По шкале стихописания поэт Вадим Халупович – ленинградец. Эта мягкость, лирический, человеколюбивый настрой чувствуется в каждом стихотворении:
***
Глаза закрою и останусь
С самим собой наедине,
Как путник на одной из станций
В чужой, неведомой стране.
Там узенькая речка блещет
Плескучим рыбьим серебром,
Там сердце бедное трепещет,
Там в небесах гуляет гром.
И пахнет сыростью от тучи,
Что грезит стать речной водой,
Там я на мостике, везучий,
Стою весёлый, молодой,
Там, словно не прошло полвека,
Которые вернуть нельзя...
Не беспокойте человека,
Пусть посидит, закрыв глаза.
Поэт Вадим Абрамович Халупович - коренной ленинградец, родился 12 апреля 1932 года.
По воспоминаниям Вадима Абрамовича о своём начале жизненного пути:
«В пять лет я с мамой в 37 году загремел, как сын врага народа, в ссылку, на Урал, а отец на Колыму где и сгинул в 42-ом, в возрасте 36 лет.
В 44-ом вернулись на станцию Сиверскую, 70 км. от Ленинграда (в Питер не пустили).
Родителей реабилитировали в 1956ом, отца – посмертно.
Памяти отца поэт написал проникновенное стихотворение:
«Памяти отца»
Опять лучины свет неверный
Бревенчатый осветит дом.
И тот внезапно стукнет в дверь нам,
Кого мы понапрасну ждём,
Кого давно на свете нету,
Кто в мерзлоте колымской спит,
Виновных не призвав к ответу,
Их «добротой» по горло сыт.
Он, изморозью опушенный,
Войдёт, укутанный в мороз,
Надеждой нашей воскрешённый,
Из маминых возникший слёз.
Он молча сядет с нею рядом,
Чтоб душу живу отогреть.
Не отрываясь, вечным взглядом
Мне суждено на них смотреть.
От вербовки в НКВД мама в 1946 году (и я естественно) бежали в Ригу, где я окончил школу и потом, живя в общежитии, в Ленинграде, окончил ЛИИЖТ им. В.Н. Образцова, на инженера-теплоэнергетика.
По распределению в Чувашии, в 1954-1957 работал дежурным инженером электростанции.
.
В Чувашии начал печататься, первые стихи были опубликованы в 1952 году в газете «Советская Латвия» и журнале «Юность» С 1957 года – в Ленинграде, сотрудник Центрального теплотурбиного института им. И.И.Ползунова – НИИ, инженером, руководителем группы, старшим научным сотрудником. Защитил, степень кандидата технических наук.
В 1959 году в Чувашии вышла первая книга «Двери в рассвет».
Помог поэт-фронтовик Сергей Орлов.
Потом было ЛИТО Глеба Семёнова, в где в молодые годы Вадим Абрамович прошёл хорошую поэтическую школу, где были начинающие поэты Татьяна Галушко, Нонна Семёнова, Олег Тарутин и Леонид Агеев, Герман Плисецкий и Галя Гампер.
Это общение, по выражению Вадима Халуповича, «изменило меня, выпрямило и стимулировало».
Глеб Сергеевич Семёнов (1918 – 1982), русский поэт, переводчик, химик, руководитель литературных объединений молодых писателей Ленинграда.
ЛИТО Глеба Семёнова, посещали очень молодые люди, которые ещё только нащупывали свои слова, искали свой голос и темы для письма.
Многие впоследствии стали важными людьми для литературы: Игорь Масленников, Борис Геллер, Александр Городницкий, Глеб Горбовский, Андрей Битов, Александр Кушнер, Яков Гордин, Нонна Слепакова, Галина Гампер и другие.
Как подвижник, Глеб Семёнов преподавал и собирал литературные студии большую часть своей жизни, он начал вести ЛИТО в уже тревожном 1939 году, затем была блокада и эвакуация.
К счастью, занятия в ЛИТО смогли возобновиться в 1946 году во Дворце пионеров (Аничков дворец).
Позже ЛИТО собирались при Горном и Политехническом институте, во Дворце культуры имени Первой пятилетки.
Как поэт, несомненно, Вадим Халупович состоялся в Ленинграде, пройдя, хорошую поэтическую школу ЛИТО Глеба Семёнова.
***
Пришла пора учиться просто жить,
Не примерять одежду не по росту,
Мгновеньем жизни каждым дорожить,
Жить просто.
Простым желаньем наступил черёд:
Проснуться утром, радуясь рассвету,
Никто тебя не требует к ответу,
Покуда смерть к себе не заберёт.
Коричневый дымится в кружке чай.
Раскрыта непрочитанная книга.
И торопиться некуда из мига,
В котором очутился невзначай.
В статье литературного критика Татьяны Ивановой «Литература в письменных столах», опубликованной в газете «Книжное обозрение» №28 от 8 июля 1988 года, говорится:
«В Ленинграде живёт Вадим Халупович – поэт. Кандидат технических наук. Это имя постоянно держится в моей памяти: когда где-то появляются стих Халуповича, я непременно читаю их.
Это хороший поэт. Но вот у меня в руках оказалось несколько его нигде не опубликованных стихотворений. Да разве я знала, что это такой поэт?»:
***
Сегодня ветер буйствовал опять,
Пытался вырвать из земли деревья,
Стучался в окна и мешал нам спать,
И, как собака, выл у нас под дверью,
И словно ветер, мы с ума сошли –
В нас клокотала ветра воля злая,
Мы вздорили, мы все мосты сожгли,
Как ветер, руша всё и разрывая…
А утром мы воскресли. Ветер стих.
Молчали мы, разгром обозревая.
А у меня в душе рождался стих –
Связующая время нить живая.
Вадим Абрамович Халупович член СП СССР с 1968 года.
Автор книг стихов:
«Дверь в рассвет» - Чебоксары, 1959, «И нет мне отпуска» -Ленинград,1968, «Зимний полдень»- Ленинград,1974, «Урочный час» - Ленинград, 1981, «Ответственность» -Ленинград, 1986,«Течение лет» -Ленинград,1990, «Седьмая книга» -Тель-Авив, 1994, «Из далёкого города» - Санкт-Петербург,1999, «Пристальное зрение»- Иерусалим,1998, «Поколение пустыни»- Иерусалим, 2001,
«Остановиться-оглядеться» - Иерусалим, 2006, «Пылинка на ветру» - Иерусалим, 2013.
Печатал свои стихи Вадим Халупович в журналах и альманахах «22», «Роза ветров» Израиль, «Родная речь» Германия, «Время и место» США, «Звезда», «Нева, «Новый мир» , «Москва», «Юность», «Аврора», «Слово писателя» Израиль,, «Ариэль», «День поэзии »1985, альманах «Молодой Ленинград», сборник «Петербург юбилейный» 2003 год.
Судьба сложилась так, что в 1992 году, поэт Вадим Халупович был вынужден уехать на постоянное место жительство в Израиль.
В Ленинграде, как известно, русская ультраправая антисемитская монархическая организация «Память» Дмитрия Васильева (1945-2003), после развала СССР, бросали листовки с угрозами в почтовые ящики, грозились погромами, создавали атмосферу вражды и ненависти, травмировали унижением психику еврейских детей, даже в стенах школ.
После отъезда в Израиль, у Вадима Халуповича, связи с литературной жизнью Ленинграда не прервались.
По- прежнему он состоит членом Союза писателей Санкт-Петербурга, регулярно печатается в журнале «Нева».
Эмигрировав в Израиль в 1992 году, живёт в Хайфе.
В общинном Доме города Хайфа ведёт занятие «Литературной гостиной». Член СП Израиля с 1992 года и Международного ПЭН-клуба.
Вадим Халупович, полюбил этот благословенный край, маленький и, в тоже время большой, с его прекрасной природой, людьми, которым он посвятил немало строк.
Вадим Абрамович понимает, чтобы стать полноценным хозяином страны, нужно, как и Моисею с евреями, «нам сорок лет по ней ходить».
***
Я вернулся в Сион. Пролетели две тысячи лет
С той поры, как мой пращур был вытеснен
Римом отсюда.
Кто, скажите, он был? – Земледелец?
Торговец? Поэт,
Сочинявший пиюты* в честь Бога для бедного люда?
И какая, в скитаньях любила его Суламифь,
Чтоб сквозь двадцать веков связь времён
ни на миг не прервалась?
Сколько в землю легло, Тору в сердце своём сохранив,
Чтобы мама моя перед Богом еврейкой осталась?..
Я вернулся в Сион. Я на предков своих не похож,
Ибо двадцать веков отложились в моих хромосомах.
Я прошёл через страх, сквозь огонь,
я презрел свою дрожь
И хочу верить в то, что теперь наконец-то я дома.
Что еврейская кровь закалилась в прошедших веках,
Что на этой земле мы отныне не вытерпим срама.
Мы отныне и присно оружие держим в руках,
Чтобы был нерушим дом Ицхака и Авраама.
*пиюты – литургические стихи.
С болью, в душе, Вадим Халупович, написал выстраданные строки о своём народе, увиденные им во время выборов, в Израиле:
«Мы недружно живём. В голове балаган.
В нашем доме еврейском друг друга не любим.
Это на руку нашим извечным врагам,
Целых двадцать веков мы себя этим губим».
Как истинный поэт, прошедший школу поэтического творчества в Ленинграде, Вадим Абрамович Халупович, по культуре, по духу, соответствует многим замечательным поэтам города на Неве, что наглядно ощущаешь, читая его стихотворения.
Пожелаем уважаемому Вадиму Абрамовичу надёжного здоровья и творческого озарения, на радость почитателям его поэтических произведений!
Из поэтического наследия Вадима Халуповича.
«Новогодний тост»
А в городе, где я родился,
Морозно. Минус десять. Снег.
Замёрзли корабли у пирса.
В домах горит весёлый свет.
Копыта вздыбив над Невою
Застыл Петра безумный конь.
И пахнет новым годом хвоя.
Над рострами* горит огонь.
Друзья мои собрались вместе
И пьют вот в этот самый час
За жизнь, за сохраненье Чести.
А ночь соединяет нас.
Я тоже пью за город Питер,
В котором, жизнь прошла моя.
Пять лет назад я слёзы вытер,
Уехал в дальние края.
Сменив коней на переправе,
В еврейской солнечной стране
Я пью за город мой в оправе
Снегов, здесь недоступных мне.
*Отдельно стоящая колонна украшенная носами кораблей (рострами)
31.12. 1996. 23. 00 Хайфа.
***
Двадцатого числа случился дождь.
В Израиле в июне это чудо.
Природа, ощутив оргазма дрожь,
Недоумённо думала «Откуда?»
«С неба! – ей молча отвечает Бог, -
Чтоб всеми ненавидимый Израиль,
Хоть на мгновенье отдышаться мог
От злобных игр, в которые играет
Который век немилосердный мир,
Которому Израиль – это тир.
И мир не может скрыть недоумений,
Что мы не безответные мишени…
2010 год.
***
…Poetry
makes nothing
happen…
«Поэзия последствий не имеет…?»
Стихи прочтя, никто не станет лучше?
Она в бесплодном поле семя сеет?
И никого и ничему не учит? –
Но отчего губам читать приятно?
Но отчего ушам приятно слушать?
Слова, звучащие интимно и приватно,
Необъяснимо западают в душу.
О чём они молчат и что пророчат?
И отчего в душе тревоги запах?
И глаз никак не оторвёшь от строчек,
И слёз никак не удержать внезапных.
И, кажется, бег время ускоряет,
И свежестью необъяснимо веет…
Но кто-то, заблуждаясь, повторяет:
«Поэзия последствий не имеет…»
«Памяти поэта Льва Друскина».
Свет солнца не померк, и космос ледяной
Не содрогнулся, нет – а лишь вздохнул устало.
Ещё один поэт в мир перешёл иной,
Ещё одна душа терзаться перестала.
На лётном поле он оставлен нами был
И всё-таки взлетел в коляске инвалидной,
Безумная страна, которую любил,
Отторгнула его, и было ей не стыдно…
Ложится белый снег на стылые поля,
На крыши городов и деревень в разрухе,
На чернь озёр и рек, и «мать – сыра земля»
Не помнит, как скорбят, об умерших в разлуке.
27.11.1990.
Ленинградский поэт, инвалид-колясочник Лев Друскин, (08.02. 1921. Ленинград – 26.11. 1990. Тюбинген), в 1980 году был выдворен КГБ из России, в ФРГ.
***
Как бы не растерять это русское чудо глаголов,
Это чудо приставок, предлогов и чудо корней,
Падежей, без которых в нашей речи так пусто и голо,
И значения слов, без которых душе холодней.
Угодило родиться в стране, где не первым был сортом,
Где тебе поминали не раз об изъяне таком,
Но российскую речь, как наследство своё, приобрёл ты
С первым криком на свете
И с воздуха первым глотком.
И в стране своих предков, ивритом своим озабочен,
Изучая его, как бы нам в суете не забыть,
Что есть кроме «эйнаим» прекрасное русское «очи»
И что для «леэхов» есть на русском аналог – «любить».
02.11.1994.
***
Моя мать и отец в эту горькую землю зарыты.
Мои бабушки с дедом на этой земле сожжены.
Казаками Хмельницкого здесь мои предки забиты.
И Владимиром пращуры были на нет сведены.
Мне Татищев открыл в словаре своём, словом старинным,
Как изгнали нас в Польшу, а после вернули опять.
Нам пахать лишь однажды дозволил указ «Катарины»,
Чтоб два века потом всё, что можно, пытаться отнять.
Слуги бога-еврея «анафему» в церкви трубили,
Онемеченный царь нас чертою оседлости гнул.
Балагулы, сапожники, мы эту землю любили,
За неё шли на смерть, если враг на неё посягнул…
Здесь на этой земле я евреем родился однажды.
За моею спиной здесь не меньше, чем десять веков.
Я на этой земле за неё и радею, и стражду,
За неё в нашем веке и горя хватил, и оков.
Как молитву шепчу её схожее с росами имя.
Чтоб родила она! Чтоб метели над ней не мели!
Ну, а те, что считают на этой земле нас чужими,
Может, сами лишь пасынки этой нежадной земли?
1987 год.
«Белый котёнок»
Белый котёнок приходит к обеду,
Белый котёнок заводит беседу,
Тоненько «мяу» своё говорит,
Словно за невниманье корит.
Я ему бросил кусочек колбаски.
Жадно сверкнули зелёные глазки.
Белый котёнок колбаску схватил
И проглотил.
Снова он глаз от меня не отводит,
Снова он жалобно «мяу» заводит,
Кротко, внимательно смотрит мне в рот…
Я ему бросил весь бутерброд.
Он колбасу с бутерброда хватает,
Он колбасу с бутерброда глотает,
Масло шершавым слизал язычком –
И сделал вид, что со мной не знаком.
И сделал вид, что ему я не нужен,
Так как не скоро ещё будет ужин.
Жгучий ко мне потеряв интерес,
Временно белый котёнок исчез.
***
Жизнь – пылинка на ветру,
Ветер дунул – улетела,
Без души осталось тело.
Солнце встанет поутру,
Ветер с неба возвратится.
Запахом весны дыша
Невидимкою душа
Прилетит, чтобы простится,
Чтобы близким отпустить
Непосильность их утраты,
Ведь они не виновата,
Ей их не за что простить.
Слёзы пусть свои утрут.
Им осталось много дела…
Жизнь – пылинка на ветру,
Ветер дунул – улетела.
***
Отвернусь я к стене и останусь один во вселенной
Со своею отдельной, назначенной свыше судьбой.
Подтяну я к груди, как у мамы в утробе, колени,
Но не сразу усну, совершая свой суд над собой.
Просквозят сквозь меня тщетно мною прожитые годы
И любимые женщины, мной недовольны пройдут,
И холодные Невские или Летейские воды
Приговор в исполнение, в сон мой придя, приведут.
Утром я поднимусь… Нет, не я, а моя оболочка.
Я на скользких волнах в неизвестность, качаясь, плыву.
Будет всё как всегда, и никто не почувствует то, что
Оболочка моя, а не я в этом мире живу.
Не жалейте меня. Сам себе приговор я назначил.
Ночь придёт и опять, как вчера, я к стене отвернусь.
Дорогие мои, если я для вас что-нибудь значил,
Я стихами своими ещё, может быть, к вам вернусь.
***
Всю ночь шёл дождь. Нежданный, благодатный.
Июльский дождь – в четыре года раз.
Летели капли вниз, как рать на подвиг ратный.
Всю ночь шёл дождь, преображая нас.
Преображая всё – траву, кусты и землю.
Преображая всё – и жизнь, и небеса.
Казалось, капли смерть свою приемлют
Затем, чтоб я под шум дождя писал.
О том, что жизнь как этот дождь июльский,
Внезапна, жертвенна и … коротка,
И упоительна, пока… (Не богохульствуй!)
Пока перо в руке, пока тверда рука.
12.07.1995 год.
***
Мне каждый стих, как стих последний.
Мне всё в нём нужно досказать.
И жаль, что он не может, бедный,
Всё необъятное объять:
Востока знойную погоду,
Природы буйной благодать,
Души последнюю свободу
И безъязыкости печать,
И сердца с разумом боренье,
И муки предков на кострах,
И жизни пристальное зренье,
И смерти суеверный страх.
***
Строка является всё реже
И вдохновения восторг…
Не говори, что мы всё те же –
Нас изменил уже Восток:
Его бездумная беспечность
И влажная его жара,
И равнодушная сердечность,
И злоба с кончика пера,
Торы космические тайны,
Корана вечная вражда…
Здесь жизнь и смерть всегда случайны,
И не случайна лишь нужда.
Кровь медленней течёт по жилам,
Как ритм неровных этих строк.
Но мы с тобой сегодня живы,
И значит, нам не вышел срок.
12. 06.1996 год.
"Суббота"
Суббота. Тишина. Евреи в синагоге.
Жестоковыйный люд в гостях у божества.
Печаль твоя смешна, как милосердность в Боге.
Не вспоминай галут. С ним нет уже родства.
Спит на дороге пёс. Блюдёт автолюбитель
Святой завет Торы - не ездить в этот день.
Как это всё сошлось, что ты - сторонний зритель,
А правила игры не хочешь да надень?!
И эти чудеса тебя не огорчают -
Голодных кошек нрав и стоны голубей...
Безмолвны небеса. Они не обличают.
Кто прав и кто не прав, не ясно, хоть убей!
***
Земля обетованная везде –
В Израиле, в России, на звезде,
Ты только Божьи исполняй заветы,
Ты только будь ей честный, верный сын
Под пальмами или среди осин
Всю жизнь, вплоть до последней речки Леты.