[Обзор писался по анонимному лонг-листу. В порядке эксперимента имена авторов и ссылки восстановлены только для стихотворений, попавших в шорт-лист. — Главная редакция БЛК]
Здравствуйте, дорогие соревнующиеся и им сочувствующие!
Мне очень лестно выступать в новой роли на давно и горячо любимой мной площадке, всегда отличавшейся от прочих подобных более высокими требованиями к принимаемым стихам. Здесь в каждом туре есть чем восхищаться и чему учиться, и периодические заявления экспертов, мол, лонг слабый, выбирать не из чего, меня, как правило, огорчают и даже возмущают. Поэтому, впрягаясь в декабрьскую «тройку», я и помыслить не могла, что скажу вам нечто подобное, но... слабоватый в декабре выдался лонг. Надеюсь, это просто затишье после «Итогов года» и перед снятием масок на балтийском Кубке.
В процессе погружения в конкурсные тексты я сформировала для себя, можно сказать, свой коротенький лонг из 13 (люблю это число) стихотворений, которые мне показались более интересными и о которых хочется поговорить. Тут, пожалуй, надо обозначить критерии выбора. Из объективных — отсутствие непреднамеренного косноязычия, явных смысловых нестыковок, грамматических ошибок и прочих «ляпов», минимум «воды», штампов (если они не обыгрываются) и различных неточностей (в подборе пусть не «единственно верных», но подходящих слов), присутствие более или менее четкой мысли (эмоции, настроения), целостность текста и т.п. Из субъективных критериев — наличие весомого поэтического повода и ощущение пусть не «метафизического сквознячка», но чего-то междустрочного, большего, чем сами слова…
Итак, поделюсь с вами своими впечатлениями, прокомментировав каждое из 13 отмеченных мной стихотворений, попутно забирая в шорт наиболее понравившиеся и, на мой взгляд, в большей степени состоявшиеся (для тех, кому захочется со мной поругаться: к каждому своему высказыванию мысленно добавляю ИМХО).
1. «Открытие»
За деревней лагуна и пепельный холм над ней,
Небольшое количество теплых дней.
Лаконично здесь солнце,
как статья Википедии, как монолог эстонца.
Но вот Discovery в образовательной передаче
Вопрошает: “Why was this structure
abandoned?” – что значит:
"Почему оставлены выстроенные на совесть
Бараки и вышки вазалеммской волости?
Западные скоморохи, пресса их каверзна.
Приезжай с аквалангом,
за четыре евро вплывай в любую камеру,
Без секретов. Затоплена, что ли,
Исправительная колония ? Шаг вправо– штольня,
Шаг влево... Все знают последствия шага влево.
Ужо тебе, Вазалемма,
Китеж эстонский негугленный.
Чу, по углам, по загуглинам
Чёрным чернилом и углями
Мрамора донные глыбы.
В каменоломнях могли бы
Отрабатывать целые города
Заключенных, но подступила вода,
И озеру надо сказать спасибо:
Озерная глушь
восстанавливаема наверняка,
Когда за дело берется рыба.
Как известно, нет податливей известняка.
Карма карпа или леща –
Прокладывать путь через окна,
бурить плавником завалы.
Берег зарос чем попало,
от камыша до плюща.
Вазалемма, озеро вместо тюрем.
Никто не утоп в нем, никто не умер:
Закрыли, и вся недолга.
Форель, по-шубертовски плеща,
Выпрыгивает из воды, чуть не достав до вышки,
И погружается вглубь, где щетинится
на воротах звезда.
Это чьих-то стонов булькают отголоски,
Или камыш шелестит по-эстонски:
"...И аз воздам"?
Желание рассказать о чем-то необычном, необщеизвестном — хороший, даже, пожалуй, выигрышный повод для стихотворения. Остается только придумать, как рассказать так, чтобы получилась поэзия, а не статья Википедии (с которой в данном стихотворении весьма интересно сравнивается солнце). Мне кажется, автору вполне удалось избежать рифмованного пересказа благодаря примеси легкого сюра и таким моментам, как «форель, по-шубертовски плеща, выпрыгивает из воды...» (классно!) Правда, тут и сам объект описываемый крайне способствует поэзии. Беру в шорт, закрывая глаза на «загуглины» (вот загогулины знаю, загуглины — хм…) и чернило среднего рода. А еще вопрос: правильно ли называть лагуной не относящийся к морю карьер? Знатоки, ответьте, пожалуйста!
3. «это просто как небо»
родина. череп коровы
в вересковом поле.
родина.
на ощупь – мокрые рисовые зерна
под струей холодной воды –
и я погружаю руки в кастрюлю,
промываю память:
белое, голубое, глупое.
родина.
завшивленная больная кошка Рита,
и когда обмазываю ее керосином – до горла –
все паразиты, все вши государства и
идеологии
убегают на голову, мохнатые уши, морду и лоб.
в наглую перебегают
покорные, зеленые глаза.
но – родина это только мое,
только для меня.
каждый живет и любит свою родину
маленькую, как кошка.
жестянка с вкладышами от жвачек,
старинными монетами.
за свою родину не нужно умирать или убивать врага,
ибо ты в ней и так растворяешься –
в родном крае,
точно жменя дорогого стирального порошка
в Ниагарском водопаде.
лети. исчезай.
ледяная чистота времени
со вкусом людей и чудес, которые любил.
родина это твои странные мысли.
еще раз отведать спелой шелковицы
с громадного дерева возле цыган.
побродить босиком по мельчайшей пыли сиреневой,
нагретой солнцем.
встретить золотистую девочку Яну.
родина это не парад военных монстров,
саранча цвета хаки.
не салютная пальба в честь идей,
не холодный змеиный взгляд
сбольшебуквенной Родины-Матери-Терминаторши:
пожирает своих сыновей и дочерей,
щелкает, как черные семечки,
миллионы жизней.
нет.
комод, там спрятана прядь младенческих волос дочери
и лимонная рубашечка, в которой я
родился.
родина это родинки, магические места,
где прошло
мое детство
и юность. где я отразился статуями и скорлупой,
где отравился Мадейрой и мечтой.
родина это радуга прошедшего,
она манит. так магнит притягивает
привидения из мельчайшей металлической стружки.
это зубчатый танец ностальгии,
грациозных, печальных носорогов.
металлические зыбкие узоры танцующие.
родина – розовая кость поломана,
но не хочет срастаться
с протезами государства и партий,
с позолоченными спицами прохиндеев
и негодяев.
моя родина это женщина в леопардовом платье
клеит пластырь на палец ноги.
гуляли в бетонных джунглях. моя родина
это полоска ее обнаженного живота.
это ранец моей дочери.
это карамельный аромат
кофейного вечера и вплетающий пьянящий запах шашлыков.
моя родина это радостная сорока –
точно выиграла джекпот –
с зеленым пакетиком крысиного яда спешит, шагает
ранним утром
по крыше сарая.
моя родина это мои слова.
и весь мир, который хочет уместиться в стихах,
как кентавр – хочет обладать женщиной и жрать овес.
вселенная, ссыпаемая в мешочек созвездиями –
моя родина.
все, что я могу полюбить.
все, что может причинить мне радость и боль.
...и родина мать, нет, но мама, любовница или сестра,
и я ошеломленно
перекатываю во рту – родина. как молочный зуб,
но не нахожу ему место.
грациозное разочарование. пустота.
с надеждой на возвращение.
моя родина – это женщина в спальне.
это небо надо мной
и письменный стол внутри –
(золотистый страус настольной лампы),
родина –
это ты.
Сделаю вид, что не угадала автора))
Стихотворение понравилось и неожиданными, при этом (и поэтому) прекрасно работающими образами, и легким косноязычием как приемом. Плюс ощущенчески-мировоззренчески мне близко. Сколько противоречивых эмоций эффектно (и эффективно) смешано! Хотя вторая примерно половина несколько затянута и отчасти топчется на месте, впрочем, грациозно топчется, приятно понаблюдать) Что-то не так с этой строкой: «...и родина мать, нет, но мама, любовница или сестра», как будто бы там в начале не «и» должно быть, а «не». В шорт.
5. «Ноябрь»
И вдруг ноябрь...
Не вовремя
Некстати
Как, впрочем, всё некстати в ноябрях
Уже медведи спят в своих кроватях
И видят сон про отпуск на морях
Лишь мы не спим
И куксимся и злимся
На зонт или отсутствие зонта
Дурной сезон
Так бесконечно длится...
В нём дождь не мокр
И капает не так
*****
Так ждут зимы...
И так приходят зимы
Белы и холодны...
Невыразимы
Тут интересная ситуация. К написанному у меня нет никаких претензий — все вполне симпатично и имеет право, претензии у меня к ненаписанному) Есть ощущение недостаточности, как будто автор случайно удалил пару абзацев между медведями и нами, потому как чтобы сказать «лишь мы не спим» недостаточно одних только медведей (или тут медведи-люди? Нет, все равно не стыкуется), требуется перечисление, как минимум, нескольких спящих объектов. Например, спят медведи, сурки... горные вершины, крейсер «Аврора»… Джон Донн, наконец)) Тогда будет уместно «лишь мы». Кстати, замена «лишь» на «а» решает этот вопрос формально, но все равно остается ощущение смысловой недостаточности.
11. «Ре»
Он любил колотун родниковой воды,
она – жар небесной глазуньи рыжей.
Он любил на снегу печатать следы,
она – нежиться на прогретой крыше.
Он служил воплощением простоты.
Шалабол, – шипела она, – бесславный!
Он рычал и лаял: А ты, а ты...
И ругал её шальной и шалавой.
Они жили не долго, не счастливо, но –
умерли в один миг, собачась в машине:
вылетев юзом на встречное полотно,
огражденье на скорости сто прошили...
Иногда, вылизываясь во дворе,
она думает: Как так вышло нескладно?
И за что им такая выпала ре-
ин-кар-нация, будь оно всё неладно?
Но, устав от невысказанных тревог,
в подреберье ворочающихся глухо,
засыпает, уткнувшись ему под бок
и лизнув невзначай мохнатое ухо.
Вот, вроде бы, и сюжет хороший, и концовка трогательная, и структурально все на своих местах, в общем, ни убавить, ни прибавить… но меня (и моих тараканов) смущают простота (я бы даже сказала наивноватость) и некоторая грубоватость, недообтесанность формы. Хотя, может, так и задумано: стесать эти зазубрины, убрать каким-то образом эту детскость интонации, — будет уже совсем другое стихотворение, вряд ли такое, как нужно автору.
12. «Леденчик в обёртке»
Не тайна, леденчик в обёртке,
как мятная изморось слов,
воробушек прыгает вёрткий,
пока что избегнув силков.
То ножки в сапожках промочит,
то в клюве козявку несёт,
и любишь его – нету мочи!
Пока не наступит черёд:
заката на дальнем погосте,
молитвы – от бед огради...
Отъявленных песен и злости,
и чёрного неба в груди.
Недопонимаю, о чем говорится в первых двух строках: каким образом перечисляемое через запятую связано между собой и с последующим текстом? Что-то не то с пунктуацией? «Леденчик в обертке — не тайна» (инверсия)? Мысль понятна, но чем она поддерживается дальше? Воробушек (или леденчик — неясно) как изморось слов? Смутно представляю себе такой образ. Далее повествование хоть и продолжает быть загадочным, но есть в нем что-то трогательное и убедительное (сложные чувства через простые образы). Тут уже ощущается та самая недосказанность, способная уверенно дергать читателя за внутренние струнки, причем каждого за свои. Впрочем, есть еще небольшая придирка: «ножки в сапожках промочит» — либо ножки, либо сапожки, мы ж про себя так не скажем: «Я промочил ноги в сапогах»... В лужах же, а не в сапогах))
13. «Сахалин»
Саха-саха-саха-сахарок,
мелкий сладкий сахарный песок.
Перелётный белоснежный клин,
лёгок на крыло и на помин.
Саха-саха-саха-сахалин.
Так далёк, зелён и журавлин.
Долетят курлы-курлы с твоей
стороны, чтоб стало мне одней.
Жура-жура-жура-журавлей
гнёзда в сопках. Прилетай скорей
к нам сюда, болезная душа!
Ни гроша, ни тела, ни шиша.
Камы-камы-камы-камыша
льётся шелест, мысли заглуша.
Будут скоро на Хэллоуин
души из своих родных чужбин.
Покру-покружат врозь над горой.
Встанут в ряд на первый и второй.
Полетят, смелы и веселы,
журавлями к дому под курлы.
Нежи-нежи-нежи-нежилы
глёзда станут. Сладки и белы,
пролетите вы сквозь облака,
тая, как крупинки сахарка.
Целостное, изящное высказывание на, мягко говоря, не самую свежую тему. В основе повествования лежит весьма махровый штамп, но это искупается (отчасти) оригинальностью подачи в форме эдакой медитации, заговаривания чего-то своего внутреннего, проступающего между строк… Производимый эффект достигается, в основном, ритмом, интонацией, повторами. Интересное словообразование — «журавлин», «одней» — по-моему, мило звучит) Немного выбивается, на мой слух, четвертый куплет — он менее точен (и менее отточен), чем остальные. Не нравится спотыкательное «Покру-покружат врозь над горой...» — может, можно и не параллелить эту строчку с остальными «жура-жура», если не выходит сделать это так же осмысленно и музыкально? И ряд «Ни гроша, ни тела, ни шиша» странный, конечно.
Пожалуй, возьму в шорт, а то недобор намечается.
19. «Прививка на корень»
Немного погоди, сынок,
немного погоди,
привитый к сердцу черенок
выходит из груди,
вот замер, отмер и пошёл
отщёлкивать отсчёт —
вершок, вершок да корешок —
надолго ли ещё?
Пока не кончится завод
и не осядет пыль,
ты не услышишь, как зовёт
и тянет лечь ковыль.
Когда уткнёшься головой
в сплетение корней,
к подвою припадёт привой
и схватится верней.
Замрёт и отомрёт стрелок,
сверкнёт огонь в стволе,
пробитым днищем котелок
приладится к земле,
её всей мерой зачерпнёт,
уляжется плотней,
к чему тут спех, к чему тут счёт —
на ней или под ней!
Когда, ветвясь, уйдёшь во тьму
системы корневой —
кого сжигать, и лгать кому,
и награждать кого,
и кто там перед кем в долгу —
нет ни имён, ни лиц.
Архив сожгут, родным солгут
и наградят убийц.
Тут, безусловно, звучит куда более уверенный голос, чем в большинстве декабрьских текстов, и уровень мастерства очевиден, но, во-первых, мне мерещится какая-то временная нестыковка: вроде бы уже прилег в ковыль, а огонь в стволе сверкает только в следующем четверостишии. Возможно, я что-то недопонимаю, ибо не могу с уверенностью сказать, что успешно продралась сквозь образность и иносказательность (котелок тут — голова??) Во-вторых, концовка меня смущает своей пригвождающей интонацией и резким поворотом от чего-то весьма абстрактного с налетом фольклорности к чему-то (смутно) конкретному с налетом памфлетности.
21. «У семи нянек»
Студёно в зыбке лубяной,
на дёрне вздыбленном студёно:
над темнотой и тишиной
качают снег новорождённый
осоловело дерева —
ночные няньки-неумёхи;
остекленевшая трава,
оплавыш лунный,
прутик крохкий —
играй, ребёнок, не гули,
чтоб недотёпы не проснулись,
им снятся белые кули
вдоль рыхлых улиц.
Красивая медитативно-суггестивная зарисовка, будоражащая той самой «пленительной неясностью» (умножаемой и самим названием) и порождающая снежный ком ассоциаций, пытаясь передать что-то непроговариваемое («невыразимое»). Как будто оказываешься там, в этой тревожной безлюдной ночи, в этих снежных темноте и тишине, со всеми соответствующими ощущениями, и ловишь в себе что-то смутное и щемящее, проблеснувшее из бессознательного. В шорт.
24. «(Вне)школьное»
Был вторник, чёртов холод и трамвай.
– Давай забьём на школу? – А давай
(мы всё равно не сделали домашку).
За ворот куртки снега намело.
Не продают кадарку и мерло
(– А ваши где родители? – А ваши?)
В подъезде пахнет кошками и мхом.
Допить, заесть, не думать о плохом
(неопытные руки грудь сжимают).
Почти не дышим, слух настороже.
Залаял пёс на третьем этаже
(я вздрагиваю, значит – я живая).
Потом курю с бесчувственным лицом,
качусь под горку пятым колесом
(а думаю про ёлку и про рыбку).
В наушниках – Ванесса Паради.
Хочу стихами плакать прекратить
(и расписаться скомканной улыбкой).
Напомнило «Дебют» Бродского: «...и пустота, благоухая мылом, ползла в нее через еще одно отверстие, знакомящее с миром». Тут ЛГ так же, пусть и после более скромных (или не более скромных?) открытий, ощущает пустоту. Мне плюс-минус нравится в этом стихотворении почти все, кроме концовки, как будто оторванной от какого-то другого, более слабого, текста и приметанной наспех. Такому живому, конкретному, эмоционально точному стихотворению она не подходит, как минимум своей абстрактностью (плакать стихами, расписаться улыбкой — слишком общо, блекло и расплывчато после столь зримых и ощутимых подъезда, пахнущего кошками, и лая на третьем этаже). И еще к двум моментам не удержусь придраться. К «а ВАШИ где родители?» — не совсем естественный в данной ситуации порядок слов (в угоду ритму?) И к Ванессе Паради: когда в стихах возникают известные люди (персонажи, книги и т.п.), это должно наращивать смыслы благодаря каким-то общеизвестным, поэтому не проговариваемым, моментам из жизни или творчества этих людей. Возможно, поклонники Ванессы и считывают тут какую-то скрытую информацию, но тогда этот отсыл — для очень узкого круга.
25. «Облака»
Откликнуться и снова замолчать,
Смотреть, как расцветает алыча,
Трепещут на ветру белье и листья.
А в горле – комом всех твоих обид –
Слова. Произнести или забыть?
Не помогли ни прозак, ни молитва.
Куда ни повернешься – всюду ты
Рецептов пожелтевшая латынь
Цветы (герань?), не крашен подоконник.
Помоешь пол, посуду, вытрешь пыль,
Родиться бы глухим или слепым,
И чтобы ощущенья – незнакомы...
Что остается? Плакать до утра,
Потом смотреть в окно, перебирать
Конверты с пожелтевшими листами,
И забывать привычные слова.
А в небесах – прозрачный караван
Весенних облаков... и тает. Тает.
За этим стихотворением угадывается твердая, «поставленная» рука.
Целостное, с развитием — ловко запараллелены строчки про слова (забыть?) в первом шестистишии и в финале (ЛГ начинает забывать, и этот сдвиг тут же поддерживается извне: тает, тает — прекрасно!) Но меня смущают несколько моментов. «Прозак» в данном контексте царапает избыточной конкретностью, примерно такой же, как если бы алыча тут была не просто алычой, а кубанской «Кометой поздней». И вообще это слишком сильно заряженное слово, которое само по себе уже полработы делает за автора, указывая «в лоб» на состояние, при том, что детали в этом стихотворении и так прекрасно справляются с раскрытием внутреннего. Второй непонятный мне момент — необходимость дважды повторить эпитет «пожелтевший». А еще «Родиться бы глухим или слепым,
И чтобы ощущенья – незнакомы» — тут как-то не совсем точно сказано (вообще все ощущенья или, соответственно, слуховые и зрительные?), хоть и понятно смутно, что именно те, которые ранят воспоминаниями и ассоциациями (в т.ч. тактильные, обонятельные и т.п.)
29. «Осенние состояния»
В сентябре я на всё готова,
Даже стать Свидетелем Иеговы,
И ходить по улицам, залитым светом,
Раздавая божественные секреты:
Этому – от Павла, этому – от Петра,
Словно рыбины из сияющего ведра.
В октябре мне хочется быть скромнее,
Одеваться в тёплое подлиннее
И ходить на маленьких каблуках
На собрания верующих в ДК,
И читать Евангелие от Марка
В тишине городского парка.
А в последней серии ноября –
Схорониться в стенах монастыря
И склониться в земном поклоне
Перед Господом на иконе,
И шептать: "Помилуй мя грешную"
В беспросветную тьму кромешную.
Ладно скроенное стихотворение, с хорошим развитием, но лично мне не хватает информации, отчего у ЛГ такие состояния, поэтому сочувствия особо не возникает. «Раздавая божественные секреты» — думаю, автору тут первоначально «советы» (светом — советы) напрашивались, и их, конечно, нужно было чем-то заменить, но секреты — тоже как-то неточно, я бы поискала еще (ответы? Не уверена). И еще небольшая придирка к порядку слов: «на собрание верующих (во что?) в ДК» — сперва я так эту фразу прочла и подзависла)
31. «деконструкция шарика»
деконструкция шарика это куб или кот барсик
квадратура круга луза потерянный хвост иа
или дождь и ветер и суровые тайные иглы
балалайка и матерные частушки и улетел
нет нет и нет ничего подобного
образ рассыпается в хлам надо ли его собирать
треуголка мюнхгаузена кости кощея бессмертного
звезда соломона звезда давида крест луна пустота
воздух раскодированный вырвавшийся наружу
девочка на и с ним танцует-живёт-летит
лопнувшее одиночество якорь лохматый ричард
в шредер уходят в черный квадрат окна
клякса безумный фрактал деконструкция шарика
есть ещё время взорвать изнутри глубину
переписать историю родить своего чужого монстрика
типа – алеет парус совсем недалёкий... ага
А вот понравилось! Эдакое постпост(пост…)модернистское размышление о (как я поняла для себя) невозможности новизны и о пустоте стремлений к ней. Не сильна в философии и, может быть, не совсем так трактую, но как говорил один из моих учителей, какая разница, что хотел сказать автор? Главное, как мы его поняли)) Да и сам Деррида, которому тут привет, вроде ж, за множественность трактовок выступал?) Вообще люблю такой вот тщательно продуманный и нагромождающий образы (ассоциации) сумбур, читаемый на одном дыхании. В шорт.
32. «Ну, погоди!»
Дорогая,
кроме Тарковского,
Спилберга, Тарантино и Курасавы —
есть ещё красава!
Вячеслав Котёночкин.
Да-да, я до старости, как и все мужики — ребятёночек,
несмотря на...
Но ты только вдумайся — какова глубина
конфликта!
И психотипы образов — реликтовые —
От счастья до бешенства
естества.
Волчару внешне списали с Володи Высоцкого.
Вглядись!
Зашибись...
— Это, как Солнце проглядывает сквозь крону клёна...
как сквозь Винни-Пуха проглядывает Леонов.
Володя и должен был, просто обязан, озвучивать.
Но — опальный
(чиновников долго должно было окучивать).
А этот, сусальный
— зайка! Нееет, у зайца —
точно есть яйца.
В общем, я тут завис на "Ну, погоди!"
Не стыди,
столько уже стыдили...
P/S
А фирменный свист Володи в картину, всё-таки, протащили.
Будет время — послушай.
Тема интересная, мысли интересные, я даже погуглила, но не нашла такой информации, что волк с Высоцкого списан. Возможно, автору известно больше (а я гуглила поверхностно), либо это чисто его любопытная находка, но в любом случае хотелось бы как-то расширить и углубить (ассоциациями, рассуждениями...) этот текст, доразвить, дораскрыть тему (было бы интересно), иначе как отрывок ощущается.
Таким образом, мой шорт
[имена авторов и полные ссылки восстановлены главной редакцией БЛК при размещении обзора]:
1. ГАЛИНА ИЗЗЬЕР «Открытие»
http://stihi.ru/2018/12/17/1215 квота ГР за редактирование отборочного тура 3. «это просто как небо»
3. ДМИТРИЙ БЛИЗНЮК «это просто как небо»
http://stihi.ru/2020/07/23/3138 квота ГР за редактирование отборочного тура
13. ИВАНОВ АВГУСТ «Сахалин»
http://stihi.ru/2021/12/30/6933 номинатор Ильдар Харисов
21. ПОЛИНА ТАУ «У семи нянек»
http://stihi.ru/2021/12/11/4188 отборочный тур для резидентов
31. МИРОН НЕБОВ «деконструкция шарика»
http://stihi.ru/2020/12/12/8516 отборочный тур