Секунды воскресим, и жизнь свою, и смерть,
летящий с кимоно сухого пепла дождик,
пасхальных близнецов насмешливую жердь,
сырую цитадель венецианских дожей;
запомним натощак цингу блокадных зим,
петрушками вождя украшенные блюда,
кубанских казаков папье-маше корзин,
под кресло короля упрятанное судно;
завертим жернова над Сеной и Сенной
мужицких гопаков, дворянских менуэтов,
два времени взнуздав, где вырван коренной,
украсивший оскал затравленных поэтов;
закрасим желтизной подсолнухов ресниц
парящий абрикос полуденного неба,
читая с облаков листаемых страниц
историю - где был, иллюзию - где не был;
хронометрами зим измерим пустоту
потертых кошельков предновогодних буден,
хрустального зрачка хмельную суету,
и будем горько пить, и пьяными не будем;
и упадет звезда, вплетя седую нить
в каштановую прядь, оливковую поросль,
что может в этот раз сумеет распрямить
излучину души, что называют совесть.