И нет конца, но и повтора нет -
есть едкий тёмный дым костров осенних.
Чем дальше в лес - тем больше нянек, но
и меньше глаз. Закон суров и точен.
Боль, отлетевшая от отлетавших птиц,
летит снежинками и льнёт, и жмётся к телу,
и давит не на грудь, а из груди
выдавливает сиплое дыханье.
Как будто кто позволил умирать,
и стала смерть заглядывать почаще.
Казалось бы - что спорить с колесом?
Но как они посмели отвернуться,
и, ноги к подбородку подтянув,
укутаться уютно в белый саван
и умереть, не объявив войны?
Я думаю, душа уходит вверх,
как дым уходит из сырого древа
по осени: он ест глаза. Ты плачешь,
аж веки судорогой сводит - так душа
над телом воскуряется подолгу
и тоже не щадит ни глаз, ни слёз.
Но ветер травный где-то на востоке
уже родился и летит сюда -
развеять дым и смерть попрать. Не бойся.
Я захожу с мороза в тёплый храм,
встаю в углу и боженьку знакомлю
со всей своей ушедшею семьёй.
И здешняя инспектор по свечам
через плечо заглядывает строго,
и говорит мне думать головой
и не мешать крещёных с нехристью в молитве.
Два воина, два деда - кровь одна,
пролитая за Тулу и Варшаву -
теперь моя. Неужто отделить
от воинства святого по нацквоте -
Рахмата от Ивана? Я кладу
тихонько карандаш, сжимаю чётки
и молча ухожу. И знаю, Он
без нас - сопливых - так настроит солнце,
чтобы оно светило и без нас,
и чтобы каждому и до, и после жизни
хватило памяти и чуточку тоски.
И знаю, что Он как-нибудь без нас -
без списков разберётся, кто куда.
___
Фото: Летичівська селищна об'єднана територіальна громада