Без кондуктора

Катерина Молочникова
What will we do with a drunken sailor,
Early in the morning?
Народная песня

Но назавтра ожидается мрачный прогноз…
Майк Науменко

Горный хрусталь будет мне знаком.
Б. Г.

Гена, вот твое полотенце.
Из анекдота

1.
Стреляй в декабрь вслепую, наугад.
Он ни при чем, но все же виноват
в навязчивом рождественском мотиве.
Скользи вперед по крошке ледяной,
считай, что все изменится весной —
никто не запрещает быть наивным.

Сегодня так похоже на вчера,
дни плавно переходят в вечера,
мы плаваем в разбавленной подливке.
Автобус возит точно до кольца,
назойливо вибрирует «Вацап»
и присылает с котиками гифки.

Бодяжь себя — две ложки на стакан.
Покуда извергается вулкан,
опять переварились макароны.
Не сходится с задачником ответ.
Мигренью бьет в висок тупой предмет.
Чадит в ночи Ростральная колонна.

Висит, качаясь, круглая луна
и нами совершенно не больна,
за что ей, разумеется, спасибо.
Под одеялом стынут города,
и «навсегда» не будет никогда,
ведь это наш разумный взрослый выбор.

Шуршит винил вне трендов и времен.
Зовешь-зовешь, но не приходит сон,
а Дед Мороз не угадал с подарком.
Большая тьма ложится на ладонь,
беззвучно бьет копытом бледный конь,
и остальные три — на низком старте.

2.
Слишком много в декабре
недобитых многоточий,
недотянутых тире —
не понять, чего ты хочешь.

Скоро всем придет зима,
вот тогда-то и попляшем.
В небесах — сплошной кумар,
облака из манной каши.

Хочешь — полной ложкой ешь
прямо снежными комками,
прогрызай большую брешь
в днях, недоспанных сурками.

Мир колотится в окно,
хочет сделаться поярче.
Мы уже давным-давно
провернулись в этом фарше.

Шаг вперед и два — назад,
ведь сегодня в клубе — танцы,
после будет маскарад,
бухач, махач, папарацци…

Новый год и старый год,
наводнения, пожары…
Все пройдут. И всё пройдет.
Ну а мы — домой, пожалуй.

3.
Исчезающий год, умываясь в снегах,
уползает куда-то в поспешно.
Ну и бог с ним совсем — хватит длить балаган,
становиться объектом насмешек.

Он неистово врал (или все-таки мы?),
протоколы подделывал ловко.
Так чего же мы ждем от увечной зимы,
подъедая впотьмах заготовки?

То ли старой войны, то ли новой звезды,
то ли свежего штампа шенгена.
Посмотри, как вода превращается в дым,
как упорно возводятся стены.

И по ком-то там колокол снова звонит,
наплевав на законы о шуме.
Где-то слева — «Спартак», где-то справа — «Зенит»,
а п…ц нарисуется в сумме.

И в пустых небесах пролетает Икар,
не готовый ни к жизни, ни к смерти.
Да он лучше сгорит, чем пойдет по рукам
в нелогичной пустой круговерти.

Все готово, и шпага не дрогнет в руке,
ведь по плану мы все — д’Артаньяны.
Вот заходим, заходим в крутое пике…
как всегда, не вставая с дивана.

4.
Отслуживший срок трамвай
объезжает день по кругу,
сквозь метель, мороз и вьюгу,
устремленный четко в май.

Пассажиры сели в ряд —
в кислоте, да не в обиде.
Здесь кондуктора не видят
и о нем не говорят.

Ни к чему давно билет,
проездной забыт в кармане.
«Сожалений горьких нет!» —
так гласит рекламный баннер.

Рельсы гнутся, и звенит
колокольчик под дугою.
Тянет-тянет, как магнит,
неизвестное другое.

Где нас нет — там хорошо,
это точно знает каждый.
И вершок, и корешок —
все уйдет на распродажу.

Выходи давай гулять
во спасенье нервных клеток.
Слишком круглая Земля.
Очень скользкая планета.

5.
Ты хлеб насущный даешь нам днесь.
Все так нелепо сейчас и здесь —
такое уж время года.
Готовый к бою джедайский меч
разрубит четко прямую речь —
в огне не бывает брода.

Пока привычно сидим, молчим.
На юг устало летят врачи,
но их не пускает север.
Не в силах Гамлет решить вопрос,
так что же делать — ведь пьян матрос,
и нам недоступен сервер.

А сверху смотрит большой админ,
всегда загружен, всегда один, —
такая работа, фигли.
Одно движенье — да будет лед.
Какие, к черту, огонь и брод?
Запишем, что их достигли.

Не в первый раз подавать отчет.
Привычно тянет губу крючок,
едва ли сорвешься снова.
Осталось мало неспетых букв,
почти докурен смешной бамбук,
в конце и в начале — слово.

Нам пишут ясно: «Прохода нет», —
а мы считаем, что это бред,
и резво куда-то лезем.
Раз влез — возможно, тебя убьет,
разрежет старый ненужный год
краями коньковых лезвий.

Но мы-то знаем, что будет так:
покроет зиму бесцветный лак,
весной поплывет кораблик…
А после выйдет второй состав,
и лето выжмет экстракты трав
до нашей последний капли.

6.
Раздается стук в окно —
просится погреться тополь.
Вяло крутится кино.
Белый день покрыла копоть.

След проложит самолет
не для нас, а для кого-то.
Может, это автобот —
бесприютный, беспилотный.

Уходи, десептикон,
Здесь тебе не место, бяка!
Нарушаешь хрупкий сон —
вдруг зашевелится кракен.

Щелк-пощелк его клешни,
он без повода опасен.
Вновь Тесей теряет нить
и теряется на кассе.

Не пробьют ему пакет
и по акции консервы.
Мелко чек дрожит в руке.
Это нервы, это нервы.

Путь до дома непростой
он проходит как в тумане,
замерев под знаком «стоп»,
то ли пьян, а то ли ранен.

От закрытия границ
нет удачного лекарства.
Время превращаться в птиц.
Вот и небо. Здравствуй-здравствуй.

7.
Громко оттепель хлюпнет ботинкам назло.
Мы привыкли к таким закидонам.
Оставайся под крышей, дыши на стекло,
наблюдай за весельем с балкона.

Ты двойными ремнями пристегнут к земле.
В этом, собственно, некое чудо.
Снегопады асфальт превращают в желе,
меланхолию, сплин и простуду.

Закипающий чайник поет про покой,
и туманится даль голубая.
Мы, конечно, судьбы не просили такой,
но и в эту вполне поиграем.

Нас совсем не учили, как сделать легко,
без забот и духовного бреда.
Из на полке припрятанных двух пирожков
мы берем, разумеется, средний.

Ведь не хлебом единым, и слаб человек,
раз не стал пионером-героем.
Нам та-а-акое твердят голоса в голове…
Но, возможно, их слушать не стоит.

Так храни нас, декабрь, уходящий в разнос, —
красных, белых, метисов и черных.
Мы отыщем ответы на глупый вопрос —
по заветам британских ученых.

Тонкий год был прочтен (не взахлеб) «от» и «до».
Всем январь обещают в рассрочку.
А куранты пробьют под пурпурной звездой
идеальную жирную точку.

8.
Посмотри на облака,
отрисованные четко.
Мы играем в дурака
(хорошо, не в идиота).

Воздух, жесткий и густой,
норовит пролезть под маску.
Там — идет последний бой.
Здесь — возможно, безопасно.

Увезет тебя такси
в запорошенные дали.
На полях твоих — курсив,
что читабелен едва ли.

Падай головою вниз
с ощущением полета.
Это строчка в эпикриз
записалась, как по нотам.

Если в небеса смотреть,
шею может и заклинить.
Рыба разрывает сеть
и поет про синий иней.

Хочешь, расскажу секрет?
Завтра может не случиться.
Но мерцает ближний свет
где-то слева под ключицей.

9.
Нам не нужен, пожалуй, усталый скрипач,
и его недосмех, и его недоплач —
это, собственно, можем и сами.
Говорил нам архангел, что дело — труба.
Пионерская клятва горит на губах,
развевается драное знамя.

Мы так долго и тщетно искали ответ,
под куранты сжирали счастливый билет,
запивая его чем попало.
Да, опять ожидается мрачный прогноз,
но мы пишем тебе, дорогой Дед Мороз, —
принеси-ка ты нам одеяло.

Мед из вереска в детстве достался не всем.
Что же в зоне комфорта так много проблем,
не имеющих четких решений?
Бесконечные саги про личностный рост
часового заставят покинуть свой пост
и схватиться за крестик на шее.

В состоянье потока закрылся гештальт,
напевая про темно-вишневую шаль,
наплевав на токсичные вайбы.
Сколько ереси льется из выспренних ртов.
Принимая ее, ты всегда будь готов
к внересурсному снятию скальпа.

Мы скользим по открыткам в изгиб декабря.
На искусственных елях гирлянды горят
и болтаются, как обереги.
Осыпается пленка с заветных кассет.
Скоро старого года не станет совсем.
Вот такая засада, коллеги.

10.
Снег идет какой-то нереальный.
Он идет куда-то не туда.
Оставайся сделанным из стали.
Здесь царит тяжелая вода.

Много тысяч миль от Голливуда,
и пейзажей мутное стекло.
Много лет пытались верить в чудо.
Чудо что-то не произошло.

Ой, мороз-мороз и все такое.
Хочешь петь, да только голос сел.
Здесь — сплошной сюжет для братьев Коэн,
но герой опять остался цел.

Пробуй ботокс, пилинг, виталифтинг.
Оставайся вечно молодым.
Главное теперь — дожить до листьев
и крапивы всякой лебеды.

Обретай подобие нирваны.
Очень скоро свистнет горный рак.
Мы опять порвали два баяна.
Нет, не хоронили — просто так.

Небо хмуро смотрит исподлобья,
разобрать пытаясь, что к чему.
Просто подтверди, что ты не робот,
ты не робот брату своему.

11.
Промчится старый год на ошалелой «скорой»,
мигалками вопя на древнем языке.
Народ уже готов. Ему споет Киркоров
в том самом «Голубом (потухшем) огоньке».

Не будет ничего такого в светлом завтра,
но все-таки оно наступит всей стопой.
Боясь чистовика, в углу рыдает автор,
по шею занесен божественной крупой.

Сюжет излишне прост, язык наивно скуден,
но в целом ничего — читабельно вполне.
Нас подадут к столу на снежно-белом блюде —
во имя всех святых, во славу сатане.

Под чавканье сердец, под звон ножей и вилок
мы будем наблюдать межзвездные бои.
Мир станет вдруг таким застенчивым и милым,
как будто все путем, и все вокруг свои.

Давайте выбирать — солома или сено.
Давайте раздавать Абхазию и Крым.
Мы трезвые вполне. Вот полотенце, Гена.
Не уходи, постой. Давай поговорим.

Сегодня, так и быть, никто не станет старым,
а, если повезет, останется живым,
ведь в небеса опять возносится петарда,
оставив нас вдыхать прозрачный едкий дым.

12.
Сколько лет и сколько зим —
мы давно со счета сбились.
Покосился яркий нимб.
Затупился острый стилус.

Напиши-ка мне о том,
что не передать иначе.
Остается за бортом
все, что в трюмах не запрячешь.

Мы слегка на поводке
и немножечко на шлейке.
Не плати ночной тоске:
утром ей цена — копейка.

Слишком длинный был Прокруст
и для ложа непригодный.
Раздается смачный хруст.
Неживой, зато свободный.

Возглавляют хит-парад
безголосые кликуши.
Все у нас идет на лад.
Сахар — в чае, весла — сушим.

Тишина сидит внутри.
Снег оберегает злаки.
Погасили фонари.
Остаемся в полумраке.

13.
Зажигаются в праздничной хмари огни.
Мы ныряем в толпу, оставаясь одни, —
это, знаете, тоже искусство.
Не зовет нас в ковчег зазвездившийся Ной.
Ничего — потихоньку плывем стороной,
подключая прививочный бустер.

Мы ныряем в зевки переходов метро,
андрогинные бесы стучат под ребро,
зазывая куда-то в тик-токи.
Магнетический взгляд, устремленный вперед,
нас проводит сквозь холод, проводит сквозь лед,
преподносит простые уроки.

Сон навеян гранатом и сонмами пчел,
но Дали говорит, что он здесь ни при чем, —
виноваты ночные кошмары.
Головой пробивая небесную твердь,
к нам нисходит ужасно нелепая смерть —
почему-то в обличии барда.

Мы настолько привыкли к терновым кустам,
что какие там знаки и горный хрусталь —
лишь бы утро скорее настало.
А все эти изыски и постмодернизм —
только средство уж слишком себя не винить,
закрывая плотнее забрало.

Погрязаем в плетенье словесных узлов,
призываем простым заклинаньем тепло,
отсыпая друг другу по блату.
Не спросив, ожидают его или нет,
через крыши шагает угрюмый рассвет…
И, похоже, все снова в порядке.

Октябрь — декабрь 2021 г.