М. Р.
Нелюбимая дочь, отстранённо - чужая сестра.
Ты когда - то слыла средь друзей королевой двора,
Где мальчишку с гитарой в руках королём объявила.
Он купался в лучах этой славы, смеялся и пел
И на подвиги шёл в твою честь, но едва повзрослел,
К белокурой Жози прикипел и назвал её милой.
Так рождалась легенда, в твоей замешавшись крови.
Исписав сто тетрадей стихами во славу любви,
Ты его подняла над землёй, послужив пьедесталом.
В комсомольском активе, в компаниях, в трудлагерях
Всем известна была эта вера и правда твоя.
Каждый пишет, как дышит, а ты этой страстью дышала.
Ученица Овидия, Сафо, их чувственных строф,
Ты из всех несравненной Киприды священных даров
Получила огонь с алтаря да силки Афродиты.
И когда на дороге твоей появился другой, -
Принимал он в наследство всё ту же блестящую роль,
Белоснежную лошадь, доспехи и верную свиту.
Ты пылала как факел, сгорая как Феникс дотла.
Чичероне, подруга, учитель, наперсник, сестра,
Что предмет своих чувств обожанья плащом укрывала.
Он мужал на глазах, потянувшись за образом вверх,
А потом улетал, как большой оперившийся стерх,
Лишь крылом помахав. Ты всегда их в полёт отпускала.
Но менялась эпоха, ломая у слабых хребты.
Идеалы ветшали, и вера рвалась в лоскуты.
Ты пошла под венец с лейтенантом , устав от планиды.
И, сбежав в Королёв, нарожала ему двух детей,
Растеряв адреса и пароли родных и друзей.
Муж ушёл из семьи и подался нежданно в бандиты.
Снова школа, рутинные будни, и новый улов.
Как в Гаммельне когда - то юнцов уводил крысолов,
Так и ты их спасала из клетки зазубренных правил.
Местный жупел, исчадье планёрки, чума матерей, -
Ты лепила из глины сырой вдохновенных людей,
Выпуская их в мир. Да Господь по - иному управил.
А из тех, кто усвоил высокой души звукоряд,
Сам собою сложившись, окреп партизанский отряд.
Почему - то уверен: они были лучшими в классе.
Подбирали, подобно тебе, заблукавших во ржи
И стояли стеной против фальши поп - корна и лжи,
И - как ты прокричала в припадке - пропали в Донбассе...
Твои дети решили, что мать - безнадёжно ку - ку.
Ты металась в руках санитаров, как Лир, на снегу
И не в силах была отличить уж зерна от половы;
К дому скорби в Хотькове привёз я тебе сигарет,
А потом средь метелей совсем затерялся твой след.
Королева Марго, вот венец твой - прими его снова.