Был ресторан битком забитый на Арбате,
Тогда еще – Калининский проспект.
Народ свою зарплату резво тратил
На зрелищно-обеденный комплект.
Стеклянная опорожнялась тара,
И стрелки застывали на часах,
Поюще-вопиющие гитары
В транс погружали на своих басах.
Голубоглазый, стройный, как с портрета,
Распущенное золото волос,
Ах, как он пел про звёзды летом,
Про космодромы и про сенокос.
Чечётку отбивали дамы в лисах,
Мужи плясали в фирменной джинсе,
Потом певец подписывал в кулисах
Очередной автограф стрекозе,
Брал невзначай стрекозный номерочек –
От этого не может быть вреда,
А девушки внутри его сорочек
Беспроигрышно смотрятся всегда.
Легко ночами под речей звучанье
Пускать по венам взбалмошную кровь,
И с юных дев слетали одеянья,
Пока он пел про розы и любовь.
Потом он сел. На десять лет. Валюта.
А вышел – мир другой, страна, магнат,
Никто не ждёт – ни Вера, ни Анюта,
Ни город незнакомый, ни Арбат.
В подвале жил. Рвал струны на гитаре,
Когда был пьян и зол на всех вокруг.
Он видел смысл в использованной таре,
В словах восторга выпивших подруг.
Бутылки отдавались за копейки,
Побитые и грязные на вид.
А мог женатым быть на европейке,
Но стал никто, никчёмный неликвид.
Питается в обшарпанных шашлычных,
Шугается обменников валют,
Не три шестьдесят две, ему привычных,
А пьёт теперь нерусский "Абсолют".
Свой абсолют он завершил куплетом
Там, на Арбате, где он бог и босс,
Когда со сцены пел про звёзды летом,
Про космодромы и про сенокос.
© Валерия Коренная