Ей все к лицу: и бешенство, и праведные звуки,
И пьянство под ночной версальской тишиной,
А я не требую, я умываю руки,
Пытаясь отыскать потерянный покой.
Быть может, мне плевать на разность градиента,
Ведь неизвестно всем, кто я такой,
Влюбился сдуру в горе-пациента
И захлебнулся в нежности. Запой.
Стакан вранья, затем стакан презренья,
Причастный организм, наполненный тобой,
Хотел бы я познать всю прелесть вызволения,
Но сладко мне в плену, как будто бы впервой.
Герой мой жил, он грезил только вами,
Взвалил на плечи непосильный божий труд.
В итоге я нашел его внутри и со слезами,
Он был похож на свежий, бледный труп,
Не распознавши, как за лестными речами
Скрывался настоящий душегуб.
Ей все к лицу: и звон цепей, и сломанные руки,
И дряблость сна под вывеской луны.
Люцифераза здесь причина вечной муки,
А всем твоим словам, похоже, нет цены.
Мне жаль прощать, мне жаль опять прощаться,
Принять и прятать отродясь я захотел.
Пророчу: буду в мыслях откликаться,
Пока ты не найдешь свой истинный удел.
К лицу тебе, родная, больше масок,
И я надеюсь, ты найдешь свою,
Найдешь свою да перестанешь измываться
Над теми, кто живет, но бедствует.
Люблю.