Эксампей
1.
Источник горек –
хмель, полынь и солод.
Неужто Стикс влилась
в жару степей?
В палящем солнце
первозданный холод
Урочища святого – Эксампей.
Священный путь –
из ада прямо в небо,
На хворост каплет золотая кровь.
Меч божества
торчит в груди у Гебы –
Там, где должна
фонтаном бить любовь.
И память скифов –
злато пекторалей.
Котел – один, и путь –
один на всех.
Закаты здесь угрюмы и кровавы,
Как путь в успех.
И, впрочем, сам успех.
Жизнь – лишь пыльца
под колесом повозки,
Путь в горизонт –
нет края у земли.
Пусть солнце выпивает в полдень
росы,
Они созреют к утру на крови.
Как сладко боль земную
лечит время.
Стада копытят степи… Иль – века?
Ах, Эксампей –
ушедшее мгновенье.
И вечные – как Небо – облака.
2.
Меня боятся жители лесов –
Замшелые, пропахшие болотом.
Они не знают, что колеса Рота
Остры. И кровь горька – как соль.
Они не знают радуг в горизонт.
И солнц, что зреют
в беспредельных травах.
Здесь время режет
медленный полет
Орла
в усталых от бессмертья далях.
Свободой дышит солнечная грудь
В мелодиях,
пропахших потом странствий.
Я – степь.
Я – выражение пространства,
Во временах отстоянная суть.
Стрела – пчела
сбирает зрелый мед
И увязает в полуденном зное.
И на резном судьбинном аналое
Бормочет были царственный осот.
Меня боятся жители лесов…
Я – степь…
Я от беды людей не прячу.
Я на заре росой полынной плачу
И в кремень прячу истую любовь.
3.
Провожаем царя. Сын солнца
Покидает родную степь.
Правит нынче его повозкой
Друг, с рождения верный, - смерть.
Смотрит небо – пусты глазницы,
Степь пред ним,
что брошенный дом.
Покидают колодцы птицы,
Задевая воду крылом.
Сорок дней для прощанья с телом.
Что есть тело, коль вечен дух?
Провожаем – святое дело –
Душу к таинству вечных двух.
Коноплею пропахнет тризна,
Мы услышим грохот копыт.
Конь его за пределы жизни
С седоком молчаливым взлетит.
Обвенчаются с Аргимпасой.
Царь – с владычицей хладных вод.
И нальется закат ярко-красным,
И сольется со степью восход.
Смерть везет жениха к истоку,
Чуть под ветром навершья звенят.
В акинаке степного рока
Отражается звездопад.
4.
В яму черную – не хочу.
Я еще дитя не донежила.
И заря моя не забрезжила
И тепло не дала лучу.
Кандалами злато бренчит…
Под землею оно ржавеет.
Жить хочу – будто ветер веет,
Осязать рукой световид.
Муж был бою и смерти рад…
Я – под сердцем дитя носила,
Но иссякла святая сила:
Суждена мне удавка – плат.
К телу хладному, что друзья
Привезли из походов ратных,
Меня, теплую, в царском платье
Бросят в яму завтра…
Нельзя!
Жизнь нельзя насильно прервать,
Отлучить от груди Вселенной –
Еще кровь не остыла в венах,
Не иссякла моя благодать.
Я не конь, не копье, не лук,
Не ритон, что от горя высох.
Выражение я разлук.
Женской доли и вечной жизни.
Меня, нежную, на излом?
Будто лезвие акинака…
Смерть хотела быть
сердцем мрака.
Но… взгляну я за окоем.
Завтра Время скажет: «Прости!»,
Бросив тело тщеславью в длани.
Я шагну вперед – не к закланью.
Лишь к началу иного пути.
5.
Поддай-ка жару, побратим,
поддай-ка жару!
Зачем нам вялый жалкий дым?
Побольше б пару.
Как сладко морок конопли
покоит сердце!
В бессмертной солнечной степи
мы – иноверцы.
Поддай-ка жару, не жалей.
Уходим в небыль.
Наш царь стал частью ковылей,
земли и хлеба.
Он ветер пил, пьянел в боях
и крови – жаждал.
Закончил он свой длинный путь,
как жил – отважно.
А нам еще под свист стрелы
навстречу смерти
Лететь… Мы – люди иль орлы?
Бессмертны? Смертны?
Помянем мы царя вином
и зрелым сыром.
Все в мире помнится ином –
загробном мире.
Поддай-ка жару, побратим,
и скрой слезинки.
Курганы встанут цепью тризн –
нам всем поминки…
6.
Сарматы пьяны и сыты.
Ревет под кнутом скотина.
Зарин! Это значит выкуп
Глазами – за побратима.
Мы лишь вчера побратались
Кровью – священной водою.
О, как мы с тобою дрались,
Касаясь спины спиною.
Плачу – по закону крови,
Выпитой из ритона.
Что стала сутью закона
По-братски единой воли.
С кровью слеза катится
По лезвию акинака.
Солнце встало – разбиться
Черными брызгами мрака.
Степь замолчит в испуге.
Клацают клювами грифы.
Здесь друг не бросает друга,
Здесь скиф выручает скифа.
Сарматы спешат убраться,
Страшны им слепые очи –
Скифская сила братства
Гибель вражинам прочит.
С песней – от боли в голос –
На пепелище вернемся.
Брат – это значит совесть.
Дороже он света солнца.
Рассвет внутри – не снаружи.
Брат сам себя ослепит.
Над степью звездами светят
Зрячие наши души.
7.
Курган. День.
Двое ловят солнце на вершине…
Как наивны и юны их лица!
Как они щебечут… Словно птицы
В беспредельной и полынной дали.
Кувыркаются в траве колючей,
Словно зайцы
в искристом рассвете.
Знать, любовь
здесь растянула сети,
Чтоб поймать их –
солнца яркий лучик.
Это – было, было, было, было.
Годы и столетья, дни, мгновенья
Вопреки законам тяготенья
Солнце ковылями восходило.
Отразив в себе яйцо вселенной.
Что таю я в глиняных глубинах,
Напевало тихие мотивы –
Вечные мотивы колыбельной.
Я покою тайну – словно сердце
Средь корней,
несущих соки к небу –
Тех, что будут клевером
иль хлебом –
Для влюбленных в небо
иноверцев.
Детям времени дарю – бессмертье,
Пленникам пространства –
горизонты.
Я – курган. Я кожей чую – солнце.
И … несу под сердцем
тленье смерти.
8.
Курган. Сумерки
Я – тщеславья высохшая рана,
Оболочка для погасшей жизни.
Жертвы кровь,
вино последней тризны,
Сердце и величие кургана.
Я – обман и морок. Я – посланье,
Где – ни буквы, ни строки,
ни знака.
Я – замок в короне Зодиака,
Пектораль на скатерти познанья.
Степь впитала гул копыт и годы.
Провозвестие над Доном сычье,
Позабыла небыли рапсода,
И не знала скифова жилища.
Жизни – под копыта и на стрелы.
Где костер –
там дом, постель и воля.
Дома не было у слез и горя,
Оттого горчат земли пределы.
Будто ветер, марево заката,
Промелькнули над шалфеем
скифы…
Я – курган,
свидетельство расплаты…
Может, помнят о свободе грифы?
9.
Курган. Ночь
Я – яйцо Вселенной. Наизнанку…
Смерть внутри покою я – века.
Обтекает тайну жизнь – река
Суматошливо, светло и ярко.
Мрак и морок.
Сердце безвременья.
Плот по Стиксу, Аргимпасов сад.
Призраки кровавые стоят,
Пред Чинватом преклонив колени.
Что за смертью?
Свет и боль рожденья.
Кости рассыпаются в куски.
Пробиваются к теплу ростки
Из пустых глазниц –
колодца плена.
Я – курган. Спираль.
Яйцо Вселенной.
Колыбель для будущего дня.
Он лучом, как посохом, звеня.
Восстает из глубины нетленным.
10.
Покинув колыбель златого лука,
Я вспарываю полдень острием.
Вибрирует судьба на грани звука
Меж небом и струистым ковылем.
Я – грань.
Я – бывший стебель ивы,
Впитавший соки неба и земли.
Я жизнь на перекрестке вер и силы
Замешиваю пурпуром крови.
Закручиваю воздух опереньем –
Пророки так играют ворожбой.
Миг достиженья… Я целую тело
Того, кому назначено судьбой.
В последнем страстном вздохе
иноверца,
Сквозь вен канву,
переплетенье жил
Я в упоенье поцелую сердце
Того, кто миг назад
всего лишь жил.
Я – вечность.
В необъятной стылой сини
Подобна я безвременным орлам…
Сбираю мед серебряной полыни
И прибиваю времена к крестам.
11.
Я вечный сон царя – жреца
Хранил.
Как коршун на кургане.
Я вынес все – зной, ураганы,
Но дождь лишил меня лица.
А мимо степняки бредут
Чрез беспредельность на закланье.
И словно боли восклицанье
Равняют к идолу – судьбу.
А я был слеп.
А я был – глух.
Не благословлял и не пророчил.
И только звезды – души ночи –
Ловил я в каменный треух.
Пусть я был нем – как древний Бог.
Ведь мрак и Вечность молчаливы.
Но люди, выросши в бессилье,
Во мне узрели высший рок.
Шли на поклон, несли дары,
Просили здравия и злата.
Любви молили, зла, расплаты
И отрицали – соль игры.
Я немо их любил.
Просил
Увидеть свет – за гранью чуда.
И на бескрайнем черном блюде
Прочесть послания светил.
Как были жалки и смешны
Их достиженья и пристрастья!
Как мимолетно было счастье!
И - исполняемы мечты…
Так год за годом.
День за днем –
В амбаре века гнили зерна.
Горел амбар…
Они покорно
Брели за дальний окоем.
И меркла – Вера.
Бред личин
Покровом стал.
И – гладью кожи.
А я был нем.
Они тревожно
Всё ждали чуда…
Не – причин.
Меня – снесли.
А я – не мстил.
И – просто засуха случилась.
Жара четыре года длилась.
Я ж был надгробием могил.
Меня вернули – хлынул дождь,
Сияли молнии во мраке.
И под короной Зодиака
Рыдала царственная ночь.
Слепой слуга царя – жреца,
Я их благословлял из мрака.
И ждал – ответа, вздоха, знака.
Но знака – нет… Как нет – лица.
12.
Я – не камень, я – сердце Земли.
Ты не веришь?… Послушай небыль
О любви, что, отвергнув небо,
Стала кремнем. Солью любви.
Иль не слушай… К чему нам боль?
Ты – любил? А тебя – любили?
Отверженьем тебя – казнили?
Просто помни: кремень – любовь.
Я впитал в себя опыт лет.
Больно колется, остро режет
Горечь мудрости жизней прежних,
Но из камня родится – свет.
Ты не веришь? Ну что ж, проверь –
Острой гранью ударь по грани.
Так искру выбивает камень,
Если в нем средоточье вер.
Так и люди – любовь в любовь,
Взгляд о взгляд, эго бьет об эго.
Ты скажи: ЭТО быль иль небыль?
Иль – молчи…
Ни к чему нам боль…
Лучше кремни сожми в руке,
Брось осколки в мутную воду.
Не закончат песню рапсоды,
А вода – что свет родника.
Я храню и силу глубин.
Помню я завет Урусвати.
Нож я острый. И – стрелы рати.
И един закон: Не убий!
Год мой – Вечность,
а час мой – век.
Ты ж - пыльца на полынном цвете.
Что ты знаешь об этом свете,
Миг и соль земли – человек?
13.
Жажду крови?…
Всё время жажду.
Ненасытно моё лезвиё.
Кровью красной, густой, отважной
Острие лишь живо мое.
Я вбирал.
И меня – вбирали.
Звали карой, чье имя – Месть.
Алтари к утру догорали,
Если их возводила – лесть.
Кровь с вином…
Я братаю жертву
На безмерный вселенский путь,
Что за жизнью, за гранью смерти.
За Иллюзией станет – Путь.
А взамен я даю – победу
Тем, кто мне возвел алтари.
Даже им мой закон не ведом –
Молчаливый закон Любви.
Что победа?
Тень на рассвете,
Затихающий стук копыт.
Не заметит в азарте сети
Кто за тенью не зрил световид.
Жито – страх…
Страх склонить колени.
Покаянья и покрова.
Что победы? Всего лишь тени
У подножия Божества.
Я – святая любовь расплаты.
Поминание: жизнь есть сон.
Победители знают – злато.
Но не знают моих имен.
Открываюсь лишь побратимам,
Кровь которых – жизнь лезвия.
Души их колыбелят имя
За порогом предбытия.
14.
Застыл распятый в небесах орел.
Полдневный зной
колышется покровом…
О, степь моя,
Божественный престол –
Зов Вечности
и жажда вечной нови.
Воздеты руки высохших дерев.
Просящие, что нищий у порога.
Сгорает от любви, в любви сомлев,
Костром пурпурным
куст чертополоха.
Чтоб прикоснуться
к телу Божества,
Хранящему песчинки
многих жизней.
Я у кургана, будто алтаря.
Творю о них покаянные тризны.
И вечность, средоточие следов,
Готова дань принять,
склонив колена.
Но жжет ладонь
бессмертная любовь
Людского ненасытного мгновенья.