Когда открываются дали,
мне горько и больно до слёз –
в них ветры осенней печали
свистят в оголённость берёз.
В них вижу – безумная пляска,
затмение душ и умов;
на личностях – рабская маска,
на душах – бессовестность слов.
Стоим у подножья Распятья,
и слышим, как стонет Господь.
Но нет покаянья! Проклятья!
И номер на грешную плоть.
В них всё окаянно, ужасно.
В них всем оправдания нет!
Но, светит не близко, но ясно
далёкий спасительный Свет!
А значит, возможно спасенье!
А значит, Надежда жива!
Наступит и нам Воскресенье!
Найдутся святые слова!
И, может, упав на колени,
уже не боясь ничего,
мы, без оправданий и лени,
обнимем колени Его.
Впервые без драки, всем миром,
стечёмся с растерзанных стран;
слезами, власами и миром
омоем страдание ран.
И, может быть, в то Воскресенье
сумеем гордыню согнуть;
и всё же заслужим прощенья
за всю современную жуть.
Когда открываются дали,
так страшно и больно смотреть:
мы все, как в дурном сериале,
идём на духовную смерть.
И тащим греховное бремя,
никак не расстанемся с ним,
поскольку в тревожное время
жить проще слепым и глухим.
16. 12. 21 г.