что-то более осмысленное и приятственное.
Вы, наверное, хотите спросить глубокую ночь:
- Как?
И ночь многозначительно мигнёт парой-тройкой звёздных глаз, и вместо пространного ответа, скажет:
- Как-как? А вот так!
И правда, должна быть в истории какая-то загадка или за-гад-КАК!