***(сказка о цене свободы…(надеюсь закончено))
По мотивам «дай руку мне» Марины Шуминой, консультанта по драматургии в данном произведении)
был злой февраль, и вьюги вой
взывал, как будто бы живой...
лес снегом был заворожён,
в объятиях снежных белых волн.
гонимый ветром, через лес
брёл путник... след его исчез,
съедаем яростной пургой,
и сам уж он одной ногой
в стране теней и зыбких снов,
замёрзнуть был уже готов...
сторожку встретив лесника,
решил, спасён наверняка...
не знал бедняга, кто таков
жил сотни лет среди лесов...
в народе говорили, он
наследие сказочных времён,
не человеческого рода,
но с ним добра была природа...
с ним встреча для людей дурна,
сулит погибель лишь она...
но буду здесь слегка точней,
людей повадки средь зверей
встречались часто, слишком даже...
наверно слышал ведь не каждый
плачь зайца иль касули смех...
средь звуков выделялчсь всех,
что слышим в чаще мы лесной,
они все звенья лишь одной,
одной единственной цепи...
попробуй чувств порыв стерпи,
коли медведя на охоте
смертельно поражаешь вроде,
а вышло, был твой лучший друг,
медвежью шкуру сбросив вдруг...
забавно превратится в мышь,
здесь предисловие только лишь...
сторожка средь елей, высоких, как горы,
и странник в начале сквозь лес шёл который,
к ней плыл сквозь сугроб, силы тратя остатки,
мгновения, что вечность, хотя они кратки...
но как оказалось, дверь заперта будто,
открылась сама, вот уж странное чудо...
закрылась за ним, хлад оставив снаружи,
ну вот и спасение от ветра и стужи...
простой в целом быт глаз его чаровал,
как будто он сам ростом меньшего мал...
чем ближе к камину, в котором огня
играли фигурки теплынью маня,
тем меньше ты словно, того и глядишь,
предстанешь в итоге, как серая мышь...
не стал приближаться, погреться б едва,
к тому же кружилась его голова...
вдруг голос раздался, хоть нету того,
кто б слово изрёк, понимая его...
пуста же светлица была до сих пор,
но голос звучал:" ты, я вижу не вор,
не ищешь глазами, что тут умыкнуть.
тяжёл, очевидно твой нынешний путь.
тебя подождут, не спеши уходить.
коль я в чём не прав, слов продолжишь ты нить"
"ты кто, покажись, не пойму, где уста,
что словом тревожат мой слух не спроста..."
треск пламени был очень ярким ответом,
намёк многозначный скрывая при этом.
Фигурки огня, что плясали чудно,
Явили единое, вышло оно,
Огонь, плотью став, форму принял того,
Кого описать сотней слов не легко
Высок или низок, но полон иль худ…
Глаза ли так странно и явно солгут?
Менялись черты, не узнаешь лица,
Предстало что взору почти до конца…
Шаг сделал—он грозен, другой—что дитя,
Играть что готово, лишь повод найдя…
Он—все и один, образ зыбче воды,
Намеренья чувствовались в нём, что чисты…
Не зло исходило из множества глаз,
Друг друга сменяли что быстро сейчас…
И голос, что хриплый, но звонкий при том
Сказал наконец: «ты мой гость, вот мой дом…
Скитаний удел не щадит, вижу я,
Не важно в какие идёшь ты края,
Судьба на ладони, она же в глазах,
Искавший в конце пути скажет лишь «ах»
Всё пусто, всё бренно, стремление уйдёт…
Вот так человеческий гибнет ваш род…»
Увидел наш странник в своей голове
Возможности жизни, но только лишь две…
Туда, куда шёл, там утрата причин,
Останется с горем один на один.
Ни близких, ни цели—усмешка фортуны,
Все большего жаждут, пока они юны.
Но больше там нечего было хотеть.
Стоит только крест, окончательный впредь…
Останется он, будет мир и покой,
Вот только забудет, кто был он такой…
«ты лжёшь, сказал путник, мой разум оставь.
Пускай мне ответит нагляднейшим явь,
Меня ты морочишь… умрут все друзья?
Останусь один среди пустоши я?
Мне сон показал… я не верю тебе…
Есть место удаче, есть место борьбе…»
«так все говорят», был спокойный ответ,
«в неверии твоём большой мудрости нет,
Мне лучше знать «как», лучше знать мне «зачем»,
Я глупость людскую за завтраком ем…
Как ею я сыт, впору всё изменив,
Свободы попрать издевательский миф…
«Свободны погибнуть», дар видно богов,
Его отобрать у тебя я готов…
Расплылся в узор интерьер, что вокруг,
В тот миг невесомым стал путник наш вдруг.
И он стал узором иль частью его,
Понять не способен при том ничего…
Фигуры, цветы—всё сменялось чредою,
Картина была не опишешь какою,
Всё вывернулось, изменилась основа,
И тотчас узор стал материей снова…
И пол снова есть, мебель встала на место,
Но прежним не всё оказалось, коль честно.
Наш путник стал мышкой, размером с орех,
С тоской и испугом смотрел теперь вверх…
Не мог он поверить и клял всё и вся,
Но воля свершилось, обратно нельзя…
«живи у меня, ты стал частью семьи,
Забудь все сомнения, печали свои…
Ты тот, кто ты есть, облик—сущий пустяк.
Но ты не погиб, дух твой жив, не иссяк…
Там норка твоя, в ней что нужно, найдёшь,
Поверь, мир снаружи—не так уж хорош…
Ты здесь не один, здесь таких же не счесть,
Знай, быть человеком, ничтожная честь…»
Ночь мимо прошла, утра вспыхнул рассвет,
Им самую малость лес будет согрет…
Сторожка стоит, средь снегов и дерев,
Стать частью сугробов почти что успев.
Глядит из окошка два бусинки-глаза
До позднего самого зимнего часа
Взор этот был полон великой тоски
И пусть не видать из окошка ни зги…
Еловая ветвь заслонила обзор,
А день скоротечен, мрак вечера скор…
Мышиные пальчики вжались в стекло,
А время при том не заметно текло…
Здесь голода нет, старость здесь не найдёт,
Так шёл незаметно за годом вновь год…
Мелькала чреда времён года опять,
Проходит так год, целых три или пять…
Всё спит здесь как будто, лишь память живёт,
Терзая вновь сердца, что голод живот…
Мечты вновь жгут разум и жажда свободы,
Здесь ты иль не ты, если год идёт сотый…
Средь царства мышиного прожит им век,
Но помнит и ныне, что он человек…
Судьбы нет, семьи… всех людей, кого знал,
Уж нет на земле, их завиден финал…
Сама безысходность царила над ним,
Порою, что живы, себя мы виним…
Казалось ему, это страшный лишь сон,
Что будет рассветом благим унесён…
Но утро за утром, являлся рассвет,
Неся новый день, где спасения нет…
К судьбе он взывал, даже множество раз,
Чтоб миг избавления явился сейчас…
Коль долго зовёшь, отзовётся хоть кто-то,
Исполнится даже мечта идиота…
И сущность другая явилась за ним,
Надежде сарказм посвящая, как гимн…
Ты девы, мол, ждёшь, жаждет счастья душа,
Желания загадывай впредь, не спеша…
Хозяин сторожки—не дьявол, не бог,
Всего усмотреть, очевидно, не мог…
Была вновь зима, снова тот же февраль,
Когда вспоминая, особенно жаль
Всего что утрачено и не сбылось,
Отчаянье даже сменялось на злость…
Но вот, из оконца, мышиным глазам,
Явилось что так вожделел в мечтах сам.
Красавица дева к сторожке той шла,
Нельзя описать, на лицо как мила
Вот образ в окне, та, которую ждал,
Хоть ростом теперь по мышиному мал…
Не знал бедолага, что вовсе не эта
В обёртке знакомой сокрыта «конфета»
Кузнец же судьбы, не всегда наперёд
Сам в курсе, что именно нынче куёт…
Вошла в сени дева, надежды на лево,
В глазах её искры коварства и гнева…
Явился хозяин, он с нею вёл речь,
Слова ушей мимо сумели утечь,
Язык ли, наречие, понять их не мог,
И странник-мышонок, и сам господь бог…
Бой смыслом и духом, где слово, как дело,
Реальную мощную силу имело
Меж ними плясали от слов огоньки,
Хоть стой ты на месте, хоть прочь убеги…
Бежать, впрочем, некуда… спор завершён,
Ни кто не ушёл из сторожки той вон,
Опять изменений предстал взору весь,
В мышей превращения знакомый процесс…
Хозяин сторожки один только знал,
Каков будет действа в итоге финал…
Всё тот же сценарий, картина не та,
И явно случилось оно не спроста…
Не мышкой, но кошкой вдруг стала девица,
Здесь в пору мышонку весьма удивиться…
Тех, кто хотел воли, та кошка и съела,
Судьба и законы, понятное дело,
Иных же не видела кошка в упор,
Хозяин молчал, он потупил лишь взор…
Не может сломать калию из причин,
Со скорбью своею один на один…
Закончена трапеза, нету мыша…
И кошка пошла ко дверям, не спеша,
Вдруг тенью предстала, исчезла она,
Ведь сделала всё, что была лишь должна…
Душа же свободна, смерть рушит оковы,
Не все мы бываем, однако, готовы…
Но странник дозрел, очень сильно устав
Достал знать его «гостеприимный» устав…
Свобода душе, как в пустыне вода,
Тому, кто от жажды не видит следа,
Темнеет в глазах, всем известный симптом,
Когда иссыхаем, то помним о нём…
С роднёй своей встречи он ждал много лет,
Мечтал передать своим братьям привет…
Он встретил отца, отче умер давно,
Судьбы и терпения увидел в нём дно,
Болезни и голод—как радость былого,
Здесь надо страшится всем умершим снова:
Мир мёртвых жесток и покоя здесь нет,
Нашёл он на каждый вопрос свой ответ…
И страшен тот был, слов не хватит сказать,
Как сгинули братья, как сгинула мать…
А что же со смутой поделаешь ты,
Где нету укрытия всем от беды…
Чу… дьявол идёт, жертву ищет он вновь,
Почуял нечистый вновь свежую кровь…
Обратно хотел бы, обратно нельзя…
Приходит судьба, участь в чаше неся…
Извилины мира, которого нет,
Таят от творцов своих всякий секрет…
И мёртвые хотят тропою немых,
Где голос вселенной почти что затих…
Здесь есть или нет, сразу тут не поймёшь,
На что, да и кто станет внешне похож,
Ты тут или там, но везде и нигде,
Подобен скале, но текущей воде,
И нету той грани, что контур даёт,
Нет смысла у слов, как «назад» и «вперёд»,
Здесь всё относительно, сменится снова,
Поскольку отсутствует мира основа…
Где тесно, там бездна способна раскрыться,
Здесь разум—бескрылая чёрная птица…
Но дух ощущает, когда не предвзят,
Лазеек, возможностей пляшущий ряд…
Среди угнетённых что прячутся тут,
А смерти ведь тени их мимо идут,
Помощников трудно, конечно, найти,
Но есть исключения на этом пути…
И нашим скитальцам двоим помогли,
Ведь поровну шансы их были нули,
--я тень средь теней, но бегите за мной,
Ведь нет для спасения тропинки иной…
Так сын и отец добрались наконец
До места «забвения убитых сердец»…
Вопрос топонимики местной таков,
Ища, что находит всегда дураков…
Пред ними что озеро, чёрные воды,
Едва в отражении увидишь в них кто ты…
Зато ты увидишь, чего не искал,
Здесь смерти и кривды всей виден оскал,
И ты искажён, память станет, как миф,
В воде отразилась, себя исказив,
Такое начнётся с твоей головой,
Что будешь в итоге ты сам же не свой…
А берег искрится—песок или снег,
Касанием что в муки бы сразу поверг.
Так остро пронзает глубокая боль,
Что взвыть, наступая, тотчас же изволь…
Костей белей берег, тем колит он глаз,
Но важно ли это двоим тем сейчас…
Пусты берега, форма их не важна,
Поскольку меняется часто она…
А озеро тихо, одно лишь заметно,
Назвал бы спасением кто-нибудь это,
Воронка в воде, быстрых вод тех поток,
Со смерчем сравниться наверно лишь мог…
Вокруг вода тиха, лишь блеск иногда
Являла глазам из тьмы полной вода…
--плывите, воронка—страдания пусть,
Но сможет в живых мир вас снова вернуть…
Сквозь скорби поток, через слёз океан,
Вам будет к рождению шанс редкостный дан…
Но память, увы, путь в оплату возьмёт,
Хочу лишь сказать вам о том наперёд…
Но клятва друг другу о встрече сильней
Чем озеро мёртвый и тягости дней…
а дьявол уж близко, трясёт бородой,
огромный, вонючий хоть падай, хоть стой,
смердит он пороком и скверной смердит,
хотя очень странный его внешний вид:
копыт нету, также, как нет и рогов,
за деда большого сойти бы готов,
но чёрен лицом, красный свет из очей,
не сын, не отец ни кому и не чей…
но время не ждёт, близок слишком уж враг,
и смыл длить речь очевидно иссяк…
их призрачный гид незаметно исчез,
став маленькой искоркой в мире чудес…
и искра растаяла здесь без следа,
манила вперёд лишь спасением вода…
вплавь бросились оба, грабли, как мигли,
и брег за секунды остался вдали,
масштаб не линеен, что близко—далёко,
обманет здесь всякого верное око,
и то, что далёко, приблизится вдруг,
одна интуиция лишь искренний друг…
ну вот, будто щепки водоворот
их в жерло своё со всей силы несёт…
смотрел лишь свирепо нечистый им вслед,
сквозь зубы шипя, прошептал чёрный дед:
--бегите, бегите, но знаю ваш путь,
Куда вы хотите теперь улизнуть,
Нигде, никому, среди ночи и дня,
Не скрыться во веки веков от меня…
За ними ли следом? Совсем ни к чему,
Другие проходы доступны ему…
Там память на месте, проклятой тропой
Пройти лишь сумел бы отнюдь не любой…
Хитро запаролено, им лишь самим…
Сквозь тьму он пошёл, как сквозь ветер и дым…
кружась всё быстрее, забыли они,
какими бывают ветра и огни,
какими путями сюда, как на зло,
обоих злым роком теперь занесло…
как звёзды, упали их души с небес,
отец здесь в медвежье тело залез,
а сын его, мастер мышиных путей
родился причудой судьбы средь людей…
при чём в тех краях, не далёко от леса,
чья тайна частично, но всё же известна…
охотником стал, как и весь его род,
в котором теперь жизнью новой живёт…
он чувствовал душой запах тайны лесной,
и как-то став юношей, ранней весной,
он встретил медведя на новой охоте,
конфликт ожидать здесь уместнее вроде,
но встретив глазами друг друга, они
как будто бы вспомнили прошлого дни…
медведь в лес побрёл, обернулся и вот,
как будто его за собою зовёт…
и оба пошли, лес тропинку явив,
открыл снова тайну, реликтовый миф…
кто рядом бывал, не сказал бы, что тут
есть тропы, что ноги куда-то ведут,
что есть здесь дома или маленький дом,
да кто бы мог жить, в чаще дремлющей, в нём…
бывает и так, слева если зайдёшь,
пейзаж на поляну большую похож,
а справа зайдёшь—бурелом всё кругом,
медведь бы и тот затерялся бы в нём…
стволы—не обхватишь, как стражи стоят,
их плотный при том расступается ряд,
за ними смыкался лес снова стеной,
ведя их обоих в мир словно иной.
Предстала поляна средь тёмного леса
Тропинка за ними и вовсе исчезла,
Светла та поляна—столб света во мраке,
И зверь очутится здесь смог бы не всякий.
Так тихо вокруг, ну считай, не души,
А с выводом всё же при том не спеши…
Избушка двухскатная, ветхая с виду,
Не даст в ней живущих в любую обиду…
Дверь скрипнула вдруг, отворилась сама,
Не взора обман, не причуды ума,
Того и не ждали они в самом деле
Их так повлекло, что без ветра влетели,
сторожка злосчастная их приняла,
сгустилась при этом кромешная тьма…
к ним память вернулась, и страх вслед за ней,
из леса летело не мало огней,
все красными были, собрались в комок,
в них дьявола взор различить уже смог…
в сторожке они превратились в жуков,
их скрыть был хозяин сторожки готов.
Предстал чёрный дьявол, что крыша по грудь,
Пытаясь протиснуться, внутрь шагнуть,
Хоть руку просунуть… ему не дано,
Сторожка устроена больно умно…
Двери не коснёшься, не тронешь стены,
А души ведь жертв уже взору видны,
Неймёт зуб, хоть видит их пристальный взор,
Но дьявол бесстыжий изрядно хитёр…
Да, дьявол хитёр, душу матери взяв,
Как будто рыбак, был с приманкою прав…
Но быстро жукам ползать трудно подчас,
И этот злой факт их конечно же спас…
Они бы рванулись, навстречу судьбе,
И быть бы тогда непременно беде,
Но вышло иначе, как крепость сторожка,
Хозяин её здесь вмешался немножко
Вдруг ветер подул, силы был он такой,
Что русло прощалась бы с бурной рекой,
Деревья согнулись, ломались стволы,
Вес тяжкий, как горы, теперь стал у мглы…
И матери душу, приманку сейчас,
Из дьявола рук ветер выхватил враз,
В сторожкину дверь та влетела стремглав,
Хозяин которой здесь прав и не прав,
Исчезла сторожка, став словно туман,
А дьявол бесился, неистов и рьян…
За подвиг есть плата, как всякое дело,
Не важно чего там душа захотела…
В другом месте будет сторожка теперь,
Когда повезёт, непременно проверь…
А я, мой читатель закончу на этом,
Надеюсь, не встретишься с чёрным ты дедом…
Хоть сказки обман, в них есть правды немного,
Кто верит в науку, кто верует в бога,
А кто-то поверит в иное порой,
Поверишь и ты, только очи открой…
PS
продолжение было написано по приказу консультанта по драматургии, Марины Шуминой,
она считает, что добро должно побеждать, а усилия вознаграждаться...