От лесных болот по лугам раскинулась –
Серебром, красавица река.
Переплыть бы, чтоб потом не думалось:
Глубока ли, мелка ли она?
И пешком песчаными оврагами
Присмотреть, где клен венчается с сосной…
До заутрени, да от людей по далее -
Окропить колени первою росой.
И пуститься в перепляс по гати с пнями ли, у
Или с дуру, иль с похмелья – все одно…
И, прокашляв, спросит леший: - Видно, с пьяну-ли
Рвет мужик свое добротное сукно?
Сотворю крестом, да сплюну… Эка, невидаль!...
Шапку - в землю… Воблу с водкой – на гнилье…
Уж прости ты дед, что я забрел к тебе;
Потревожил вроде тихое жить!
Промолчал старик взглянув недобро, искоса;
Склонив голову, присыпанную мхом.
Только вздрогнул, словно был разбужен он
Деревенским, первым петухом.
С под бровей густых и черных с редкой проседью
Покатилась грусть изношенной тоской.
Покатилась грусть слезой – слезой непрошеной
С дряблых щек под ноги бурою смолой.
И пропал старик, ударив оземь посохом
Со вторым, горластым крикуном.
Только пень трухлявый с недопитой водкою
Обернулся добрым скакуном.
Вынес без узды меня травой высокою
К заливным лугам, нетронутых косой.
Вдоль деревни – мимо ставень перекошенных,
Осыпая гриву галькою речной.
Вдоль полей, вдоль леса, над оврагами
Ублажал я песней скакуна...
И туманами, смоленскими туманами,
Устилала путь мне мать-сыра земля.
Разбросав подковы с пересохшей заверти,
Конь – в галоп – не слышит седока…
И пришлось сшибать нагайкой звезды с наледи,
Осыпая ими купола.
Но пропел петух, захлопал где-то крыльями
В третий раз с обложного венца,
Замахнув в вдогонку красно-хриплой глоткою
Восемнадцать грамм дуплетного свинца.
Да по крышам, засекая ноги - до крови,
Причесав хвостом зарю на Марьин день...
Лишь моргнул: я сплю у старой заводи,
Оседлавший коренастый пень.
За Десной, где вереск выше пояса,
Заплутав в трех соснах по утру,
От обиды я грозился сиплым голосом,
Что сверну сегодня шею петуху…
1995