Женька с Татьяной поднялись рано – собрались на областную барахолку. Сами поизносились, да и дети выросли из старых вещей. Ехать, как всегда, запланировали на колхозной бензовозке, на которой работал Женька. Завгар разрешал иногда использовать машину в нерабочее время, а председатель смотрел сквозь пальцы на такое послабление. Градусник, прибитый к старой раме, зябко ёжился, с надеждой заглядывая в запорошенное за ночь лёгким снегом окно, и извещал о крепком морозе. Женька пару раз чихнул - второй день донимал сильный насморк. Татьяна тоже тихо прыскала в одеяло. Видимо, заразилась. Она сердито шикнула на Женьку, чтобы чихал потише и не будил ещё мирно спящих пожилых родителей и детей. Женька угрюмо засопел, но смолчал. Ну не умел он прыскать как жена, а чихал так, что сотрясались стены. Он быстро оделся и выбежал на улицу – приводить в чувство ничего не подозревающую машину. Машина вообще ничего на этот день ни планировала – выходной всё-таки. Какие могут быть покатушки, да ещё в такую холодрыгу? Но Женька с ней особо не церемонился и стал без всякого предупреждения и уговоров крутить ключ зажигания. Зажигание не зажигалось. И тут изувер вспомнил, что слил на ночь воду из радиатора, чтобы она не замёрзла. Оставив ключ зажигания в полной прострации после жесткого тренинга, он вдарился обратно в избу.
- Танька, дай ведро воды! – приказал он негромко, памятую о спящих домочадцах. – Только горячую налей, чтобы машину быстро прогреть.
- Где я тебе сейчас горячую возьму? – справедливо возмутилось жена, - В печке только два чугунка стоят и те для скотины!
Женька растерянно застыл с открытым ртом, уже готовым выдать порцию матюгов, и тут увидел стоящее на табуретке подле печки эмалированное ведро. «Ладно, - подумал он, - и тёплая сойдёт! Всё лучше, чем из колодца». Он снял крышку с ведра и поспешил во двор через просторные сенцы с заиндевевшими брёвнами. От теплой жидкости, вливаемой в горловину радиатора, шёл густой пар. Подождав пару минут, Женька включил зажигание. Машина покорно, но недовольно заурчала и погнала по своим машинным жилам то, что ей предложили на завтрак.
Татьяну долго ждать не пришлось, она была бабой поворотливой, за что Женька её очень уважал. Всё спорилось у неё в руках: успевала и на ферме быть в передовиках, и дом содержать в образцовом порядке – нигде ни соринки, ни пылинки, все накормлены и ухожены. Правда, родители помогали и на огороде, и со скотиной, и детей поднимали все вместе.
Поездка задалась. Купили всё быстро и недорого. Татьяна умела торговаться, в этом ей равных не было: продавцы скидывали с цены чуть не половину, что всегда поражало супруга-растяпу, готового купить первое, что предлагали, никогда не торгуясь и даже не примеряя.
Назад ехали в хорошем настроении. На последнем повороте стояли ГАИшники. Откуда их черти вынесли? Настроение у обоих сразу скатилось на резиновые коврики. «Может, пронесёт?.. – повис в машине немой безнадёжно-бесполезный вопрос. Нет, не пронесло. Сотрудник ГАИ властно махнул полосатой палочкой, и машина встала как вкопанная. Она знала, что спорить с этими представителями человеческого племени – себе дороже. А этот незадачливый водила, как она ехидно припомнила, забыл выписать липовую путёвку для такого вот непредвиденного случая. Водила понуро вынул права и вышел навстречу неизбежному. Машине даже стало его жалко, настолько сильно он скукожился, предчувствуя бесчувствие карающих органов, ведь у него в правах остался не пробитым лишь один квадратик: любил он прокатиться с ветерком, когда выезжал на асфальт.
Татьяна, притихшая и испуганная не меньше водилы, в напряжении наблюдала за происходящим. Женька протянул ГАИшнику права и стал что-то уверенно говорить постукивающему палочкой по толстой варежке ГАИшнику, а тот слушал и мерно кивал головой в такт палочным ударам. Второй ГАИшник в это время подошёл к машине и стал медленно обходить её со всех сторон. Он подходил к капоту то слева, то справа, то удаляясь, то подходя вплотную. Наконец, он не выдержал, вскочил на подножку машины и стал откровенно обнюхивать злополучную железяку. Женька наконец получил свои права обратно и бодро шествовал к своим кормилицам – жене и машине. Второй ГАИшник спрыгнул на землю и подозвал своего напарника. Теперь они уже вместе стали подозрительно принюхиваться. Наконец, один из них изрёк: «Ни машина, а какой-то самогонный аппарат!» Ничего не понявший Женька не стал вдаваться в подробности и поспешил побыстрее слинять.
- Что ты ему наврал? – спросила Татьяна, зная, что супруг мгновенно мог придумать любую байку, врал и не краснел.
- Так я ему сказал, что живу в первом отделении и меня экстренно вызвали на работу заправить машину зоотехника, который должен отвезти мясо первому секретарю райкома. А ты – лучшая колхозная рубщица.
Отъехав на безопасное расстояние, они от души посмеялись над простаками на дороге.
Когда подъехали к дому, на порог выскочила тёща и вместо приветствия неожиданно погрозила Женьке кулаком. Женька опешил. Чем он успел не угодить любимой тёще, если вообще сегодня с ней не пересекался?
- Ах ты, паршивец! – гневно затараторила тёща, - а ну, рассказывай, куда ведро бражки девал?
И тут только они вспомнили слова обалдевшего ГАИшника.
Машина стояла в ночной тиши и блаженно улыбалась. Хотя с неё уже давно слили остатки той, уже тягучей, жидкости, она была ещё полна волнующих ощущений, когда её веселили даже ухабы на дороге и впервые были не страшны зловредные ГАИшники, так долго не хотевшие её отпускать. Они ей даже понравилась. И ещё она навсегда запомнила, насколько их поразил её изысканный аромат.