Отзыв на рассказ Маргариты Петровой Олигарх

Игорь Квасов
                Отзыв на рассказ Маргариты Петровой «Олигарх»


                Маргарита Петрова

                Олигарх



                Плужок тянули вручную. Коренным шёл московский профессор каких-то мудрёных наук. Баба Шура всё время забывала, каких именно, понимала только, что это как-то было связано с математикой. Поэтому его и нарядили в коренные, чтобы линию борозды держал ровно: криво нарежешь борозды, считай, огород испорчен. Пристяжными в нынешнюю страду оказались доцент из Петербурга и столичный полковник. Второй полковник, питерский, шёл за плугом, потому как родился когда-то в деревне и кое-какой толк в деле знал. Картошку в борозды укладывать вызвалась жена питерского полковника. Баба Шура, несмотря на свои восемьдесят лет, тоже ей помогала. Как же, усадьба ведь её. Да и за всем ходом дел она же приглядывала: работали-то городские, к крестьянскому труду непривычные. Глаз да глаз за ними нужен. А они и не перечили, признав превосходство хозяйки сразу. Грело это бабе Шуре душу: поди ж ты, такие важные в своих городах люди здесь подчинялись каждому её слову, исправно исполняли любое указание.
                Дело сегодня спорилось. Доцент с московским полковником на жердь налегали старательно, профессор и жердь тянул, и направление выдерживал верно. Им, городским, вначале в диковинку было, как это – на себе огород пахать, а потом даже понравилась нелёгкая крестьянская работа. Лошадей-то в деревне давно повывели, как совхоза не стало. Дамочка городская тоже проворной оказалась.
                – Вполне в селянки бы сгодилась, – похваливала её баба Шура.
                – Стараюсь, – откликнулась та весело, разгорячённая непривычным, но настоящим делом.
                – Ну, а теперь за стол пожалуйте, – приветливо пригласила хозяйка помощников, с удовольствием оглядев огород, приятно темнеющий влажной свежеперевёрнутой землёй.
                Те отказываться не стали, приглашение приняли с удовольствием. Долго, весело фыркая и шутливо брызгая друг на друга водой из ведра, умывались и мыли руки. Видно было, что всё это им по душе.
                – То-то, как молодые, – подумала баба Шура, посмотрев на пенсионеров-горожан, – где вы в своих городах такое удовольствие получите? Зато и тянетесь каждое лето в нашу глушь от своих удобств городских. Воля прельщает. Вот завершили сегодня годовое дело, и отдыхай до вечера. Не по часам живём, по солнышку.
                В горнице ждал накрытый стол. Ещё с утра хозяйка всё честь по
чести приготовила. Она гордилась своим столом. Всего-то у неё теперь
было вволю: селёдочка малосольная, огурцы и помидоры свежие, колбаска копчёная и мясная нарезка – торговые, в автолавке на днях приобретённые; грибочки и огурчики солёненькие – домашние. Всё это уже на столе стояло, прикрытое чистым полотенцем. Снять его только. В печи томились картошка с мясом и щи. Достать – одна минута.
                Справно жила баба Шура в последние годы. «Это мне за всю мою
трудную судьбу благодарность от Бога», – думалось ей частенько. Жизнь её прежде и впрямь не баловала. Несытое военное детство. Из юности тоже приятных минут не вспоминалось. Помнилась только тяжелая работа. Красотой она не вышла: ни лицом, ни статью. Парней на деревне мало тогда было, вот ей и не досталось суженого, сколько ни гадала на него тайно в крещенские вечера, сколько ни привораживала с помощью подсказанных знающими бабками нехитрых приёмов. Всю мужскую работу по дому приходилось самой тянуть. В совхозе тоже жилы рвала: дояркой на ферме всю жизнь оттрубила. Всё вручную: дойка, уборка навоза, подноска кормов.
Ночные отёлы... Вспоминать не хотелось.
                Поэтому, когда появился в деревне и закрутился у её двора мужичонка ледащий, вдруг подумалось ей, что это судьба её наконец-то
отыскала свои ворота. Приняла его в дом, удивив тем немало односельчан.
                – С ума Шурка съехала, – судачили соседки, – на шестом десятке кого ни попадя в дом приютить.
                Понять ли им её было? Пожили бы так сами, тогда бы и судили. Коленька, так звали приблудного мужичка, взялся и впрямь ниоткуда. Просто
однажды утром появился в деревне, в которой у него не было ни родных,
ни знакомых. Поговаривали, будто бы срок за что-то отсидел и забрёл,
куда пришлось. Но доказательств тому не было. Работу не искал, хотя
возраста был вполне трудоспособного. Как-то сразу возле Шуриного дома оказался. И прижился в нём на некоторое время.
                Заботой окружила его истосковавшаяся в долгом одиночестве женщина, хотя толку от него в хозяйстве не было: ни за молоток, ни за лопату
взяться не спешил. «Не работник», – быстро определила Шура, но гнать
не стала. Кормила, обстирывала, стаканчик к вечеру наливала, благо не купленное. Даже разрешала в меру покуражиться: пошуметь на
неё прилюдно. Но как только по-настоящему поднял на неё руку, сказала
просто, но веско: «Чтобы глаза мои тебя здесь завтра не видели». И
исчез Коленька. Так же тихо, как и пришёл. Как и не было его. А жизнь
пошла дальше своим чередом.
                Обед вышел на славу. Отяжелевшие от сытной закуски Шурины
работники расселись во дворе, продолжая свои умные разговоры, начатые
 ещё за столом. А хозяйка с полковничьей женой разместились на
любимой лавочке, стоявшей в саду под яблонькой. Очень уж вид отсюда
 был хороший: за свежевспаханным огородом, рукой подать, синело озеро, вдалеке за ним виден был казавшийся почти чёрным лесок. Яблонька давала тень. Шура в последние годы позволяла себе такую вольность, посидеть на этом месте, глядя вдаль. Именно здесь нисходило на неё что-то такое, что образованные люди назвали бы, наверное, благодатью. Но Шуре такие слова
в голову не приходили. Ей просто было необыкновенно хорошо. Спокойно, радостно. «Жизнь-то какая ладная», – подумала она про себя. А вслух произнесла:
                – Скажи ты мне, Веньяминовна, вот олигарх я, по-твоему, или нет?
                Вероника Вениаминовна не сразу нашлась, что ответить. Ей почему-
то вспомнился незамысловатый анекдот, в котором толстосум хотел удивить деревенского мужичка рассказами о женщинах и виллах, купленных им. «Баб я полдеревни и бесплатно завлеку, а вил у меня вообще полный сарай», – не смутился селянин...
                – Ну, Александра Ивановна, олигархи – это люди, которые всё имеют: деньги, особняки на берегу моря и другие блага... Не нам чета...
                – А у меня вон озеро за забором, любо-дорого посмотреть. И деньги нынче водятся: и в кошельке, и на книжке. Пенсию-то я теперь полу-
чаю хорошую: как ветеран войны. Да за то, что мне восемьдесят лет исполнилось, добавили. Племяшке вот недавно послала, помогаю ей. Думаю, я ничуть их не хуже. Вон, какие учёные люди у меня огород сажают!
                Испугавшись, не сболтнула ли лишнего, не обидела ли добровольных помощников, записав их чуть ли не в свои работники, баба Шура поспешно постаралась исправить положение:
                – Людей вокруг хороших сколько! Вот вы, например. Помогаете каждый год. Спасибо вам, дорогие мои. Что ещё человеку надо? Может чайку перед уходом?
                – Нет, нет, спасибо. Домой уже нам пора. И вы отдыхайте, устали сегодня.
                – Я посижу ещё чуток, полюбуюсь. А вам спасибо.
                Вечер потихоньку спускался на село. Деревенские окошки заголубели – включились телевизоры, разнообразя крестьянский досуг
городскими и заморскими происшествиями. Всё там было чужое, непонятное.
                Вероника Вениаминовна, вспоминая по дороге к своей небольшой
дачке разговор с бабой Шурой, озадачивший её вначале, сейчас не знала,
что и делать: то ли прослезиться, то ли рассмеяться. Сидит пред своей
развалюхой доживающая век, прошедший в тяжких трудах и заботах,
женщина и на полном серьёзе размышляет – не олигарх ли она?!
                И дивилась: как на самом деле мало надо человеку, чтобы быть
счастливым.


               http://zapadforpost.ru/gazets/forpost_57.pdf



             Здравствуйте, Маргарита!
             Прочитал Ваш рассказ «Олигарх». Рассказ очень понравился! Написан в лучших традициях русской деревенской прозы. В сравнение на ум сразу приходят рассказы Шукшина, Владимира Львова, рассказ Солженицына «Матрёнин двор»…
             В простой, казалось бы, дачно-деревенской зарисовке очень хорошо показана настоящая, не фальшивая рекламно-телевизионная, жизнь России. Раскрыт дух русского человека. 
             Ну не может он жить праздно! Русский человек испокон веков трудился. Трудился на земле. И будь он простой крестьянин, или столичный профессор… Граф Лев Толстой тоже пахал…
             Бабе Шуре – 80 лет. А она картошку  сажает. От жадности? Ей на зиму надо-то мешка полтора. Любой сосед даст бесплатно. Нет, она сажает! Не от жадности!! Ну не может не сажать…
             А вообще, я очень рад за бабу Шуру! Действительно, что хорошего она видела в советское время? Изнурительный труд, постоянная нехватка денег, пустые полки в магазинах… А сейчас: «И деньги нынче водятся» и на столе «колбаска копчёная и мясная нарезка». И люди хорошие ещё не перевились…



             …Вспоминаю свою мать. Она с бабой Шурой примерно одного возраста. Тоже: военное детство, тяжёлые послевоенные годы, вся жизнь прошла в селе…
             Провожала меня мать в армию в 1983 году, на столе – ничего. Купить просто было негде и нечего… После армии я домой не вернулся, уехал в город, устроился работать на производство. Настали девяностые… Туго стало рабочему классу тогда…
               Поехал я в отпуск к матери. Стыдобища! Без гостинцев. Купить было не на что… Захожу в дом, а на столе – колбаса варёная, колбаса копчёная, сыр, красная рыба, даже икра!! Я оторопел! Спрашиваю у матери: «Откуда?» А мать отвечает: «Пенсию стали платить. И в магазине продукты появились».
               Ну и, слава Богу! Пусть старики хоть немного  успеют пожить сыто! Что ни говори, а сейчас любой пенсионер, хоть немного, пусть хоть по 300 грамм, но может купить и колбаски, и грудинки, и рыбки копчёной, и хороших конфетчек, и сырку…



                Как только прочитал «Олигарха», мною овладели думы, размышления, воспоминания… Вспомнил всю свою жизнь, своих родителей, родню… И вот написал свой рассказ.




                Кулак

             Мне с женой  очень повезло! Красивая, ловкая, работящая. За что ни возьмётся – всё у неё получается. Москвичка в третьем поколении. С высшим образованием. МГУКИ окончила. Специальность в наше время востребованная – менеджер. Директором музея в районном городе работала. Ни один праздник  без её участия не обходился. То она ведущая праздника, то режиссёр, то костюмы шьёт для выступающих, то что-то рисует для оформления сцены, то за прялкой сидит…
              Живём мы сейчас в маленьком подмосковном городке. Дача у нас есть. На огороде уж больно всё хорошо! Я теплицу сделал, несколько маленьких тепличек, несколько парничков. Жена выписала черенки малины, ежевики, смородины, сливы-вишни, вишни-черешни (жаль, что гусей-лебедей у нас пока нет), ягод разных насажала, капусты… Только капусты пять видов: капуста белокочанная, капуста краснокочанная, капуста цветная, брокколи, кольраби… Всё принимается, всё вырастает! Урожаи всегда очень хорошие!
               Тёща посмотрела-посмотрела на наш огород (у нас с ней участки рядом) и отдала нам свой. А с другого бока баба Люся огород свой бросила. А за ней – мужик какой-то тоже перестал у себя появляться. Всё  у них там заросло – бурьян сплошной, сушняк.  А в последнее время в наших местах пожары участились.
Жена мне говорит:
              - Надо следить за брошенными участками. Вон, у них там заборы и сараи завалились – не дай бог опять пожар будет!
              В общем, у нас теперь четыре участка…
               Сломанные заборы и сараи я разобрал. Всю территорию сеткой рабицей огородил. Землю раскопал. Где не успел раскопать – траву кошу. Кошу ещё по всем низам. И по всей улице. А больше некому! Слева участок деда Саши. Ему  за семьдесят, детей-внуков нет, самому ему косить уже не по силам. Справа от нас Анастасия Макаровна, за ней – женщина с ребёнком-инвалидом, дальше – тоже женщина, одинокая… В самом начале – два участка заняли москвичи. Ну, эти ребята, косить, точно не будут. Они сюда приезжают только жрать и срать.
               Прокосил я в очередной раз по низам. Сел на скамейку  отдохнуть. Жена мне говорит:
               - Ты траву всю сгреби и сложи у нас на огороде в одном месте. А лучше сделай короб и складывай в него. Трава перегниёт, в следующем году прямо там кабачки посадим. Знаешь, как попрут?!
               - И откуда ты всё знаешь? – спрашиваю.
               - Как-то само знается… - пожала плечами жена. – Наверное, от предков? Гены!
               - А кто твои предки?
               - У отца в роду художники были. А мать из кулаков. Сами всё делали. И шили-мастерили, и выращивали овощи и фрукты, и скотину держали. Читал Чудакова «Ложится мгла на старые ступени»? Это как будто написано про мою бабку…
              Интересно, а я кулак?
              Мне с самого раннего детства ужасно не хотелось считаться  краснопузым. Хотя, по всему выходило, что я краснопузый. Родился в советском союзе, моя малая родина до сих пор считается «красным поясом». Но, самое ужасное – вся моя родня по отцу была краснопузая. Дед был колхозником. А отец – вообще председателем!!
               Вся отцова родня была пьющая. Когда отец стал председателем, то его родственники вообще потеряли всякий Божий страх! Пить стали ещё больше, самогон стали гнать без оглядки, продолжали воровать в колхозе всё подряд и без меры. Старшая отцовская  сестра дала установку: «Один раз живём. Хоть день, да наш!»  К настоящему времени все умерли. Кто просто обпился, кто утонул, кто на машине разбился… Осталась в живых одна только моя тётка, отцова старшая сестра. Ей сейчас за девяносто. Я раз в год её навещаю. Она рыдает.
               - За что мне всё это? – меня спрашивает. – Дядьёв похоронила, родителей похоронила, мужа похоронила, братьев похоронила, детей похоронила, внука похоронила, внучку похоронила. Сама живу, мучаюсь. Усё болит. Душа болит. За что мне всё это? За что?!
               За то! Жить надо было по Божьим заповедям. Время покаяться ещё есть. Не кается…
              А мой дед по матери родился ещё в девятнадцатом веке. Он был настоящий русский мужик. Пахал, сеял хлеб, содержал семью. Когда началась война (Первая Мировая), пошёл на войну. Присягу дал: за Веру, царя, Отечество. Тогда это были, не пустые слова… Революцию дед не принял. Царя  уже не было. Дед остался верен Отечеству и Вере. В колхоз вступать отказался. Но у него, всё равно, сразу отобрали корову. Потом сад. До самой смерти советская власть не переставала  деда щипать: то ягнёнка заберут, то ведро, то ремень какой-нибудь… Одиннадцать детей у деда было. Всех на ноги поставил! За глаза колхозники называли его кулаком…
              - Интересно, а   я кулак? – спросил я жену.
              - Кулак, кулак, - засмеялась жена. – Иди короб сбивай, да траву таскай. Да воды на завтра  начерпай. Завтра поливать придётся очень много. Вон, сушь стоит какая.
              Хотел ещё немного посидеть.  Но, сидеть некогда…

                Июль 2021г.


Маргарита Петрова:
               - Игорь, добрый день. Мы ваши рассказы ставим регулярно. Даже в нелидовскую районку. Там раз в месяц тоже делаем страничку «Форпост». И этот возьмем. Только очень вы уж про "краснопузых" резко, на мой взгляд. Мои предки тоже раскулаченные. И очень похожая ситуация. На мой взгляд, любая революция - это зло. Что кровью добывалось, никогда не в пользу. Но всё же, среди простых людей много было народу честного и тоже работящего. И верящего в идею. Идея-то хороша была - всеобщее равенство. Можно я там чуток рихтану? И "краснопузых" уберу. Само выражение это?



               Здравствуйте, Маргарита! Спасибо, за публикации моих рассказов и стихов! Теперь только один Ваш «Форпост» и остался!.. В Дубне уже лет 10 не публикуют местных авторов, в Кимрах тоже очень давно не было публикаций.
Я не скандальный автор. Если есть время - сотрудничаю с редактором. Бывает, редактировать нет возможности. Тогда –  на усмотрение редактора!
 Вы считаете, что "краснопузые" звучит резковато? Пожалуй… Моя бабушка «краснопузых» называла более толерантно: «безбожники».
                Я согласен, что и среди простых колхозников, и среди председателей и парторгов были честные и работящие люди.
Меня удивляет и возмущает другое: как эти люди так легко отказались от своего Отечества, от своих корней, от образа и смысла жизни своих предков? По отношению к предкам – это предательство! Поэтому,  у меня такой обидный термин.
Достаточно почитать «Лето Господне» Шмелёва и сразу становится всё понятно…
               …А можно и не читать русских классиков, а просто поговорить со своими бабушками и дедушками, если, конечно, они ещё живы.
               Я, например, очень много говорил со своей бабушкой. Мне сейчас 55 лет, я 1965 года рождения. Моя мама 1929 года рождения. Бабушка – 1896 года. Когда я родился, бабушке было 69. Умерла бабушка в 1982 году. На разговоры у нас было полных шестнадцать лет…
               Бабушка очень подробно рассказывала мне о дореволюционной жизни.  И дореволюционная жизнь была, со слов бабушки, не так уж и плоха! Во всяком случае, жили сытно. А уж, сколько бабушка хватила горя во время революции, после революции, во время коллективизации и репрессий – не стоит  писать – уже написано…                (сентябрь 2021г.)