Следую своим курсом

         
Надраенной рындой горит заря,  ветер свистит кнутом, стылой Атлантики серая рябь бесится за бортом. Эсминец  мой топчется по волне, как в лавке посудной слон, течение встречное - охренеть, не меньше пяти узлов. С натугою возмещая урон, лопасти воду рвут, на самом полном идём в район с точкою рандеву.
В эфире сквозь треск и помех вой о помощи слышен крик, в трёх милях к северу рвут конвой охотники Кригсмарин. Черной торпеды белёсый след, взрывом корёжит сталь, кренит с пробоиной в левой скуле транспорт "Континенталь". Пламя слепит в оккуляры линз, копоть и дым стеной, необходимый фронту ленд-лиз скоро пойдет на дно.
 Меру ущерба - фирмы статут может свести на нет, но экипаж, что сейчас борту, он по какой цене? Скольким в раю заказали бронь, чьим матерям рыдать, тех, кто проскочит через огонь, ждёт ледяная вода. Режет глаза удушающий смог, глушит сирены звук, за борт летит любое дермо, что держится на плаву. Шлюпки, жилеты, доски, столы, крышка от рундука , во всё, что хоть как-то могло бы плыть, вцепилась чья-то рука.
  Пробоиной воду хватая взахлёб, но стойко борясь за жизнь, транспорт нехотя набок лёг, винт гребной обнажив. Судно медленно  шло ко дну, но кто-то не бросил пост, прожектор каждые пару минут сигнал подавал SOS. Вот гребень волны лееров достиг, приподнялась корма... Придите же наши души спасти, скорее же, вашу мать!
Ветра порывы толкают в грудь, рвут дождевик зло, смотрит в рассветную серую муть цейсовское стекло. Где-то, кабельтовых в пяти, тускло фонарь мерцал, на паре бочек связанных встык, щуплый матрос-пацан. Кутаясь в мешковатый бушлат, с чужого видать плеча, и веря, что это помощь пришла, беззвучно в рассвет кричал.
 Русые волосы, чуть курнос, тихий сорвался мат. Какой  тут к дьяволу Иллинойс! Чистая Кострома.  Как говорит вестовой  матрос - "пердимонокль судьбы"!  Но был бы индеец, негр, эскимос... что полегчало бы? Смог обойтись меньшинством жертв - большего не проси.Только вот штатное это клише - совести не элексир.
  С открытого непогоде крыла в сумрак рубки зашёл, скинул на вешалку плащ-реглан, отстегнув капюшон.Выдал беззвучный парнишки крик, адреналина вброс, сердце ударами изнутри морзянкой лупило SOS. Радиста с помошником долгий взгляд сжигает горнилом глаз, но только я командир корабля и  у меня приказ. Взял со стола судовой журнал, склонился над ним незрим. - Ответьте на бедствия их сигнал - "Следую курсом своим".
  Тапочки, кожаный старый диван, клонит чуть-чуть ко сну, рядом стихи про гусей караван  зубрит монотонно внук. С портрета глядит офицер-сын формой морскою горд, подаренные  судовые часы... Отставки четвёртый год. Ношею лет - ломота в плечах, сердце шалит слегка, влита украдкой в вечерний чай стопочка коньяка. Память загадочна и странна, сей вывод отнюдь не нов, сколько с собой принесла война, а помнится лишь одно.
Зимней Атлантики серая стыль , бешеный волн пляс, и паренёк на  бочках пустых о помощи молит нас. Он каждую ночь приходит в мой сон, который уже год, и чувствую я, как верует он, в то, что спасут его. В попытке тщетной ему помочь, почти что схожу с ума, но каждый раз провожает ночь, руки безнадёжный взмах.
У скрытых от посторонних глаз в шкафу образков-икон, безмолвно прошу в предрассветный час, пусть будет спасён он.  Цветная обёртка надежд пустых, чему суждено - быть!  Хоть вывернись наизнанку ты, не избежать судьбы. И в тот лишь момент осознаешь суть и взглянешь за горизонт, когда созовёт всех на Страшный Суд, архангела трубный зов.
 И  вымолвит, может, Господь тогда, после дознаний-бесед.  - Попытку вторую тебе я дам, ибо я милосерд!  Усмешкою грустною выгнув бровь, поправку в контекст внесёт. -Помни, дарю тебе шанс второй, чтоб мог ты исправить всё. И снизойдёт тогда  благодать, всем тем, кто душой томим...
- Судну тонущему передать - " Следую курсом своим".