Иван Авдотьич Ягодкин заказал дюжину блинов, перепелов в бруснике… почесал в затылке, прибавил к заказу свиных ушей (утрушенных до хруста в сухарях от французской булки), отяготил чревоугодие куриной печёночкой (изнеженной в молоке) с жаренным луком и тмином, заключил салатом "изо всякой зелени"…
/взмахом локтей и перебором пальцев Иван Авдотьич уточнил половому, какого свойства должен быть салат
- Братец-салатец для пищеварения, - выговорил Ягодкин. - И вот ещё что, голубчик, притащи ты мне рюмку водки, в самом деле. Настроения абы. О вине договоримся опосля… если разгуляться соизволю.
Когда половой ввинтился в чад трактира, Иван Авдотьевич наклонился к своему дремавшему приятелю (отставному коллежскому асессору Прилипалову) и зашептал:
- Пределов женскому коварству я не наблюдаю! Вот ты послушай, Зиновий Гаврилович, какую многоходовую операцию промордыпасила моя обже (от франц. objet (предмет)), не далее, как пару дней тому.
Принесли водку, Ягодкин выпил рюмку… при этом так широко распахнул рот и так залихватски закинул голову, что половой испугался, будто и хрустальный лафитник опрокинется в львиную пасть.
- Женщина управляется своим мужем не сложнее, чем веником, вот что я тебе скажу, Зиновий Гаврилович! Её ум устроен ехидно!
Прилипалов вытянул во сне губы и причмокнул, Ягодкин принял этот физиологический жест за одобрительный и продолжил:
- Нельзя было отдавать им кухню! – поднял палец. – Кулинария – это форпост свободы зрелого мужчины! Последний якорь, за который удавалось зацепиться женатому неандертальцу, а нам он…
Окончить мысль Ягодкин не успел, подали закуски, и все последующие рассуждения перемежались чавканьем и блаженными постанываниями.
- А было так, она мне говорит: "Душа моя, Иван Авдотьич, сходи на кухню, сними пробу. Любаша готовит бараньи рёбрышки, они сочны и жирны, я не хочу пробовать сама", - так она говорит. Мне. И ещё: "Не закапай сюртук, олух ты мой ненаглядный". Ну, думаю, а чего не сходить? Чай не в Киев, на кухню. Тем паче, что и рёбрышки жирны, и я голоден… а горчица у Любаши забориста и душиста, как необношеные валенки.
Пришел, попробовал. Потом ещё разок попробовал. Потом закрепил категорически, прости Господи, уж очень я падок до сочного и обильного! – В воздухе Ягодкин очертил почему-то контуры женской фигуры.
- Перестарался… нечаянно перестарался, Зиновий, друг мой. Грешен, признаю. Но ты послушай второй ход моей благоверной зме… супруги. "Ты бледен, душа моя!" – это она мне. "Выпей водки перед обедом. А лучше кальвадоса".
Я насторожился, ибо не каждый день мне водки предлагают, а уж кальвадоса и не припомню когда… в последний раз… когда Русь крестили, должно полагать, или когда её маман в гости приезжала в осьмнадцатом году. Насторожился, но просьбу удовлетворил… опрокиндосом совершил пару позиций.
Понятное дело, от жирного мяса и от кальвадоса внутренности мои зажгла изжога. Пришлось идти, принять соды.
Ты спросишь, что тут такого? Чего необычного? – спросишь ты. Имей терпение!, сейчас начнутся колядки!
На ужин я пил вместе с дамами Поля Шене. Терпеть не могу этого вина, ибо от него мысли мои путаются и клонит меня в сон… как вот тебя теперь от пива разморило. Но оно не кислит, - Ягодкин сложил пальцы щепотью, потёр. – Отсутствует в нём кислотца, понимаешь? Моим истерзанным внутренностям Поль Шане подходил, словно материнское молоко новорожденному.
Ягодкин отвалился на спинку стула, выдернул из-за воротника салфетку.
- Естественно в клуб не поехал, университетскую вечеринку упустил, в карты не играл, с приятелями не балагурил – уснул. Уснул, без задних ног.
Утром проснулся затемно, лишь только заря начала заниматься. Огляделся. А моя тычет меня локтем в бок – оказывается уже не спит! караулит! - и говорит: "Соизволь привести себя в порядок, мон шер, мы едем с визитами. Отметимся у всех знакомых, а потом к Остолоповым… я играю с Машенькой в бридж, а уж в финале, вечером, в оперу. Рубашку надеть белую в полоску. И не вздумай возражать, я не расположена".
Она не расположена! Вообрази себе?!
Оказывается, она две недели тому билеты купила, а, чтобы меня взять без боя… в том смысле, чтобы заманить, придумала баранину, кальвадос, безоговорочную изжогу и Поля Шене!
Нет пределов женскому коварству. Нет. И не предвидится!
АЛЕКСЕЙ БОРОДКИН, писатель