Если бы маме ставили оценку по педагогике, то она получила бы тройку.
Ведь тебе скоро восемнадцать, а мама по-прежнему напоминает тебе про необходимость вовремя питаться и носить шапку. Заходит в комнату и мнётся, пытаясь найти в своём лексиконе современные слова. Косится на твои плакаты и ненавязчиво (как ей кажется) пытается поговорить с тобой о мальчиках и о том, что неплохо было бы сходить в воскресенье в храм. Ты закатываешь глаза и говоришь вежливое (как тебе кажется): «Маааам, окей».
Да, педагог из мамы на троечку... А когда-то ей тоже было восемнадцать. У неё была тонкая талия и взрывной характер. Она нехотя выслушивала советы ничего не понимающей бабушки, подводила глаза чёрным карандашом, верила в гороскопы, ночевала в палатке у костра и, конечно, влюблялась. Ещё твоя мама, как и все, ошибалась. Иногда сильно и жёстко падала, разбивая коленки и сердце. Плакала, вытирала кровь и вставала. Чередовала хрупкость и силу, веселье и тоску, смешливость и серьёзность. Жила, как умела и как знала.
А потом пришла ты – маленький вечно слюнявый человечек – и перевернула её жизнь. Требовательно звала её плачем и просилась на руки, когда она хотела рисовать. Вырезала из её любимой юбки кривые кружочки, теряла купленные на последние деньги шапки, упиралась по дороге в садик, закатывала невкусные витаминки под шкаф.
Нет-нет, это не претензия и не список выполненной работы с просьбой расплатится стаканом воды. Просто... Ты – мамина история. Понимаешь?
Уже почти восемнадцать лет мама смотрит, как ты – её любимый ребёнок – идёшь по канату над пропастью. Конечно, ты смелая и сильная, а каждый твой жест наполнен уверенностью. Мама изо всех сил старается улыбаться тебе из зрительного зала, но её сердце, обычно чуждое всякой тревожности, изнывает от иррационального страха твоей смерти.
Потому что мама помнит, какой крошечной ты появилась на свет. Помнит и не может забыть твоё воспаление лёгких в семь месяцев. Помнит, как в три ты заблудилась в московском зоопарке. Как в семь чуть не выпала из окна, пытаясь поймать залетевшего в комнату воробья. Как в тринадцать ты весьма остроумно (как тебе казалось) шутила про самоубийства и рисовала черепа на полях тетрадей. Как в пятнадцать ты незаметно (как тебе казалось) страдала по какому-то парню, который (как совершенно справедливо казалось маме) не берёг твоё сердце. И случайно слыша в новостях про теракты, снежные лавины и вспышки эпидемий, мама думает о тебе.
Потому что падать с каната – больно. Но смотреть, как с каната падает твоя любовь, – ещё больнее. И не жалко отдать всего себя на солому, лишь бы её постелили под этим канатом под именем «жизнь». Но так не бывает, а поэтому твоей маме остаётся только верить, надеяться и любить.
Да, если бы маме ставили оценку по педагогике, то она получила бы тройку. Потому что нет никаких программ, нет уверенности в выбранной методике, нет методических материалов и всего остального.
Есть одна только любовь. Большая неуклюжая любовь.