Психея дальше путь продолжив,
вошла с волнением во «дворец».
Где ей открылся зал огромный,
и страхов всех её, венец.
Он освещён был весь по кругу,
большими вспышками огней.
Меж ними ж, чудища стояли,
за Цербера, в сто раз страшней.
А в центре зала трон огромный,
где восседал, сам царь Аид.
А рядом с ним, и Персефона,
царица, с посохом стоит.
И скрыть, пытаясь удивленье,
под маской строгости своей,
Аид, к Психее, с возмущеньем,
сквозь шепот обратился к ней:
- Как смела ты, сюда явиться,
отпущенный нарушив срок?
Что даже, Цербер, страж мой верный,
остановить тебя ни смог.
Давно такого я не видел, -
сменил он гнев, на злой оскал,
- чтоб смертный сам, по своей воле,
ко мне живым сюда попал.
Психея, павши на колени,
печально молвила царю:
- Не по своей, пришла я воле,
но, всё ж помочь, я вас молю.
Меня прислала Афродита,
чтобы сестра её дала,
бальзам с таинственною силой,
чтоб век её краса цвела.
Тут Персефона оживилась,
и жестом деву позвала,
чтобы Психея ближе к трону,
без опасенья подошла.
Царевна выполнила просьбу,
склонив главу еще сильней.
С волнением в сердце, ожидая
решенье о судьбе своей.
Тут неожиданно, для девы,
к ней Персефона подошла,
и взяв её за подбородок,
главу Психеи подняла:
- Не бойся, милое создание,
тебя не тронет здесь никто.
Но, вижу я, в глазах страдание.
Поведай правду мне, о том.
И слёзы потекли, Психеи,
в словах об искренней любви.
И что в душе своей жалеет,
что чувства предала свои.
И то, что поддалась наивно,
тем козням зависти сестёр.
и недоверьем оскорбила,
супруга, что был бог во всём.
И что теперь, как искупленье,
заданье выполнить должна.
Чтоб Афродиты одобрение,
за это, заслужить смогла.
- Ну, что же, мне супруг твой тайный,
известен – он племянник мой.
Я выбор, вижу не случайный,
он сделал сердцем, не главой.
Давно такой, я, не видала,
на столько любящей души, -
что даже ужасы все ада,
остановить всё ж, не смогли.
- А я, такую душу помню, -
с ухмылкой произнес Аид.
И встав, царицу свою обнял,
добавив: - Предо мной стоит.
И улыбнулась Персефона,
что тоже вспомнила те дни,
когда Аид, призрев законы,
зажег в ней жар, своей любви.
И, как тогда, с волнением в сердце,
его напору поддалась…
И в поцелуе, ставший редким,
душа царицы расплылась.
Затем, Аид, уж не сурово,
а с благодарностью за пыл,
к Психее молвил своё слово,
за чувства, что уж подзабыл:
- Хотел тебя, за твою дерзость,
навек оставить в царстве тьмы.
Но, за любовь твою и смелость,
исполню я твои мольбы.
И дав согласье, Персефоне,
Аид вернулся вновь на трон.
Ну, а царица, вскинув посох,
с ним закружилась в унисон.
И вместе с плавностью круженья,
из уст её, вдруг полились,
напевы, с нежностью такою,
что воспарила она ввысь.
И вот, когда её круженье,
достигло с пеньем, верхних нот,
явился в облаке свеченья,
ларец, невиданных красот.
Его отдав Психее в руки,
сказала строго на послед:
- Ларец прошу, не открывай ты,
пытаясь разузнать секрет.
Лишь для богов, тот дар прекрасен, -
добавила царица, ей, -
для смертных, он, сулит опасность,
ценою вечности твоей.