Всё правильно — бывает погода,
то бишь годное для жизни состояние природы,
а бывает погода с приставкой НЕ —
это когда на улицу лучше вообще не выходить.
Степанов, бледный юноша лет тринадцати,
приехавший в деревню погостить на лето,
плёлся в утреннем тумане по сельской улице —
сегодня был черёд его родственников
гнать общественное стадо на выпас,
но дед-фельдшер с бабушкой вели приём,
ставили печальным старушкам прописанные уколы,
поэтому Степанов-младший вышел в поле за главного.
Туман медленно поднимался,
но хорошего в этом было мало,
поскольку наконец-то стало понятно,
что день ожидается нудный, серый и дождливый.
Заспанные хозяйки выпускали кормилиц со двора,
без особого доверия посматривая на юного пастуха,
преувеличенно бодро свиставшего военный марш.
Неосознанно стараясь подражать взрослым,
Степанов уверенно вышагивал по сырому песку
в дедовых "кирзачах" и заношенном дождевике,
зычно покрикивая на особо шкодных подопечных,
вечно старавшихся залезть в чьи-нибудь посевы,
словом, старательно играл ответственную роль
настоящего коровьего командира.
Девятнадцать разномастных коров да пятеро овец,
которых Степанов недолюбливал за тупость,
поскольку те вечно шарахались по каким-нибудь кустам,
отставали от колонны и противно орали своё «бэ-э-э» —
вот был весь вверенный ему на сегодня контингент.
За околицей деревни животные проснулись,
сбились в дружный коллектив и двинулись на луг,
своё излюбленное место поглощения разнотравья.
Обозрев вверенную ему маленькую армию
взыскательным генеральским взором,
Степанов тоже расположился на лугу,
на пригорке у подножия одинокой сосны,
расщепленной неизвестно кем на три макушки.
Между тем начал накрапывать дождик,
кругом опять стемнело.
Его солдаты, чем-то озабоченные,
дружно потянулись к хилому сосновому лесочку,
видневшемуся на самом краю луговой равнины.
Природа явно не ждала никого в гости.
Степанов со вздохом поднялся, осознавая,
что сегодня ему предстоит вымокнуть до нитки —
то ли в чистом поле, то ли в жиденьком лесочке.
Прощаясь, он постучал ладонью по телу сосны,
но дерево безжизненно промолчало в ответ,
и ему вдруг стало как-то очень не по себе.
Дождь усиливался, небо чернело и пухло,
Степанов поднял голову и явственно услышал,
как нарастает в тишине гул падающих капель,
со стуком и шелестом бьющих по траве.
Он поёжился, почувствовав себя в прицеле
неведомой силы, жестокой и страшной,
шагнул с пригорка и успел сделать несколько шагов,
как небо за его спиной выпустило наружу свет,
разом ослепивший и напугавший Степанова,
и тут же разорвалось громовым зарядом такой силы,
что земля под ногами юного пастуха подпрыгнула.
Степанов упал, вскочил, потом снова упал —
он мчался по сырой траве то на четвереньках,
то согнувшись, словно под огнём противника.
Молнии лупили со всех сторон, земля дрожала,
что-то падало, запахло чем-то неприятным —
Степанов мчался к деревьям, боясь оглянуться.
Его коровы спокойно улеглись в лесочке и дремали,
вполне комфортно пережидая природный катаклизм.
Чёртовы животные оказались умнее своего пастуха!
Он уселся на трухлявый ствол поваленного дерева,
руки и ноги его дрожали, сердце стучало в горле,
но теперь громы и молнии были не так страшны.
Степанов потрогал на боку сумку и успокоился —
бутылка молока, выданная бабушкой, была цела.
Он пересчитал огромные тёмные туши коров,
радуясь тому, что все его подопечные на месте.
Перепуганная стайка овец прижалась к его ногам,
Степанов погладил тёплые шерстяные спины "бяшек",
трусишки дрожали, как осины, в любую погоду —
он ощутил трогательное единение с животными,
безропотно пережидавшими небесное сражение —
все они здесь были созданиями одного мастера,
вот только мастер тот сегодня был явно не в духе.
Некто непонятный, яростный и беспощадный,
продолжал бесноваться где-то в небесах,
Степанов улыбнулся, вдруг представил себе воочию
этакого злобного здоровенного дядьку с молнией,
вспомнил греческие мифы про разборки богов,
осмелел и окончательно уверился в том,
что теперь-то он находится в полной безопасности.
Между тем лесок странным образом преобразился,
в нём словно зажгли праздничное освещение —
услышав за спиной странное шипение и треск,
Степанов ощутил присутствие чего-то необычного.
Он медленно повернул голову налево и обмер —
буквально в десятке метров от него
метался в воздухе искрящийся белый шар,
непонятно, как и откуда здесь взявшийся.
Лесок делила надвое старая заросшая дорога,
над которой судорожно рыскало туда-сюда
нечто обжигающе белое и очень страшное
размерами примерно с футбольный мяч.
Степанов никогда не видел шаровой молнии,
но много слыхал о ней от местных пацанов.
Он испугался и затаился, боясь пошевелиться —
в поведении рыскающего по лесочку "мяча"
было что-то нервозное, звериное, угрожающее —
ему захотелось выскочить из дедовых сапог
и бежать отсюда куда глаза глядят —
босым ему бежалось бы куда быстрее.
Овцы замерли у его ног, словно каменные,
Степанов увидел их неистово выпученные глаза,
прочёл в них безнадёжную покорность судьбе —
он сам теперь еле сдерживал себя в руках,
стараясь не смотреть на зловещий шар,
который то метался как заполошный,
то замирал, словно к чему-то прислушиваясь.
А потом жуткий сгусток света исчез.
Пропал, словно его никогда и не было.
Сколько это продлилось — минуты, секунды?
Степанов не помнил.
Страх стёр его память.
Ноги не слушались,
руки дрожали, голос тоже,
он пытался прокашляться — не получалось.
Между тем дождь стих,
небо разом просветлело,
коровы зашевелились,
тяжело вставая враскачку,
потянулись одна за одной на луг,
где в лучах вывалившегося из туч яркого солнца
сверкала рясная зелёная трава.
Степанов откинул капюшон и зажмурился,
подставив мокрое лицо свежему летнему ветерку.
Овцы послушно шли за ним по пятам,
стараясь не отставать от боевого командира,
и так радостно орали своё любимое "бэ-э-э",
что Степанов захохотал – мои ж вы хорошие...
Через полчаса он почти забыл об увиденном,
начиная сильно сомневаться,
не причудилось ли ему всё случившееся —
пока не увидел ту самую одинокую сосну,
расщепленную сверху донизу
безжалостным и страшным ударом,
нанесённым откуда-то с небесных высот.