Если ты о времени, то и я входил в резонанс
пусть не поимённо со всеми его шестернями,
то уж точно с пружиной, их ход направляющей в нас
самозабвенно и непререкаемо. За дверьми ли дверями
и я томился, картонный талончик в руках теребя,
в ожиданье приёма, окна к монологу, временнОго проёма
для посева пшеничного клина, ржаного угла, борозды ячменя,
изливаемого неуёма.
Если ты о свободе, то и мне до сих пор невдомёк:
переминаюсь ли я с ноги на ногу в шеренге её соискателей.
На какой огонь, неразборчивый к полунОчи, лечу мотылёк;
в какой раз на дню какую родню нахаляву сбираю округ самобранки- скатерти?
И хвалу и хулу и тверёз и в хмелю
расточаю навзрыд перед кем захочу поправимо.
Не вполслова, вполуха - на полный акафист мелю
кипятково-ранимо.
Может хватит кости перемывать, талдычить о мне и о мне,
изнутри и снаружи, центростремительно, а не то - центробежно...
Ведь, для словом отверженных, истина даже и не в вине - ремне,
задубевшем, траченом, брючном, а как заглянешь в промежность
двух листов: там стеной многоточия и царствует вопросительный знак...
Хрустнуть бы выгнувшейся его лебединой шеей...
Да куда без него? Не обрящешь, начал и концов не сведёшь, не сделаешь шаг...
Ни последний , ни первый,
даже если - посмеешь.